— Я прекрасно знаю, что такое покровитель! — перебила Денна.

— Тогда ты знаешь, что твой покровитель тебя обделяет, — ответил я. — Например, будь твоим покровителем маэр, тогда, на той свадьбе, когда дело обернулось плохо, никто в этом паршивом городишке не решился бы на тебя даже голос повысить, не то что руку поднять. Имя маэра защитило бы тебя даже за полторы тысячи километров. Ты могла бы чувствовать себя в безопасности.

— Покровитель может дать не только имя и деньги, но и нечто большее, — резко ответила Денна. — Я прекрасно себя чувствую, не прячась за чужим титулом, и, по правде говоря, рассержусь, если кто-нибудь вздумает обрядить меня в свои цвета. Мой покровитель дает мне другое. Он знает то, что нужно знать мне.

Она раздраженно зыркнула на меня глазами, откидывая волосы на спину.

— И я тебе все это уже говорила. Пока что он меня вполне устраивает.

— Но отчего бы не использовать их обоих? — предложил я. — Маэра — на публике и твоего мастера Ясеня — втайне. Он наверняка не сможет ничего сказать против. Алверон, вероятно, мог бы даже разузнать для тебя, кто он такой, удостовериться, что он не пытается заманить тебя ложными…

Денна взглянула на меня с ужасом.

— Нет! Господи, нет, не надо!

Она обернулась ко мне, лицо ее посуровело.

— Обещай, что не станешь пытаться ничего о нем разузнать! Это может все погубить. Ты вообще единственный, кто о нем знает, я больше никому на свете не говорила, но он и так пришел бы в ярость, если бы узнал, что я сказала о нем хоть кому-то.

Услышав это, я ощутил непонятный прилив гордости.

— Ну, если ты предпочитаешь, чтобы я не…

Денна остановилась и поставила на мостовую свой футляр с арфой, отозвавшийся гулким стуком. Ее лицо было убийственно серьезным.

— Поклянись!

Я бы, может, и не согласился, если бы не провел половину минувшей ночи, гоняясь за нею по городу в надежде выяснить именно это. А так я сначала подсматривал за ней, а потом еще и подслушивал… Поэтому сегодня я буквально обливался потом от сознания собственной вины.

— Честное слово! — сказал я. И, видя, что она смотрит на меня по-прежнему встревоженно, добавил: — Ты что, мне не веришь? Хорошо, клянусь — если это тебя успокоит.

— А чем именно ты клянешься? — спросила она, мало-помалу начиная по-прежнему улыбаться. — Что для тебя достаточно важно, чтобы это помешало тебе нарушить слово?

— Своим именем и своей силой! — предложил я.

— Кто бы ты ни был, — сухо возразила она, — ты все же не Таборлин Великий!

— Своей правой рукой! — сказал я.

— Только одной? — переспросила Денна. Ее тон мало-помалу снова становился игривым. Она взяла обе мои руки в свои и принялась их вертеть и осматривать, как будто приценивалась. — Левая мне нравится больше! — решила она. — Клянись левой!

— Ну как же так — левой? — усомнился я. — Кто же левой рукой клянется?

— Ну хорошо! — вздохнула она. — Клянись правой. Экий ты приверженец традиций!

— Клянусь, что не стану пытаться узнать, кто твой покровитель, — с горечью начал я. — Клянусь в этом своим именем и своей силой. Клянусь своей левой рукой. Клянусь переменчивой луной.

Денна смотрела на меня пристально, как будто не была уверена, не издеваюсь ли я.

— Ну ладно! — сказала она, пожав плечами, и снова взяла арфу. — Считай, что ты меня успокоил.

Мы пошли дальше, миновали западные ворота и очутились за городом. Наступившее между нами молчание затянулось, начиная становиться неловким.

Озабоченный нарастающим напряжением, я ляпнул первое, что пришло мне в голову:

— Ну что, не появились ли у тебя новые знакомые мужчины?

Денна хохотнула.

— Ой, ты сейчас говоришь совсем как мастер Ясень! Он все время об этом расспрашивает. Ему кажется, будто мои поклонники недостаточно хороши для меня.

Я был с этим как нельзя более согласен, но решил, что говорить это вслух будет неразумно.

— А про меня он что думает?

— Чего? — растерянно переспросила Денна. — А-а! Про тебя он не знает. Зачем бы это ему?

Я попытался небрежно пожать плечами, но, видно, вышло неубедительно, потому что она расхохоталась.

— Бедный Квоут! Да я шучу. Я рассказываю ему только о тех, что бродят вокруг меня, пыхтя и принюхиваясь, словно собаки. А ты же не такой. Ты всегда был другим.

— Да, я всегда особенно гордился тем, что не пыхчу и не принюхиваюсь!

Денна дернула плечом и шутливо стукнула меня футляром арфы.

— Ну ты же понимаешь, что я имею в виду! Они приходят и уходят, ничего особенного не теряя и не выигрывая. А ты — как золото под слоем пыли, гонимой ветром. Может, мастер Ясень и думает, будто имеет право знать все обо мне и о моих личных делах, — она слегка насупилась. — Но это не так. Положим, кое-что я ему открою, уж так и быть… Но на тебя, — она протянула руку и властно взяла меня за локоть, — сделка не распространяется! — сказала она почти свирепо. — Ты — мой. И только мой. Тобой я делиться не намерена.

Мимолетное напряжение миновало, и мы, смеясь и болтая о пустяках, зашагали по широкому тракту, что вел из Северена на запад. Меньше чем в километре за последним пригородным трактиром росла тихая рощица, в центре которой гнездился одинокий высокий серовик. Мы нашли это место, когда собирали землянику, и с тех пор оно стало одним из наших излюбленных укрытий от городского шума и смрада.

Денна села у основания серовика, прислонившись к нему спиной. Она достала из футляра арфу и поставила ее на колени. Юбка у нее задралась, обнажив ногу по самое дальше некуда. Денна посмотрела на меня, приподняла бровь и ухмыльнулась, словно точно знала, о чем я думаю.

— Недурная арфа, — непринужденно заметил я.

Она неизящно фыркнула.

Я сел, где стоял, удобно развалившись в высокой прохладной траве. Выдернув несколько стебельков, я принялся рассеянно заплетать их в косичку.

Честно говоря, мне было не по себе. Несмотря на то что в течение последнего времени мы немало времени проводили вместе, я еще никогда не слышал, чтобы Денна играла что-то своего сочинения. Петь вместе нам случалось, и я знал, что голос у нее — как мед по теплому хлебу. Я знал, что пальцы у нее уверенные и что у нее есть чувство ритма истинного музыканта…

Однако написать песню — совсем не то же самое, что ее сыграть. А вдруг ее песня никуда не годится? И что я тогда ей скажу?

Денна коснулась пальцами струн, и страхи мои отошли в тень. Мне почему-то всегда казалось чрезвычайно эротичным то, как женщина играет на арфе. Сначала она прошлась по всем струнам, от верхов к низам. Это звучало как перезвон колокольчиков, как журчание ручья по камням, как пение жаворонка в небе.

Она остановилась, подтянула струну. Попробовала, подтянула еще. Взяла ноту на полтона выше, взяла аккорд, резко, потом плавно, потом обернулась ко мне, нервно разминая пальцы.

— Ну что, готов?

— Ты великолепна! — сказал я.

Я увидел, как она слегка покраснела, потом откинула волосы на спину, чтобы скрыть свое смущение.

— Дурак! Я же даже еще ничего не сыграла.

— Ты все равно великолепна.

— Цыц!

Она взяла аккорд, дала ему утихнуть и негромко заиграла мелодию. В такт мелодии зазвучало вступление к песне. Меня удивило, что она выбрала такое традиционное начало. Удивило и порадовало. Старые пути всегда самые лучшие.