Я посмотрел вниз, на медленно рассасывающуюся толпу, и ответил Темпи вежливым недоверием.
— Что же, я должен был оставить при себе меч, когда она была безоружна?
— Да! — полное согласие. — Она же впятеро более сильный боец, чем ты! Если бы ты оставил меч, у тебя, может, и был бы шанс.
— Темпи прав, — раздался у меня за спиной голос Шехин. — Летани требует знать своего врага. Если уж бой неизбежен, разумный боец пользуется любым преимуществом.
Я обернулся и увидел, как она спускается по тропе. Рядом с ней шла Пенте.
Я сделал жест "вежливая уверенность".
— Если бы я оставил меч и победил, Карсерет оказалась бы в дураках, а ко мне люди стали бы испытывать неприязнь за то, что я получил ранг, которого не заслуживал. А если бы я оставил меч и проиграл, это было бы унизительно. Так или иначе, это отразилось бы на мне дурно.
Я обвел глазами Шехин и Темпи.
— Я прав или ошибаюсь?
— Ты не ошибаешься, — сказала Шехин. — Но и Темпи не ошибается.
— Всегда следует стремиться к победе, — сказал Темпи. Твердо.
Шехин обернулась к нему.
— Главное — успех, — сказала она. — Для того чтобы преуспеть, победа нужна не всегда.
Темпи жестом изъявил "почтительное несогласие" и открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Пенте перебила его:
— Квоут, ты не поранился во время падения?
— Не особенно, — сказал я, осторожно поведя плечами. — Так, наверно, несколько синяков.
— А у тебя есть, что к ним приложить?
Я покачал головой.
Пенте шагнула вперед и взяла меня под руку.
— У меня дома все есть. Пусть эти двое стоят и рассуждают о летани. Нужно же кому-то позаботиться о твоих ушибах!
Она держала меня под руку левой рукой, и оттого ее слова получились странно безэмоциональными.
— Да, конечно, — сказала Шехин, помедлив, и Темпи поспешно выразил согласие. Однако Пенте уже решительно вела меня вниз.
Мы прошли метров триста. Пенте легонько придерживала меня за руку.
Наконец она заговорила на атуранском, со свойственным ей слабым акцентом:
— Ты действительно так сильно ушибся, что тебе требуется мазь?
— Вообще-то нет, — признался я.
— Я так и думала, — сказала она. — Но после того, как я проиграла бой, мне обычно не нравится, когда мне объясняют, как именно я его проиграла.
И она улыбнулась мне чуть заметной, заговорщицкой улыбкой.
Я улыбнулся в ответ.
Мы шли дальше. Пенте все держала меня под руку, незаметно направляя нас — сначала через рощу, потом вверх по крутой тропе, высеченной в склоне небольшого утеса. И вот наконец мы пришли в уединенную лощину, выстеленную ковром цветущих в траве макоцветов. Их распущенные кроваво-алые лепестки были почти того же цвета, что наемничьи одежды Пенте.
— Вашет мне говорила, что у вас, варваров, с сексом связаны какие-то странные ритуалы, — сказала Пенте. — Она мне говорила, что, если я хочу с тобой переспать, надо тебя привести к каким-нибудь цветам.
Она широким жестом указала на лощину.
— Вот это лучшие, какие можно найти в эту пору.
И выжидательно посмотрела на меня.
— Ага, — сказал я. — Я думаю, Вашет решила подшутить над тобой. А может, надо мной.
Пенте нахмурилась, и я поспешно продолжил:
— Но у варваров действительно множество ритуалов, предшествующих сексу. У нас там все несколько сложнее.
Пенте ответила угрюмым раздражением.
— Меня это не удивляет, — сказала она. — Про варваров рассказывают много всякого. Отчасти ради наставления, чтобы я могла себя правильно вести там, у вас.
Однако, кривая усмешка.
— Но поскольку я там еще не бывала, иногда мне нарочно рассказывают небылицы, чтобы меня подразнить.
— И что же такого рассказывают? — спросил я, вспоминая все, что слышал об адемах и летани до того, как повстречался с Темпи.
Она пожала плечами, выразила легкое смущение.
— Да глупости всякие. Говорят, у варваров все мужчины громадные!
Она показала нечто намного выше себя, за два метра ростом.
— Наден рассказывал, что бывал в городе, где варвары варили похлебку из земли. Говорят, варвары никогда не моются. Говорят, варвары пьют свою собственную мочу, потому что верят, будто это позволит им прожить подольше.
Она потрясла головой, рассмеялась и сделала жест "смешно и ужасно".
— То есть вы, значит, мочи не пьете? — медленно переспросил я.
Пенте поперхнулась собственным смехом и уставилась на меня. Ее лицо и руки выражали сложную смесь извинений, смущения, отвращения и недоверия. Смешение эмоций было таким гротескным, что я невольно расхохотался. Она поняла, что я шучу, и заметно успокоилась.
— Да, понимаю, — сказал я. — У нас тоже рассказывают подобные истории об адемах.
Глаза у нее вспыхнули.
— Ой, расскажи! Я же тебе рассказала. Иначе нечестно!
Я вспомнил, как отреагировал Темпи, когда я рассказал ему про костер из слов и про летани, и решил поделиться чем-нибудь другим.
— Говорят, что те, кто облачается в алое, никогда не занимаются сексом. Говорят, вы сберегаете эти силы и влагаете их в свой кетан. Потому-то вы и становитесь такими могучими бойцами.
Пенте хохотала до упаду.
— Ну, будь это так, я бы никогда не дошла до третьего камня! — сказала она. Кривая усмешка. — Если бы я сражалась только благодаря воздержанию, бывали бы дни, когда бы я и кулак стиснуть не сумела!
Когда я это услышал, пульс у меня несколько участился.
— Но тем не менее, — продолжала она, — я понимаю, откуда взялась эта байка. Они, верно, думают, что мы не занимаемся сексом, потому что никто из адемов не ляжет с варваром.
— А-а, — сказал я, несколько разочарованный. — Зачем же ты тогда привела меня к цветам?
— Но ты же теперь принадлежишь Адемре, — непринужденно ответила она. — Думаю, теперь с тобой многие захотят сблизиться. Ты хорош собой, и всякой любопытно, каков твой гнев.
Пенте помолчала и многозначительно взглянула вниз.
— Или ты чем болен?
Я залился краской.
— Что? Нет! Нет, конечно!
— Ты уверен?
— Да я в медике учился! — сказал я довольно натянуто. — Это величайшая медицинская школа в мире. Я знаю все о заразных болезнях, о том, как их распознать и как от них лечить.
Пенте смерила меня скептическим взглядом.
— Да я не про тебя лично. Но все же знают, что варвары очень часто цепляют всякую заразу во время секса.
Я покачал головой.
— Это просто очередные дурацкие басни. Уверяю тебя, варвары болеют не чаще адемов. На самом деле, думаю, что и реже.
Она покачала головой. Взгляд у нее был серьезный.
— Нет. Тут ты ошибаешься. Вот как ты думаешь: из сотни варваров сколько больны такими болезнями?
Эту статистику я отлично знал по медике.
— Из каждой сотни? Человек пять. Разумеется, среди тех, кто работает в борделях или посещает подобные заведения, больных больше.
На лице Пенте отразилось неприкрытое отвращение. Она содрогнулась.
— А из сотни адемов — ни одного! — твердо сказала она. Абсолютно.
— Да ладно тебе! — я поднял руку и сложил пальцы в кружок. — Ни одного?
— Ни одного! — повторила она с мрачной убежденностью. — Этим можно заразиться только от варвара, и всех, кто отправляется в странствия, об этом предупреждают.
— Ну а если ты заразишься от другого адема, который был недостаточно осторожен во время странствий? — спросил я.
Сердцевидное личико Пенте помрачнело, ноздри у нее раздулись.
— От одного из своих? — Сильный гнев. — Если я заражусь от кого-то из Адемре, я буду в ярости! Я стану вопить о том, что он сотворил, с вершины утеса! Я устрою ему такую мучительную жизнь, как сломанная кость!
Она изобразила отвращение, отряхнув подол рубахи первым движением из адемского языка жестов, которое я узнал от Темпи.
— А потом я отправлюсь в долгий путь за горы, в Таль, чтобы меня там вылечили. Даже если это путешествие займет целых два года и не принесет денег школе. И никто обо мне за это плохо не подумает.