Мы пересекли тот же мелкий ручеек, что и раньше, и, хотя воды там было по щиколотку, Денна настояла на купании. Я немного умылся, потом отошел на благопристойное расстояние и слушал, как она распевает весьма пикантные песенки. Она также сделала несколько не слишком тонких намеков, что я могу присоединиться к ней в воде.
Стоит ли говорить, что я сохранял дистанцию. Есть много названий для людей, которые не прочь воспользоваться ситуацией, когда женщина не вполне владеет собой, — но ни одно из этих слов никогда не будет относиться ко мне.
Когда мы добрались до вершины холма, я направил избыток энергии Денны в мирное русло и послал ее искать дрова, а сам сложил очаг — еще больший, чем прошлой ночью. Чем ярче будет огонь, тем быстрее он привлечет драккуса.
Я уселся рядом с кожаным мешком и открыл его. От смолы шел землистый, чуть сладковатый запах, как от продымленной травы.
Денна вернулась на холм и бросила наземь охапку хвороста.
— Сколько ты собираешься взять?
— Мне надо рассчитать, — сказал я. — Сделать несколько прикидок.
— Да просто скорми ему все, — сказала Денна. — Лучше так, чем потом жалеть.
Я покачал головой.
— Нет смысла заходить так далеко. Это будет пустой тратой продукта. Кроме того, из хорошо очищенной смолы сделают сильное болеутоляющее. Люди получат лекарство…
— …А ты получишь деньги, — закончила Денна.
— Ну да, — согласился я. — Но, честно говоря, я больше думал о твоей арфе. Ты потеряла лиру в том пожаре. Я знаю, каково жить без инструмента.
— Ты когда-нибудь слышал сказку о мальчике с золотыми стрелами? — спросила Денна. — Она всегда меня в детстве поражала. Нужно очень сильно хотеть убить человека, чтобы выстрелить в него золотой стрелой. Почему бы не сохранить золото и не уйти домой?
— Это, — кивнул я на мешок, — определенно выставляет ту сказку в новом свете. Думаю, такой ком деннеровой смолы должен стоить у аптекаря по меньшей мере пятьдесят талантов. А может, и все сто — смотря как она очищена.
Денна пожала плечами и направилась обратно к деревьям за дровами, а я начал сложный расчет: сколько нужно смолы деннера, чтобы отравить пятитонную ящерицу.
Это оказалось кошмарно трудной математической задачей. Еще больше она осложнялась тем, что у меня не было возможности провести точные измерения. Я начал с шарика размером с полмизинца — столько, по моим предположениям, проглотила на самом деле Денна. Однако Денна была потом основательно загружена углем, который уменьшал это количество где-то вполовину. У меня остался шарик смолы размером чуть больше горошины.
Но это количество всего лишь привело человеческую девушку в состояние эйфории и повышенной энергичности — я же хочу убить драккуса. Для этого я утроил дозу, потом утроил еще раз, на всякий случай. В конце концов получился шарик величиной с хорошую спелую виноградину.
Я предположил, что драккус весит пять тонн — восемьсот стоунов. Денна, по моим прикидкам, весила восемь-девять стоунов; возьмем восемь, для безопасности. Это значит, что для отравления драккуса мне нужно в сто раз больше, чем виноградина. Я скатал десять шариков размером с виноградину и слепил их вместе. Получился шарик величиной с абрикос. Я сделал еще девять таких же шариков и положил их в деревянное ведро, что мы захватили с плантации.
Денна бросила наземь еще охапку дров и заглянула в ведро.
— Столько? — спросила она. — На вид маловато.
Она была права. По сравнению с огромной тушей драккуса это выглядело сущей чепухой. Я объяснил, как пришел к этому результату. Денна кивнула.
— Звучит как будто правильно. Но не забывай, что он ел деревья большую часть месяца. Может, у него выработалась привычка.
Я кивнул и добавил в ведро еще пять шариков-абрикосов.
— И он может оказаться крепче, чем ты думаешь. Смола может по-другому действовать на ящериц.
Я снова кивнул и добавил еще пять шариков. Потом, секунду поразмыслив, еще один.
— Теперь получается двадцать один, — объяснил я. — Хорошее число. Три семерки.
— Ничего дурного в том, чтобы переманить удачу на нашу сторону, — согласилась Денна.
— Однако мы хотим, чтобы он умер быстро, — сказал я. — Это будет гуманнее для драккуса и безопаснее для нас.
Денна посмотрела на меня.
— Так мы удваиваем это?
Я кивнул, и она снова удалилась в лес, а я скатал еще двадцать один шарик и бросил их в ведро. Денна вернулась с дровами, как раз когда я катал последний шар.
Я умял смолу на дне ведра.
— Этого должно быть предостаточно, — сказал я. — Столько офалума может убить все население Требона. Дважды.
Мы с Денной посмотрели на ведро. В нем лежало около трети всей найденной нами смолы. Того, что осталось в мешке, хватит, чтобы купить Денне полуарфу, выплатить мой долг Деви и еще останется столько, что мы сможем несколько месяцев жить со всеми удобствами. Я подумал о покупке новой одежды, целого набора струн для моей лютни, бутылки авеннийского фруктового вина…
Я подумал о драккусе, продирающемся сквозь деревья, словно сквозь стебли пшеницы, и небрежно ломающем их своим весом.
— Надо еще раз удвоить, — отозвалась Денна эхом моих собственных мыслей. — Просто чтобы быть уверенными.
Я снова удвоил количество, скатав еще сорок два шарика из смолы, а Денна тем временем таскала хворост, охапку за охапкой.
Как только начался дождь, я разжег костер. Мы сделали его больше, чем прошлой ночью, в надежде, что более яркий огонь быстрее привлечет драккуса. Я хотел, чтобы Денна добралась до Требона как можно скорее.
И наконец, я соорудил грубую лестницу с помощью найденного топорика и бечевки. Она получилась уродливой, но пригодной к употреблению, и я прислонил ее к боку серовиковой арки. На этот раз наш с Денной путь к спасению будет легок.
Наш ужин ничем не напоминал вчерашние роскошества. Пришлось обойтись остатками уже заплесневевшей лепешки, сушеным мясом и последними картофелинами, испеченными на огне.
Пока мы ели, я рассказал Денне полную историю пожара в артной. Частично потому что я был мужчиной, причем юным, и отчаянно желал произвести на нее впечатление, но также я хотел объяснить, что пропустил наш обед из-за обстоятельств, совершенно мне неподвластных. Денна оказалась великолепной слушательницей: внимательной и ахающей в нужных местах.
Я больше не беспокоился насчет передозировки. После сбора небольшой горы хвороста мания Денны угасала, оставляя после себя удовлетворенную, почти мечтательную заторможенность. Однако я знал, что в конце концов наркотик вызовет у нее сильнейшее утомление и слабость. Я хотел, чтобы к этому времени она оказалась в безопасности — в Требоне, в постели для восстановления сил.
Когда мы закончили есть, я подошел к Денне, расслабленно привалившейся к серовику, и закатал рукава.
— Теперь мне необходимо обследовать тебя, — сказал я высокопарно.
Она лениво улыбнулась мне, глаза ее были полузакрыты.
— Ты и правда умеешь развлечь девушку задушевной беседой.
Я пощупал пульс в ямке на ее стройной шее. Он был медленным, но ровным. Денна чуть отпрянула от моего прикосновения.
— Щекотно.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Усталой, — ответила она немного невнятно. — Довольно усталой и чуть-чуть замерзшей.
Немного странно: Денна сидела в нескольких сантиметрах от пылающего костра. Я вытащил из сумки запасное одеяло и принес ей. Она тут же закуталась в него.
Я наклонился поближе, чтобы заглянуть ей в глаза. Зрачки все еще были расширены и медленно реагировали на свет, но не хуже, чем раньше.
Денна вдруг положила руку мне на щеку.
— У тебя восхитительное лицо, — сказала она, мечтательно глядя на меня. — Оно как идеальная кухня.
Я изо всех сил пытался не засмеяться. Это пришел бред. Теперь Денна будет уплывать в него и выныривать, пока полное изнеможение не унесет ее в забытье. Если вы видите в тарбеанском переулке человека, несущего чепуху, то, возможно, он на самом деле не сумасшедший, а просто сладкоед, бредящий от слишком большой дозы деннера.