— Странно, очень странно, — бормотал под нос Борф.
Сверху послышался шум и приглушённые ругательства. Борф устало протёр ладонью морщинистое лицо и обернулся к сыну.
— Дилфо, иди посмотри, что случилось. Наверняка матушка опять уронила горшок с супом.
Мальчик энергично кивнул, вскочил со скамьи и, забравшись наверх по тёмной деревянной лестнице у стены, открыл неприметный люк в потолке и поднялся в верхние комнаты.
— Ты присядь, устала, небось, с дороги. Ты ведь не местная, — Борф указал девушке на табурет в углу, та последовала его совету безмолвно и отрешённо. Целитель остался стоять и смотреть на неё, не обращая внимания на то, что старик на лавке закряхтел громче.
— И откуда ты только такая взялась? — негромко вопросил Борф, не ожидая от девушки конкретного ответа.
Люк в потолке с грохотом распахнулся, и оттуда показались две крепкие ноги в мягких льняных туфлях, затем темно-синее хлопковое платье и разъярённая женская голова.
— И чего опять этот мальчишка удумал! — пожилая женщина, ещё бойкая, но уже совсем старуха, яростно замахала на Борфа маленьким загорелым кулачком. — Притащил в дом одержимую, это ж надо догадаться! Нет бы, оставить её на улице, как и подобает в таких ситуациях, а он притащил её к больному Горфу! Мало нам было того, что Дилфо свалился в горячке после одного такого одержимого, так он к нам ещё одну приволок!
Женщина громко и визгливо кричала, старик на лавке судорожно застонал, и Борф бросился менять ему примочки и обмахивать лицо обмоченными в спирту тряпками. Дилфо спустился следом за бабушкой и пристыженно уставился в пол.
— Матушка, не кричите вы так, тут же лихорадочный, а ему покой нужен, — Борф на ощупь взял со стола склянку с мутной жидкостью и аккуратно влил лекарство старику в рот.
— Вот именно! Вытаскивай эту девку наружу и лечи её там! Что соседи скажут, если узнают, что у нас в доме одержимые! — старушка бросила суровый взгляд на девушку, но внимательно приглядевшись к ней, сменила праведный гнев на греховную милость неудержимого любопытства. — Что-то не похожа она на одержимую и не буянит совсем.
Старушка неожиданно быстро успокоилась, будто не она ярилась всего пару мгновений назад и медленно, но уверенно подошла к девушке. Присев на своих коротких коренастых ногах, она без стеснений провела загорелой морщинистой ладонью по гладкой коже незнакомки.
— Совсем как куколка, такая красивая! — бабушка восторженно ахнула. — Такая худенькая, почти прозрачная. Никогда не встречала никого похожего. Она не из нашего края, это точно!
— Да, я тоже это заметил, — кивнул Борф. — Она всё время молчит как одержимая, но не буянит, и моему осмотру не сопротивлялась. Значит, дело не в болезни. Скорее всего, она просто прибыла из другого края и с нашим языком не знакома, так бы уже давно заговорила, связки-то у неё в порядке.
— Может, у неё горе какое случилось, погляди какая грустная, — старушка беспрепятственно погладила девушку по мягким волосам. — Ой, наверное, погорелица! Я слышала от Марфы, что в Холгое деревни горят. Вот беженцы и бродят по округе, заходят на наши территории и просят милостыню.
— Не исключено. Хорошо, что она не пострадала телом, а ошалелость вылечить нетрудно, только времени уйдёт много, — Борф устало протёр глаза и тяжело вздохнул. — Столько больных в последние годы, будто эпидемия какая, и все то безумны, то одержимы. Слабая нынче молодёжь пошла.
— Не то слово! Балуют их. Особенно у знатных особ, их дети вообще от рук отбились, ездят по деревням на своих конях, как дикие духи, страху на простой народ нагоняют! — старушка, с хрустом поднявшись с колен, принялась громко ворчать. — Ох, снова проблемы на нашу голову сваливаются. Нет покоя в этом доме.
Борф ей не ответил, а Дилфо не смел даже головы поднять, но бабушка и не искала у них ответа на свои причитания. Она закончила с осмотром незнакомки, успокоилась, когда поняла, что ничего серьёзного она из себя не представляет, а потому решила вернуться к своим домашним делам, но всё же, для пущего эффекта, не переставая ворчать.
Старушка, слегка качаясь из стороны в сторону, словно гусыня, двинулась к лестнице, с кряхтением поднялась по ней, ненадолго осветила подземную комнату ярким солнечным светом, а затем, закрыв люк, возвратила в помещение нарушенный было покой.
— И что теперь с ней будет, батюшка? Ты же не бросишь её на улице совсем одну? — Дилфо поднял свои жалостливые карие глаза на отца. Тот, немного подумав, медленно кивнул.
— Конечно, не брошу. Какой я целитель после этого, если буду нуждающихся в помощи прогонять. Иди скажи бабушке, чтобы она подготовила девчушке постель. Поживём пару деньков, там, глядишь, и в чувство придёт.
Дилфо согласно кивнул, былая печаль сошла на нет, его румяное веснушчатое лицо озарилось счастливой улыбкой, и он бросился наверх сообщить старушке решение отца.
Девушка без интереса проводила мальчика взглядом, а затем снова уставилась в стену. Наступила тишина, нарушаемая только топотом ног наверху и стонами раненного всеми забытого старика.
Борф задумчиво разглядывал незнакомку, и глаза его потихоньку тускнели, а морщины проступали всё глубже. Он потёр переносицу и глубоко вздохнул.
— Имя-то у тебя есть? — Борф задал вопрос скорее себе, чем девушке, так как она даже голову к нему не повернула. — Надо же как-то тебя называть.
Борф поднялся со скамьи и, приблизившись к незнакомке, склонился над ней, та подняла глаза и наклонила голову, как бы прислушиваясь к нему.
— Раз ты не местная, то носишь неизвестное мне имя и догадаться я не смогу. Так что, давай-ка попробуем по-другому, — Борф ткнул себе в широкую грудь тонким пальцем, по слогам растянул своё имя, а затем указал ладонью на девушку. Та на удивление быстро отреагировала, коротко произнеся мягким, но несколько хриплым голосом:
— Ючке.
Борф не ожидал такого удачного разрешения обстоятельств, а потому на мгновение опешил, но вскоре ответил на представление:
— Очень приятно, Ючке, — он тепло улыбнулся, а девушка слегка изогнула губы в ответ. Но сиреневые глаза её, неестественно тусклые, оставались безжизненными, и Борф, не выдержав странного ощущения, которое дрожью пронеслось по его телу от этого взгляда, неожиданно для себя отвернулся и возвратился к больному, не решаясь больше обернуться.
Горф кряхтел, не переставая, на его повязке проступили свежие пятна крови, а по лицу поползли липкие капли пота. Старик дрожал, глаза его закатились, а изо рта тонкой струйкой потекла густая слюна. Борф спокойно обмакнул чистую тряпку в миску с едко пахнущей жидкостью и осторожно провёл ею по лицу и шее больного. Тот ещё какое-то время содрогался всем телом, но затем, судорожно вздохнув, притих, смежил веки и уснул беспокойным сном. Борф сменил повязку старика на новую, ещё раз протёр его лицо мокрой тряпкой и принялся смешивать травы, разбросанные по столу, в лекарственную смесь.
За работой он и не заметил, как за ним всё это время пристально наблюдала из угла комнатушки девушка, сиреневые глаза которой тускло светились в полумраке.
Глава 3. Больше не одинокий одиночка
М-да. Однако приземление свергнутого бога оказалось не из лёгких. В памяти тут же возникло моё собственное падение с небес, когда я перекувыркнулся в воздухе по меньшей мере сотню раз лишь затем, чтобы вонзиться своей черепушкой в илистое дно озера. Хоть и упал я достаточно сильно, но никто не пострадал, ну, кроме рыб и иной живности озера, которая расплескалась с водой по песчаному берегу.
А вот мой собрат приземлился эффектно. Выжечь целую деревню — это тебе не рыб распугать.
Огонь от места падения, выпарив всю воду с рисовых полей, с треском распространился на покинутые деревянные дома и с гулом покатился по широким улицам, заполняя собой всё пространство вокруг и наводя ужас на небольшую кучку чудом выживших крестьян, которые с истошными криками мчались в сторону соседней деревни.