* * *
Обратно в Северен мы возвращались не торопясь. Отчасти из-за раненой ноги Геспе, отчасти же из-за того, что мы понимали, что подходит время расставания. А мы, несмотря на все наши разногласия, изрядно сдружились, и расставаться в таких случаях всегда нелегко.
Вести о наших приключениях обгоняли нас в пути. Так что, когда мы останавливались на ночлег, для нас всегда были готовы и ужин, и постели, хотя и не задаром.
На третий день после ухода из "Пенни и гроша" мы повстречались с небольшой труппой бродячих актеров. То не были эдема руэ, и выглядели они довольно жалко. Их было всего четверо: мужчина постарше, двое парней немного за двадцать и мальчишка лет восьми-девяти. Они как раз собирали свою скрипучую тележку, когда мы остановились рядом, чтобы дать ноге Геспе передохнуть.
— Привет, актеры! — окликнул я.
Они нервно оглянулись, увидели у меня за плечом лютню и успокоились.
— Привет и тебе, бард!
Я рассмеялся и пожал им руки.
— Да какой я бард, так, певец!
— Ну, все равно привет, — улыбнулся старший. — Куда путь держите?
— С севера на юг. А вы куда?
Они еще больше успокоились, поняв, что мне с ними не по пути.
— С востока на запад.
— И как у вас дела?
Он пожал плечами.
— Ни шатко ни валко. Но, говорят, в двух днях пути отсюда живет некая госпожа Чокер. И рассказывают, что никто из тех, кто умеет хоть чуть-чуть пиликать на скрипке или показывать представления, не уходит от нее с пустыми руками. Так что и мы надеемся заработать пару пенни.
— С медведем-то лучше было, — заметил один из парней помоложе. — За то, чтобы посмотреть медвежью травлю, люди платили щедро.
— Он у нас заболел от собачьих укусов, — пояснил второй. — Заболел и помер с год тому назад.
— Жалко, — сказал я. — Медведя добыть не так-то просто.
Они молча кивнули.
— А у меня для вас есть новая песня. Что вы мне за нее дадите?
Актер посмотрел на меня с опаской.
— Ну, если она для тебя новая, это не значит, что она новая для нас, — заметил он. — К тому же "новая песня" не обязательно значит "хорошая", если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Что ж, суди сам, — сказал я и достал из футляра лютню. Я нарочно написал песню так, чтобы ее было легко запомнить и нетрудно спеть, и все равно мне пришлось повторить ее дважды, прежде чем он перенял все от первого до последнего слова. Я же говорю, это были не эдема руэ.
— Да, песня неплоха, — нехотя признал он. — Про Фелуриан все любят послушать. Однако ума не приложу, чем бы мы могли с тобой расплатиться.
— А я сочинил новый куплет к "Лудильщику да дубильщику"! — звонко заявил мальчишка.
Остальные зашикали на него, но я улыбнулся.
— Что ж, давай послушаем!
Мальчишка напыжился и запел тонким голоском:
Мылась девушка с берегом рядом,
От мужчин в камышах схоронясь,
Я смутил ее пристальным взглядом,
Обозвала она меня гадом
И сначала все мыть принялась.
(Стихи в переводе Вадима Ингвалла Барановского)
Я расхохотался.
— Славно, славно! — похвалил я его. — А как тебе такой вариант?
Мылась девушка с берегом рядом,
Я ж глазел, в камышах затаясь,
А она мне сказала, что надо
От такого нахального взгляда
Смыть еще раз налипшую грязь.
Мальчишка поразмыслил.
— Мне мое больше нравится, — сказал он после недолгих раздумий.
Я похлопал его по спине.
— И правильно, настоящий мужчина держится своего слова!
Я обернулся к предводителю маленькой труппы.
— А как насчет слухов?
Он призадумался.
— К северу отсюда, в Эльде, шалят разбойники.
Я кивнул.
— Теперь с ними покончено, по крайней мере, мне так говорили.
Он поразмыслил еще.
— Я слышал, что Алверон женится на женщине из рода Лэклессов.
— А я знаю стишок про Лэклессов! — снова влез мальчишка и принялся декламировать:
Чтоб Лэклессову дверь открыть,
Надо семь вещей раздобыть…
— Цыц! — Старший отвесил парнишке легкую затрещину и виновато посмотрел на меня. — У малого цепкий слух, но вежливости ни грамма.
— На самом деле, — сказал я, — я бы послушал.
Он пожал плечами и отпустил мальчишку. Тот зыркнул на него исподлобья и начал снова:
Чтоб Лэклессову дверь открыть,
Надо семь вещей раздобыть:
Ненадеванное кольцо
Да несдержанное словцо,
Нужен точный урочный час
И безогненная свеча,
Кровь несущий с собой сынок
И затвор, удержать поток,
Да то, что держат всего тесней, —
И будет то, что придет во сне.
— Ну, один из этих загадочных стишков, — виновато сказал отец. — Бог весть, где он их берет, однако же он соображает достаточно, чтобы не повторять всякие гадости.
— А где ты это слышал? — спросил я.
Мальчишка поразмыслил, потом пожал плечами и почесался под коленкой.
— Не знаю. Ребята пели.
— Ну, нам пора в путь, — сказал старший, взглянув на небо. Я порылся в кошельке и протянул ему серебряный нобль.
— Это за что? — осведомился он, с подозрением глядя на монету.
— Это вам на нового медведя, — сказал я. — У меня тоже бывали тяжелые времена, но теперь я при деньгах.
Они удалились, рассыпаясь в благодарностях. Бедолаги. Ни одна уважающая себя труппа эдема руэ ни за что не опустилась бы до медвежьей травли. Это не имеет отношения к искусству, этим нельзя гордиться.
Однако же трудно винить их за то, что в жилах у них не текла кровь эдема руэ, а нам, актерам, следует заботиться друг о друге. Кто ж о нас еще позаботится?
* * *
По пути мы с Темпи обсуждали летани, а по вечерам занимались кетаном. Это давалось мне все легче, и иногда я успевал дойти даже до "хватания дождя", прежде чем Темпи ловил меня на какой-нибудь мизерной ошибке и заставлял начать все сначала.
Мы с ним отыскали довольно уединенное местечко возле трактира, где остановились на ночлег. Дедан, Геспе и Мартен сидели внутри и пили. Я старательно повторял кетан, а Темпи тем временем сидел, прислонившись спиной к дереву, и упорно повторял базовые упражнения для пальцев, которым я его научил. Снова и снова. Снова и снова.
Я как раз закончил "вращение рук", когда уловил краем глаза какое-то движение. Я не стал останавливаться: Темпи приучил меня ни на что не отвлекаться, когда я выполняю кетан. Если бы я обернулся посмотреть, пришлось бы начинать все сначала.
Двигаясь мучительно медленно, я начал "обратный танец". Однако, как только я поставил ногу на землю, я тут же почувствовал, что у меня что-то не так с равновесием. Я ждал, что Темпи меня окликнет, но Темпи молчал.
Я прервал кетан, обернулся и увидел, что в нашу сторону грациозной и хищной походкой направляется группа из четырех адемских наемников. Темпи уже поднялся и шел им навстречу. Моя лютня была убрана в футляр и стояла прислоненной к дереву.
Вскоре все пятеро уже собрались тесной группой, почти соприкасаясь плечами. Они сошлись так тесно, что я не слышал ни слова из того, о чем они говорили, и даже рук их не видел. Но по развороту плеч Темпи я догадывался, что он чувствует себя неловко и виновато.
Я понимал, что окликнуть сейчас Темпи было бы невежливо, и потому подошел поближе сам. Однако не успел я подойти достаточно близко, чтобы услышать разговор, как один из незнакомых наемников вытянул руку и оттолкнул меня. Его распрямленные пальцы крепко уперлись в центр моей груди.