Позади чей-то голос спросил по-адемски:

— И что ты думаешь о нашей стене?

Обернувшись, я увидел немолодую женщину со светло-серыми глазами, характерными для адемов. Лицо ее было бесстрастно, однако черты выглядели добрыми, материнскими. На ней был желтый шерстяной колпак, натянутый на уши. Колпак был грубой вязки, и торчащие из-под него рыжеватые волосы начинали седеть. После долгого путешествия в обществе Темпи странно было видеть адема без меча и обтягивающей красной одежды наемника. Женщина была одета в свободную белую рубаху и холщовые штаны.

— Не правда ли, наша стена — завораживающее зрелище? — спросила она, сделав рукой жесты "мягкая усмешка" и "любопытство". — И что ты о ней думаешь?

— По-моему, она прекрасна, — ответил я по-адемски, на мгновение взглянув ей в глаза и тут же отведя взгляд в сторону.

Ее рука склонилась в незнакомом жесте.

— Прекрасна?

Я чуть заметно пожал плечами.

— Простым, функциональным вещам присуща своя, особая красота.

— Может быть, ты неправильно выбрал слово, — сказала она. Сдержанное извинение. — Красота — это цветок, женщина, драгоценный камень. Быть может, ты хотел сказать "полезна". Стена полезна.

— Полезна, но в то же время и прекрасна.

— Быть может, вещь обретает красоту, когда ее используют.

— Быть может, вещь используют в зависимости от того, насколько она красива, — возразил я, гадая, что это: адемский аналог светской беседы? Если да, то, конечно, это лучше, чем унылые сплетни при дворе маэра.

— А как насчет моей шапки? — спросила она, коснувшись своего колпака. — Она тоже прекрасна, потому что ее используют?

Колпак был связан из толстой домашней пряжи и выкрашен в ярко-рыжий цвет. Он был слегка перекошен, и стежки местами были неровные.

— Ну, она, кажется, очень теплая, — уклончиво ответил я.

Она сделала жест "легкая усмешка", и в глазах ее промелькнул смешок.

— Так и есть, — сказала она. — И для меня это прекрасная шапка, потому что ее связала мне дочь моей дочери.

— А-а, тогда она и впрямь прекрасная.

Согласие.

Женщина сделала жест, означающий улыбку. Руку она держала немного под другим углом, чем Темпи, и я счел это за теплую материнскую улыбку. Сохраняя невозмутимое выражение лица, я сделал улыбку в ответ, изо всех сил стараясь, чтобы мой жест выглядел одновременно теплым и любезным.

— Ты хорошо говоришь для варвара, — сказала она и стиснула мои руки дружеским жестом. — У нас редко бывают гости, особенно такие учтивые. Идем со мной, я покажу тебе красоту, и мы с тобой поговорим о том, какая в ней может быть польза.

Я опустил глаза. Сожаление.

— Не могу. Я жду.

— Того, кто внутри?

Я кивнул.

— Ну, если он ушел туда, подозреваю, ждать тебе придется долго. И он, скорее, будет доволен, если ты пойдешь со мной. Пожалуй, я буду все-таки позанятней стенки.

Старуха вскинула руку, привлекая внимание парнишки. Он подбежал и выжидательно уставился на нее, мимоходом бросив взгляд на мои волосы.

Она сделала несколько жестов, обращаясь к мальчику, но я понял только тихо.

— Скажи тем, кто внутри, что я взяла этого человека прогуляться, чтобы он не стоял один на ветру. Скоро я его верну.

Она ткнула пальцем в мой футляр с лютней, в дорожную сумку и в меч у меня на боку.

— Отдай их мальчику, он отнесет их внутрь.

И, не дожидаясь моего ответа, потащила сумку у меня с плеча. Я не сумел придумать, как аккуратно отвязаться от нее, не показавшись чудовищно неучтивым. Все культуры разные, но одно верно для любой из них: нет лучшего способа оскорбить местных, чем отказаться от предложенного гостеприимства.

Парнишка утащил мои пожитки, а старуха взяла меня за руку и повела прочь. Я не без удовольствия повиновался ей. Мы шли молча, пока перед нами внезапно не открылась глубокая долина. Долина была зеленая, по дну бежал поток, а склоны защищали ее от непрерывно дующего ветра.

— Что ты скажешь на это? — спросила она, указывая на скрытую долину.

— Она похожа на Адемре.

Старуха ласково похлопала меня по руке.

— Ты обладаешь даром говорить, не говоря. Среди таких, как ты, это редкость.

Она принялась спускаться в долину, опираясь на мою руку и осторожно ступая по узкой каменистой тропе, вьющейся вниз по склону. Неподалеку я заметил юношу с отарой овец. Он помахал нам, но не окликнул.

Мы спустились на дно долины, где катился по камням белопенный поток. Поток образовывал прозрачные заводи, и в воде мелькали рыбки.

— Ты назовешь это прекрасным? — спросила она, когда мы вдоволь налюбовались пейзажем.

— Да.

— Почему?

Неуверенность.

— Наверно, потому, что все движется…

— А камни не двигались вовсе, однако ты и их назвал красивыми.

Вопрос.

— Камню от природы не свойственно двигаться. Быть может, красота в том, чтобы двигаться соответственно своей природе.

Она кивнула, как если бы ответ ей понравился. Мы продолжали смотреть на воду.

— Ты слышал о латанте? — спросила она.

— Нет, — сожаление. — Но, может быть, я просто не знаю этого слова.

Она повернулась, и мы пошли по дну долины, пока не вышли в более просторное место, которое имело ухоженный вид, как в саду. В центре возвышалось дерево, подобных которому я прежде не встречал.

Мы остановились на краю лужайки.

— Это меч-дерево, — сказала она и сделала незнакомый жест: коснулась щеки тыльной стороной кисти. — Латанта. Скажи, прекрасно ли оно?

Я мельком взглянул на нее. Любопытство.

— Я предпочел бы взглянуть на него поближе.

— Это не дозволено.

Подчеркнуто.

Я кивнул и принялся вглядываться в дерево, насколько мог на таком расстоянии. У него были высокие раскидистые сучья, как у дуба, но листья были широкие, плоские и на ветру описывали странные круги.

— Да, — ответил я некоторое время спустя.

— Почему тебе потребовалось так много времени, чтобы это решить?

— Я обдумывал причину, отчего оно прекрасно, — признался я.

— И?

— Я мог бы сказать, что оно одновременно двигается и не движется согласно своей природе и это делает его прекрасным. Но я думаю, что дело не в этом.

— А в чем?

Я долго смотрел на дерево.

— Не знаю. А как по-твоему, в чем причина?

— Оно просто есть, — сказала она. — Этого довольно.

Я кивнул, чувствуя себя довольно глупо из-за своих тщательно продуманных ответов.

— Тебе известно о кетане? — вдруг спросила она.

Я уже отчасти имел представление, как это важно для адемов. Поэтому я замялся, не желая отвечать прямо. Однако и лгать мне тоже не хотелось.

— Может быть.

Извинение.

Она кивнула.

— Ты осторожен.

— Да. Ты Шехин?

Шехин кивнула.

— Когда ты заподозрил, что я — это я?

— Когда ты спросила про кетан, — ответил я. — А когда ты заподозрила, что мне известно больше, чем следует знать варвару?

— Когда увидела, как ты ставишь ноги.

Снова пауза.

— Шехин, а почему ты не ходишь в красном, как остальные наемники?

Она сделала пару незнакомых жестов.

— Твой наставник не сказал тебе, почему они ходят в красном?

— Мне не пришло в голову спросить, — сказал я, не желая давать понять, будто Темпи пренебрег моим обучением.

— Тогда я спрашиваю у тебя.

Я немного поразмыслил.

— Чтобы враги не увидели их крови?

Одобрение.

— А почему тогда я хожу в белом?

От единственного ответа, который пришел мне в голову, сделалось не по себе.

— Потому что ты не проливаешь крови?

Она слегка кивнула.

— И еще потому, что, если враг прольет мою кровь, вид моей крови будет его законной наградой.

Меня охватила тревога, но я изо всех сил старался продемонстрировать подобающую адемскую сдержанность. После приличествующей случаю вежливой паузы я спросил: