Поневоле и я усмехнулся ей под стать.
— Угу, — согласился я. — По правде говоря, я бы предпочел скорее где-нибудь отвлечься, чем рассказывать о своих бедах.
— Ну, это я могу устроить, — сказала Денна, беря меня за руку. — Видит бог, ты не раз делал для меня то же самое!
Мы зашагали рядом.
— Что, правда?
— То и дело! — сказала она. — Так легко обо всем забыть, когда ты рядом!
Денна остановилась, и мне тоже пришлось встать рядом. Она взяла меня под руку.
— Нет, я не то хотела сказать. Я имею в виду, что, когда ты рядом, легко забывать.
— О чем забывать?
— Обо всем, — сказала она, и стало ясно, что она совсем не шутит. — Обо всем плохом, что есть в моей жизни. О том, кто я такая. Хорошо иметь возможность время от времени отдыхать от себя самой. И ты мне в этом помогаешь. Ты — моя надежная гавань в бескрайнем бурном море.
— Что, правда? — хмыкнул я.
— Ага, — беспечно кивнула она. — Ты мой тенистый клен в солнечный день.
— А ты, — сказал я, — нежная музыка за стеной.
— Неплохо! — сказала она. — А ты — неожиданно подаренный тортик в непогожий день.
— А ты — примочка, которая вытягивает яд из моего сердца, — сказал я.
— Хм… — неуверенно ответила Денна. — Не уверена, что мне это нравится. Сердце, полное яда…
— Ну да, — согласился я. — Это звучало куда лучше, пока я не сказал это вслух.
— Вот что бывает от смешения метафор! — сказала она и, помолчав, спросила: — Ты записку мою получил?
— Только сегодня, — сказал я, вложив в эти слова все свое огорчение. — Всего пару часов назад.
— А-а! — сказала Денна. — Жалко. Ужин был вкусный. Я съела и твою порцию тоже.
Я попытался придумать, что бы такое ответить, но она просто улыбнулась и покачала головой.
— Шучу, шучу. По правде говоря, ужин был просто предлогом. Я хотела тебе кое-что показать. А отыскать тебя непросто. Я уж думала, что придется ждать до завтра, когда ты будешь петь у Анкера.
Я ощутил укол боли в груди, такой сильный, что даже присутствие Денны не могло его пересилить.
— Да, удачно вышло, что мы встретились сегодня, — сказал я. — А то я не уверен, что буду играть завтра.
Денна склонила голову набок.
— Но ты же всегда поешь по вечерам в поверженье! Смотри не вздумай менять расписание. Мне и так непросто тебя найти!
— Кто бы говорил! — возразил я. — Мне никогда не удается поймать тебя дважды в одном и том же месте.
— Ну да, конечно, можно подумать, ты меня все время разыскиваешь! — отмахнулась она, а потом широко улыбнулась. — Ладно, это все не о том. Идем со мной. Я знаю, чем тебя отвлечь!
И она прибавила шагу, таща меня за руку.
Ее энтузиазм был заразителен, и я поневоле заулыбался, шагая следом за ней по извилистым улочкам Имре.
Наконец мы остановились у небольшой витрины. Денна преградила мне путь, едва не подпрыгивая от возбуждения. На ее лице не осталось и следа слез, глаза горели. Она закрыла мне лицо своими прохладными ладошками.
— Закрой глаза! — велела она. — Это сюрприз!
Я зажмурился, она взяла меня за руку, и мы сделали несколько шагов. Внутри магазинчика было сумрачно, пахло кожей. Я услышал, как мужской голос спросил: «Это он, да?» — и потом раздался шум передвигаемых предметов.
— Ну что, готов? — спросила меня на ухо Денна. По голосу я понял, что она улыбается. Ее дыхание щекотало мелкие волоски у меня на затылке.
— Понятия не имею, — честно ответил я.
Она фыркнула мне в ухо.
— Ну ладно. Открой глаза!
Я открыл глаза и увидел худощавого пожилого человека, стоящего за длинным деревянным прилавком. А перед ним лежал пустой футляр для лютни, раскрытый, как книга. Денна купила мне подарок. Футляр для лютни. Для моей украденной лютни.
Я сделал шаг вперед. Пустой футляр был длинный и узкий, обтянутый гладкой черной кожей. Петель на нем не было. Семь блестящих стальных пряжек опоясывали футляр, и верх снимался целиком, как крышка с коробки.
Внутри футляр был обтянут мягким бархатом. Я потрогал его и обнаружил, что подложка мягкая, но упругая, как губка. Ворс бархата был чуть ли не в сантиметр длиной, темно-вишневого цвета.
Мужчина за стойкой слегка улыбнулся.
— У вашей дамы прекрасный вкус, — сказал он. — И она ничего не делает наполовину.
Он приподнял крышку.
— Кожа промаслена и провощена. Она двуслойная, между слоями проложены планки из каменного клена.
Он провел пальцем по кромке нижней половинки футляра, потом по соответствующей ей бороздке на крышке.
— Подогнано все очень плотно, так что воздух не проникает ни снаружи внутрь, ни изнутри наружу. Так что вам не придется беспокоиться, выходя из теплого и душного помещения в морозную ночь.
Он принялся застегивать пряжки.
— Дама была против латуни. Так что это светлая сталь. А когда пряжки застегнуты, крышка садится на уплотнение. Хоть в воду бросай, бархат внутри останется сухим.
Он пожал плечами.
— Разумеется, со временем вода все равно просочится сквозь кожу. Но возможности человека ограничены…
Перевернув футляр, он постучал костяшками пальцев по округлому дну.
— Кленовые планки я поставил потоньше, чтобы он вышел не очень массивным и тяжелым, поэтому я усилил корпус полосами гланской стали.
Он указал на ухмыляющуюся Денну.
— Дама просила поставить рамстонскую, но я объяснил, что рамстонская сталь прочная, но довольно хрупкая. А гланская сталь полегче и форму держит.
Он смерил меня взглядом.
— Молодой господин может, если пожелает, встать на него ногами — футляру ничего не сделается.
Потом он слегка поджал губы и посмотрел на мои ноги.
— Хотя я предпочел бы, чтобы вы этого не делали.
Он снова перевернул футляр.
— Надо сказать, это, пожалуй, лучший футляр, какой я сделал за последние двадцать лет.
Он подвинул его ко мне.
— Надеюсь, вы останетесь им довольны.
Я лишился дара речи. Со мной такое случается редко. Я протянул руку, погладил кожу. Кожа была теплая и гладкая. Потрогал стальное кольцо, к которому крепится наплечный ремень. Посмотрел на Денну — та буквально приплясывала от возбуждения.
Денна нетерпеливо шагнула вперед.
— Это еще не все! — сказала она, расстегивая пряжки так уверенно, что я сразу понял: она это делает не впервые. Денна сняла крышку и потыкала пальцем бархатное нутро. — Подложка изготовлена таким образом, чтобы ее можно было вынуть и переделать. Так что, какую бы лютню ты ни завел себе в будущем, этот футляр все равно для нее подойдет. И смотри еще!
Она нажала на бархат в том месте, где должен был находиться гриф, что-то провернула, и крышка распахнулась, открыв потайное место внутри. Денна снова ухмыльнулась.
— Тоже моя идея! Нечто вроде потайного кармана.
— Тело Господне, Денна! — вымолвил я. — Он же, наверно, обошелся тебе в целое состояние!
— Ой, ну, знаешь, — сказала она с наигранной скромностью, — у меня кой-чего было отложено…
Я провел рукой по мягкому бархату.
— Да нет, Денна, я серьезно. Этот же футляр, наверно, стоит не меньше моей лютни…
Я осекся, внутри у меня что-то тошнотворно дернулось. Лютни, которой у меня больше нет.
— Прошу прощения, сударь, — вмешался человек за стойкой, — но, полагаю, этот футляр стоит намного дороже вашей лютни, разве что она у вас из чистого серебра.
Я еще раз погладил крышку, ощущая нарастающую тошноту. Я не знал, что сказать. Как я ей скажу, что лютню у меня украли, после всех ее трудов, потраченных на этот прекрасный подарок?
Денна возбужденно сияла.
— Давай-ка поглядим, как туда ляжет твоя лютня!
Она махнула рукой, и мастер достал из-под стойки мою лютню и уложил ее в футляр. Она вошла в него, как рука в перчатку.
Я разрыдался.
* * *
— Господи, как неловко-то! — сказал я и высморкался.
Денна осторожно коснулась моей руки.
— Прости меня, пожалуйста! — повторила она уже в третий раз.