Из всех этих вещей внимание Джакса привлекла лишь дудочка. Она была сделана из бледно-зеленого камня.

— У меня была дудочка, когда я был маленький, — сказал Джакс. — Но потом она сломалась, и я так и не сумел ее починить.

— Надо же, какие замечательные вещи! — молвил отшельник.

— Дудочка и впрямь славная, — ответил Джакс, пожав плечами. — Но что проку в деревяшке и шкатулке, такой маленькой, что в нее ничего полезного и не положишь?

Отшельник покачал головой.

— Ну, как же ты не слышишь? Большинство вещей могут лишь тихо шептать. А эти буквально кричат.

Он указал на гнутую деревяшку.

— Вот это, если я не ошибаюсь, складной дом. И довольно славный.

— Что еще за дом такой?

— Ну знаешь, как лист бумаги складывают, так что он с каждым разом становится все меньше и меньше? Так вот, складной дом — что-то в том же духе. Только это, разумеется, дом.

Джакс взял в руки кривую деревяшку и попытался ее распрямить. И вдруг в руках у него оказались два куска дерева, напоминающие недоделанный дверной косяк.

— Эй, не вздумай разложить его прямо тут! — воскликнул старик. — Не хватало еще, чтобы напротив входа в мою пещеру появился дом! Я хочу видеть солнце!

Джакс попытался сложить два куска дерева в один.

— А почему он обратно не складывается?

— Наверно, потому, что ты не умеешь его складывать! — отрубил старик. — Подожди, пока не найдешь место, где тебе захочется его поставить, а потом уж раскладывай дальше.

Джакс осторожно положил деревяшки на землю и взял в руки дудочку.

— А в ней тоже есть что-нибудь особенное?

Он поднес дудочку к губам, и она издала простенькую трель, похожую на песенку козодоя.

Геспе лукаво улыбнулась, поднесла к губам знакомую деревянную свистульку и просвистела: "Тю-тю-ди-и! Тю-тю-ди-и!"

— Ну а ведь всякий знает, что козодоя зовут еще полуночником. Когда светит солнце, козодои спят. Но, несмотря на это, к Джаксу тотчас слетелась целая дюжина козодоев. Птички уселись вокруг и уставились на него с любопытством, жмурясь от яркого солнца.

— Да, похоже, что это не обычная дудочка! — сказал старик.

— Ну а шкатулка?

Джакс взял ее в руки. Шкатулка была черная, холодная и такая маленькая, что ее можно было спрятать в кулаке.

Старик содрогнулся и отвел взгляд от шкатулки.

— Она пустая.

— А ты откуда знаешь? Ты же внутрь не заглядывал.

— На слух, — ответил старик. — Даже удивительно, как ты сам этого не слышишь. Это самая пустая вещь, какую я когда-либо слышал. Там, внутри, гулкое эхо. Эта шкатулка предназначена для того, чтобы что-нибудь в ней хранить.

— Ну, все шкатулки предназначены для того, чтобы что-нибудь в них хранить.

— А все дудочки предназначены для того, чтобы играть что-нибудь приятное, — возразил старик. — Однако эта дудочка — не просто дудочка. А эта шкатулка — не просто шкатулка.

Джакс посмотрел на шкатулку, потом бережно положил ее обратно и принялся завязывать третий мешок с тремя сокровищами.

— Ну что ж, я, пожалуй, пойду, — сказал Джакс.

— Ты уверен, что не хочешь пожить тут месяц-другой? — спросил старик. — Ты мог бы научиться слушать хоть чуть-чуть повнимательнее. Это полезное умение слушать.

— Ты сказал мне кое-что, над чем стоит поразмыслить, — ответил Джакс. — И я думаю, что ты прав: не стоит мне гоняться за луной. Надо заставить луну спуститься ко мне.

— Вообще-то я сказал не совсем то, — проворчал старик. Но сказал он это без особой надежды. Он был искусный слушатель и прекрасно понимал, когда его не слышат.

Джакс отправился в путь на следующее утро, следуя за луной все дальше в горы. Наконец он нашел ровную долину, раскинувшуюся среди самых высоких пиков.

Джакс достал свою кривую деревяшку и принялся мало-помалу раскладывать дом. Впереди у него была целая ночь, и он надеялся управиться задолго до того, как взойдет луна.

Но дом оказался куда больше, чем он думал, скорее замок, чем скромная хижина. А главное, разложить его оказалось не так-то просто. Луна уже взошла в самый зенит, а Джакс все еще возился с домом.

Может быть, он из-за этого поторопился. Может, поступил опрометчиво. А может, Джаксу просто не повезло, как всегда.

Но, как бы то ни было, под конец все вышло наперекосяк. У него получился великолепный замок, высокий и просторный. Но он был какой-то странный. Там были лестницы, которые ввели не вверх, а вбок. В некоторых комнатах недоставало стен, в других, наоборот, оказались лишние стены. Многие комнаты оказались без потолка, и, если зайти внутрь, над ними виднелось странное небо с незнакомыми звездами.

Короче, все в этом доме было чуточку не так, как следует. В одной комнате из окна были видны весенние цветы, а в другой, напротив, окна затягивали морозные узоры. В бальном зале стояло время завтрака, а неподалеку, в спальне, уже сгущались сумерки.

А поскольку дом был весь наперекосяк, ни одна дверь, ни одно окно не закрывалось как следует. Их можно было закрыть и даже запереть, но все это было очень ненадежно. А поскольку дом был большой, то и дверей, и окон в нем было видимо-невидимо, так что там оказалось слишком много входов и выходов.

Однако Джакс не обратил внимания на все это. Нет, он взбежал на вершину самой высокой башни и поднес к губам дудочку.

В ясное ночное небо полетела сладкозвучная мелодия. То была не просто птичья трель, а настоящая песня, изливавшаяся из глубины его разбитого сердца. Песня вышла могучей и грустной. Она металась и билась, точно птица со сломанным крылом.

Луна услышала ее — и спустилась на башню. Бледная, круглая и прекрасная, она предстала перед Джаксом во всем своем великолепии, и впервые в своей жизни он ощутил слабое дуновение радости.

Они завели беседу там, на вершине башни. Джакс поведал ей о своей жизни, о сделке с лудильщиком и о долгих одиноких скитаниях. Луна слушала, и смеялась, и улыбалась.

Но под конец она с тоской посмотрела на небо.

Джакс понял, что это предвещает.

— Останься со мной! — взмолился он. — Я не могу быть счастлив, если ты не станешь моею!

— Мне надо идти, — сказала она. — Мой дом — небо.

— А я построил тебе новый дом! — сказал Джакс, указывая на просторный замок, раскинувшийся внизу. — Тут и так достаточно неба. Просторного, пустынного неба, и все оно твое.

— Мне надо идти, — сказала она. — Меня и так не было слишком долго.

Он поднял руку, словно хотел схватить ее, потом сдержался.

— Здесь, в этом доме, времени сколько угодно! — сказал он. — В твоей спальне может быть зима, а может весна, все как ты захочешь.

— Мне надо идти, — сказала она, глядя вверх. — Но я вернусь. Я вечная и неизменная. И если ты будешь играть мне на флейте, я буду навещать тебя.

— Я отдал тебе три вещи, — сказал Джакс. — Песню, дом и свое сердце. Если уж тебе надо уйти, не отдашь ли ты мне три вещи взамен?

Луна рассмеялась и развела руками. Она была нагая, как луна.

— Что же у меня есть такого, что я могла бы тебе отдать? Если что-то в моей власти — попроси, и я тебе это отдам!

Джакс почувствовал, что во рту у него пересохло.

— Во-первых, я хотел бы попросить у тебя прикосновение руки.

— Одна рука сжимает другую — ты получишь то, чего просишь.

Луна протянула ему руку — рука оказалась гладкая и сильная. Поначалу она показалась Джаксу прохладной, а потом удивительно теплой. По рукам у Джакса побежали мурашки.

— Во-вторых, я молю о поцелуе, — сказал он.

— Одни уста касаются других — ты получишь то, чего просишь.

И луна наклонилась к нему. Дыхание ее было душистым, губы упругими, точно яблоки. У Джакса захватило дух, и на лице его впервые в жизни появилось слабое подобие улыбки.

— Ну а третье? — спросила луна. Глаза ее были темными и мудрыми, улыбка — открытой и всеведущей.

— Твое имя! — выдохнул Джакс. — Чтобы я мог тебя позвать.