Кожа у Темпи была белая-белая, почти как сливки, а тело — тощее и поджарое, как у борзой, и мышцы переливались под кожей со звериной грацией. Я старался не пялиться на него, но глаз поневоле выхватывал узкие бледные шрамы, оплетающие плечи, грудь и спину.

Он ни разу не пожаловался на жару. Он вообще говорил мало, а на вопросы чаще отвечал, кивая или качая головой. У него был дорожный мешок, такой же, как мой, а его меч выглядел ничуть не устрашающе — скорее, наоборот, он был довольно короткий и неброский.

Дедан отличался от Темпи, насколько вообще один человек может отличаться от другого. Он был высок, широкоплеч, с мощной грудью и загривком. При нем был тяжелый меч, длинный кинжал, разрозненные доспехи вареной кожи, такой твердой, что ею можно было убить, и неоднократно чиненные. Короче, если вы хоть раз видели охранника при караване, значит, вы видели Дедана — или, по крайней мере, кого-то, скроенного из того же отреза ткани.

Он жрал больше всех, больше всех ныл, больше всех бранился и был упрямей мореного дуба. Но, надо отдать ему должное, он держался дружелюбно и был смешлив. Я испытывал искушение счесть его глупцом за его рост и манеры, но на самом деле Дедан был далеко не глуп, когда давал себе труд пораскинуть мозгами.

Геспе была женщиной-наемницей. Вовсе не такая редкая птица, как думают некоторые. По внешности и снаряжению она была почти точной копией Дедана. Кожаные доспехи, тяжелый меч, обветренный и многоопытный вид. У нее были широкие плечи, сильные руки и гордое лицо с квадратной челюстью. И красивые белокурые волосы — но подстриженные коротко, по-мужски.

Однако считать ее женской версией Дедана было бы ошибкой. Она была настолько же сдержанна и замкнута, насколько он — болтлив и хвастлив. И, в то время как Дедан был легок в общении, когда не злился, Геспе все время держалась чуточку напряженно, как будто постоянно ожидала от кого-то неприятностей.

Мартен, наш следопыт, был старшим из нас. Он тоже одевался в кожу, но более мягкую и ухоженную, чем доспехи Дедана и Геспе. Он носил при себе длинный кинжал, короткий нож и охотничий лук.

Мартен служил егерем, пока не впал в немилость у баронета, чьи леса он охранял. Работа наемника была, конечно, гораздо хуже должности егеря, однако же она его кормила. Мартен хорошо стрелял из лука, так что в бою он тоже кое-чего стоил, хотя и не был так силен, как Дедан или Геспе.

Эти трое заключили временный союз несколько месяцев тому назад и с тех пор нанимались на работу вместе. Мартен мне рассказал, что им и прежде доводилось работать на маэра: в последний раз их наняли обходить дозором земли неподалеку от Тинуэ.

Мне потребовалось минут десять, чтобы сообразить, что по-настоящему походом должен был командовать Мартен. Он чувствовал себя в лесу куда уверенней, чем все мы вместе взятые, и ему даже пару раз доводилось охотиться на людей за вознаграждение. Когда я сказал об этом ему, он только покачал головой, улыбнулся и сказал, что уметь делать что-то и хотеть это делать — две большие разницы.

Ну и, наконец, я — их отважный предводитель. В письме, которое вручил мне маэр, я описывался как "толковый юноша, хорошо образованный и обладающий множеством достоинств". Хотя это было чистой правдой, подобная характеристика заставляла меня чувствовать себя самым бесполезным из всех придворных фатов.

Да и то, что я был намного моложе их всех и костюм мой годился скорее для вечеринки, чем для похода, делу отнюдь не помогало. У меня с собой была моя лютня и кошелек маэра. Ни меча, ни доспехов, ни даже ножа…

Осмелюсь утверждать, они совершенно не понимали, что со мной таким делать.

Примерно за час до заката мы повстречали на дороге лудильщика. На нем был традиционный бурый балахон, подпоясанный веревкой. Тележки при нем не было: он вел под уздцы ослика, навьюченного узлами до такой степени, что животное походило на гриб.

Лудильщик неторопливо шагал нам навстречу, напевая:

Я рассмеялся и зааплодировал. Настоящий странствующий лудильщик — птица редкая, и я всегда рад подобной встрече. Мать говорила мне, что встреча с лудильщиком приносит удачу, а отец ценил их за новости, которые они разносят. Ну а то, что мне и вправду было необходимо кое-что прикупить, делало эту встречу втрое более желанной.

— Эй, лудильщик! — с улыбкой окликнул его Дедан. — Мне требуется очаг и кружка пива. Далеко ли до ближайшего трактира?

Лудильщик указал себе за спину.

— Минут двадцать ходьбы, и того не будет.

Он смерил взглядом Дедана.

— Только не говорите, что вам больше ничего не требуется! — воскликнул он. — Всякому человеку что-нибудь да надо.

Дедан вежливо покачал головой.

— Извини, лудильщик. Я поиздержался.

— А вы? — лудильщик окинул взглядом меня. — У вас вид молодого человека, которому точно что-то надо!

— Да, мне и в самом деле кое-что требуется, — признался я. Видя, что остальные с тоской посматривают вперед, в сторону трактира, я махнул им рукой. — Ступайте вперед! Я сейчас догоню.

Они зашагали дальше. Лудильщик, усмехаясь, потер руки.

— Ну-с, так что же вам угодно?

— Для начала — немного соли.

— И коробочка для нее, — добавил лудильщик, принимаясь рыться в тюках, навьюченных на ослика.

— И хорошо бы еще нож, если у вас найдется такой, который не слишком трудно достать.

— Тем более что вы отправляетесь на север, — тут же подхватил лудильщик. — Дороги там опасные. Без ножа нехорошо.

— А что, и у вас были неприятности? — спросил я, надеясь, что он может знать что-то, что помогло бы нам отыскать разбойников.

— Да нет, — ответил он, копаясь в вещах. — Дела еще не настолько плохи, чтобы кому-то пришло в голову обидеть лудильщика. И все-таки дороги там опасные.

Он вытащил длинный узкий нож в кожаных ножнах и протянул его мне.

— Рамстонской стали!

Я вытащил нож и оглядел клинок. Это и впрямь была рамстонская сталь.

— Да нет, мне бы чего попроще, — сказал я, возвращая ему нож. — Мне в основном для повседневных нужд, колбаску там порезать…

— А чем вам рамстонская сталь для повседневных нужд не годится? — возразил лудильщик, снова сунув мне нож. — Им можно лучину на растопку колоть, а потом сразу бриться! Заточку держит только так!

— Мне может потребоваться его и на излом взять, — уточнил я. — А рамстонская сталь хрупкая.

— Что есть, то есть, — охотно согласился лудильщик. — А как говаривал мой батюшка: "Лучшего ножа у вас не будет, пока этот не сломается!" Хотя это касается любого ножа. А по правде говоря, этот нож — единственный, что у меня есть.

Я вздохнул. Я же вижу, когда деваться некуда.

— И огниво.

Он протянул мне огниво едва ли не прежде, чем я успел это сказать.

— Я поневоле обратил внимание, что у вас пальцы в чернилах, — сказал он, указывая на мои руки. — У меня есть бумага, отличная бумага! И перья, и чернила тоже. Что может быть хуже, чем сочинить песню и не суметь ее записать?

Он протянул мне кожаную папку с бумагой, перьями и чернильницей.

Я покачал головой, помня, что кошелек маэра отнюдь не бездонный.