Мы снова шли в тишине, только теперь поменялись местами. Дорога была прямой и однообразной. Впереди виднелись миражи, обещающие глоток живительной влаги, а на деле ведущие тебя в самое жаркое место полупустыни. Всё в этом месте было против меня: солнце, жара, неразговорчивая незнакомка, которая топала впереди и даже не пыталась быть благодарной мне за то, что я вообще ей помогаю. А ведь мог бы и не помочь, послать её куда подальше и идти по своим делам. Но на её счастье, дел у меня никаких не было, вот уже почти сотню лет, поэтому я с такой лёгкостью сейчас следовал за Ючке. Скука порой вынуждает нас делать то, на что мы бы в здравом уме никогда не решились.

Вокруг не было ни души, и мы с Ючке не в счёт, — как я уже упоминал, у богов нет своей души.

Тишь кругом, но без благодати. Даже птицы и насекомые попрятались по своим норам: никто в здравом уме не стал бы высовывать нос на улицу в такое пекло. А вот у богов редко ум бывает здравым.

— Не думай, что я лелею бесплодные надежды, так как я в курсе, что здесь мне спрятаться не удастся, — нарушила тишину Ючке, когда я от усталости и жары уже готов был упасть где-нибудь и уснуть. — Я не страдаю излишней глупостью.

— А где тогда? — спросил я. — Солнца нет только в Звёздной Юдоли Смертных. Там тебя уж точно искать будет гораздо труднее.

Она молчала, но уже как-то по-другому, не так, как раньше. Что-то в этой её тишине меня напрягало.

Я остановился и схватил Ючке за руку, покрытую золотом доспеха, — он и вправду не был горячим, даже наоборот, по сравнению с температурой моего тела, он был ледяным.

— Ты спятила? — обратился я к ней, когда она соизволила повернуть ко мне своё лицо, на котором застыла холодная решимость. — Ты что хочешь пересечь Великий лес в смертном обличии? Смерти захотела?

— Ты же как-то пересёк, — она аккуратно выдернула руку и сурово уставилась на меня. — Тебя ведь свергли не сюда. Как-то же ты тут оказался.

— Я другое дело, — покачал я головой. — Мне можно делать что угодно: меня не жалко.

Ючке удивлённо вскинула брови, и я поспешил объяснить:

— Если ты, дочь самого Бо Юкана, так глупо помрёшь в попытке пересечь Великий лес, то ты даже не представляешь, что после этого начнётся. А если ещё и меня обнаружат неподалёку от места трагедии, так и я под разнос попаду, — я снова схватил её за руку, привлекая внимание. — Ты должна постараться найти убежище где-нибудь здесь, под солнышком. Разве твои братья тебе помочь не смогут? У них же половина Юдоли под крылышком. Если хочешь, я помогу тебе связаться с ними, я знаю, где находятся их храмы.

Она посмотрела на меня, как на душевнобольного.

— Ты сейчас серьёзно? — она резко выхватила руку и подняла палец к небу. — Если бы там кому-нибудь было дело до моего существования, я бы здесь не оказалась. А если бы и оказалась, то ко мне бы приставили слугу или провожатого, или дали в моё владение земли, где я бы смогла работать и исправлять свои ошибки. Ты так не считаешь?

Тоже верно. Об этом я как-то не подумал. Боги, которых свергали на короткий срок, обычно и правда коротали сотню другую лет во владениях своей многочисленной родни, изредка выполняя поручения младших богов и выслушивая понукания от старших. Да и в целом жизнь таких богов мало чем отличалась от будних дней в Небесной Тверди. Но вот те, кого ссылали за серьёзные проступки на длительный срок, такие как я, например, лишались такой привилегии. Насколько же лет сослали эту ещё совсем зелёную, ничего не смыслящую в жизни бессмертную богиню?

— Даже несмотря на то, что никому до тебя нет дела, — упорствовал я, — это не значит, что нужно идти на верную смерть.

— Я не собираюсь умирать, поэтому мне и нужно в город, — мягко и вкрадчиво проговорила она, словно я был маленьким, глупеньким ребёнком. Это кто тут из нас глупый, а? Я хотя бы не лезу в самое пекло, зная, что могу там погибнуть. Ну, по крайней мере, сейчас. То ли дело раньше…

— А как же твоё священное орудие? Разве тебе не нужно его искать? — попытался переубедить её я. — Вдруг оно где-то рядом, мечется в растерянности, ему страшно и одиноко. Давай для начала поищем его, а потом будем думать над тем, что делать дальше.

— Я не собираюсь его искать, так что перейдём сразу к думам о будущем, — Ючке покачала головой, отвернулась от меня и снова зашагала вперёд.

— Почему? Ты настолько беспечно относишься к своим вещам? — я, с трудом переставляя ноги, двинулся за ней.

— Он не захочет меня видеть, — сухо проговорила она, ускоряя шаг.

Чего? Постойте-постойте. С каких пор бога вообще должны волновать желания его священного орудия? Нет, серьёзно. Кем бы ни было твоё орудие в момент жизни, после смерти оно становится вещью — это всем известный факт. И даже если сейчас у него есть руки и ноги, это ещё не означает, что орудие перестало быть вещью. Вы же не станете относиться со всей серьёзностью к стулу или к телеге, если они вдруг заговорят и начнут перемещаться в пространстве на своих двоих? Вот и боги не станут.

— Погоди. Какое вообще тебе дело, хочет оно тебя видеть или нет? — не унимался я. — Опасно оставлять орудие в одиночестве, мало ли что ему взбредёт в голову, ведь вся духовная энергия, что была накоплена в тебе, почти исчезла, а вот его дух в целости и сохранности. Если твоё орудие вдруг потеряется, или не дай боги, истратит всю свою силу, что ты будешь делать тогда?

— А что ты сделал? — вдруг резко обернулась она ко мне. Её золотистый глаз ярко сверкнул, отразив солнечный свет. — Где твоё священное орудие?

Я хотел соврать, но у меня возникло ощущение, что Ючке уже знала ответ на свой вопрос.

— Я его отпустил, — честно признался я.

Ючке тут же кивнула и произнесла:

— Вот и я своё отпускаю.

Что ж, тут и возразить нечего. Хотя… Чего же ты так испугалась тогда, в деревне? Не того ли, что твоё орудие теперь свободно?

Солнечная богиня развернулась и устремилась вперёд. А я безмолвно последовал вслед за ней, размышляя над тем, сколько проблем мне принесёт в будущем эта упрямая особа.

Дилфо поначалу был очень рад тому, что теперь мог хоть как-то общаться со своим новым знакомым, но вскоре эта радость быстро прошла.

Как Пирт и обещал, они устроились в более спокойном и удобном месте: на улице, под навесом кузни. Дилфо забрался на наковальню и беспокойно болтал ногами, а Пирт и Ючке разместились на длинной деревянной скамье перед мальчиком. Рядом сновали кучерявые овцы, коих ещё не забрали хозяева, распевающие пьяные песни в Торчащем зубе, — они тёрлись об ноги и изредка блеяли, недовольные тем, что на них не обращают никакого внимания.

Но в плохом настроении были не только овцы. Дилфо обиженно насупился, потому что ему уделяли времени не больше, чем пушистым животным. Мальчик наблюдал за тем, как Пирт и Ючке ведут оживлённую беседу на непонятном ему языке, причём Пирт с каждой новой фразой становился всё менее воодушевлённым и более суровым, тогда как Ючке всё с тем же каменным лицом коротко отвечал на его вопросы, не задавая ему ничего взамен.

Слушая, как легко Пирт разговаривает на своём родном даганском языке, Дилфо в очередной раз посетовал на то, что родился ордженцем. Нет, он, конечно, любил свою родину, но не мог отрицать того факта, что Орджен не самое интересное место в мире: куда бы ты ни отправился, везде увидишь одни и те же деревни с полями сокруса, пшеницы и льна, между которыми снуют коричневые овцы; одни и те же улыбчивые лица будут встречать тебя как родного, завидев издалека твою светлую голову и подрумяненную кожу. В Орджене всё было привычным и однообразным до скрипа в зубах.

Дилфо, пользуясь тем, что Пирт был полностью поглощён беседой, внимательно всмотрелся в лицо юноши, будто бы видел его впервые в жизни.

Пирт был самым высоким жителем Овлеса, на целую ладонь выше любого взрослого мужчины в самом расцвете сил. Волосы юноши, серебристого цвета, никогда не смущали златовласых ордженцев, потому что были светлыми, и им этого было вполне достаточно. Вот только чёрные глаза его: тёмные и блестящие, первое время настораживали местное население, но Пирт сумел обойти это незначительное препятствие на пути становления «своим» в Овлесе.