— Это ты меня, что, с человеком сравнил, а? — разъярился старик Ольфо. — С этими безмозглыми дуралеями меня не ровняй! Ещё бы мы, ордженцы, с людьми связывались! Да ни в жисть! Знаешь, как мы их, холгойцев этих от границ отгоняли, а? Не было там тебя, когда мы насмерть стояли против людей, что хотели наши земли отобрать!

— Насмерть, говоришь? — хмыкнул в ответ ордженец со шрамом. — Что-то ты больно живёхонький, плохо стоял, значит?

Ордженцы засмеялись, но как-то неуверенно и натянуто. Ольфо уже было хотел пустить в ход свой маленький кулачок и доказать этому паршивцу, что он существо мирное и рядом не стоял с людьми-злодеями, как среди толпы послышался миролюбивый, но уверенный голос:

— Ну чего вы расшумелись, стол давно накрыт. А вы тут на холоде стоите, гостей отпугиваете.

Толпа ордженцев расступилась и пропустила в центр импровизированного круга Пирта, в руках он держал факел, который причудливыми косыми тенями окрасил его молодое добродушное лицо.

— Вот, Пирт тоже не местный, — опомнился Ольфо, опуская занесённую в минутном порыве руку и переводя стрелки на новоприбывшего. — Между прочим, я хотя бы в Орджене рос, а Пирт пришёл издалека. Чего это вы на него не нападаете, а меня козлом отпущения делаете?

Все разом повернули головы к Пирту, и тот смущённо потупился на мгновение, но вскоре вновь обрёл самообладание и широко улыбнулся:

— Неместный телом — местный душой. Кто жизни и сил не пожалеет в работе на благо Орджена, тот ордженец по крови и духу. Идёмте к столу, всё уже давно остыло.

Никто не стал оспаривать его мысль, а предложение вкусить даровых яств подействовало на толпу как одурманивающее снадобье, и ордженцы напрочь позабыли о своих обидах и недавнем скандале. Деревенские, громко и весело переговариваясь, двинулись за Пиртом к Торчащему зубу, и поляна разом опустела.

— Вот так всегда, — посетовала Ларфа, провожая толпу взглядом, — придут вечером за овцами, устроят свару, а потом на бесплатные харчи остаются. Тут уж хочешь не хочешь, а заподозришь заговор против наших запасов.

— Тебе лишь бы заговоры везде, да сплетни, — пробурчал в ответ Дилфо.

Ларфа обернула своё широкое лицо к брату, свет звёзд исказил её удивление, превратив в непреднамеренную неприязнь.

— И чего ты такой ершистый стал? — негромко возмутилась Ларфа, не со злобой, но с искренним недоумением. — Чем я тебя обидела? Ты мне скажи, я исправлю свои ошибки. Ты же знаешь, я никогда не была врагом тебе, мы же одна семья.

— Идём в дом, а то голодными останемся, — Дилфо проигнорировал душевные излияния сестры, обернулся к Ючке и потянул её за руку. Но та не поддалась.

— Ты чего? — Дилфо застыл, внимательно вглядываясь в лицо девушки. Свет тусклых золотистых звёзд освещал молочно-белое гладкое лицо Ючке, которое та запрокинула к небу. Её глаза, были полны невыразимых для Дилфо ощущений, и он не мог объяснить себе: грустит Ючке, изумляется или же злится, слишком сложными были для маленького ордженца чувства чужестранки.

— Ты чего, звёзд никогда не видела? — вопросил Дилфо, не ожидая ответа.

— Ровера сатеру, декина сатери, — чётко и медленно проговорила Ючке мягким голосом, но в нём сквозили нотки холодного ночного серебра. Она не спускала потухших глаз с ясного звёздного неба.

— Чего-чего? — не понял Дилфо, он ошеломлённо захлопал глазами. На его памяти Ючке впервые за всё время своего пребывания в Орджене что-то говорила в его присутствии. — На каком это языке? Ларфа, ты не знаешь? — обратился он к сестре, совершенно отбросив только ему понятные обиды.

— Не знаю, — покачала головой Ларфа, с неясным сомнением и задумчивостью глядя на лицо Ючке, которое в это мгновение словно излучало свой внутренний холодный свет. — Нужно спросить у Пирта, должно быть, он слышал этот язык, когда путешествовал по миру.

— Всё ты у Пирта спрашиваешь! — снова озлобился Дилфо. — Кто ты без него? Ничегошеньки сама не можешь. Идём, Ючке, хватит звёздами любоваться, они здесь не на одну ночь.

Мальчик цепко ухватил девушку за руку и потащил её к Торчащему зубу, та уже опустила голову обратно к земле и без сопротивлений двинулась вслед за Дилфо.

Ларфа осталась одна посреди моря изумрудной травы и одиноко бродящих мимо мохнатых овец. Ордженка подняла голову к небу, но как бы ни старалась, не могла понять, о чём говорят эти безмолвные и далёкие, но такие родные звёзды.

На северном краю деревни Атто, не затронутом огнём, я нашёл в стойле лошадь, полудохлую, худую и истощённую, но всё-таки лошадь. Я впряг её в покосившуюся телегу, которая теперь вряд ли кому понадобится, и приглашающим жестом предложил Ючке занять лучшее место на моём импровизированном транспорте — в стогу лежалого сена.

Ючке окинула телегу равнодушным взглядом и с варварским благородством плюхнулась в стог, напрочь позабыв о моём существовании.

Избалованная девица. Хотя чего стоило ожидать от дочери Верховного божества? Но надо отдать ей должное: Ючке не закатывала истерик, не плевалась в мою сторону и вообще была довольно дружелюбна, если подчёркнутую холодность можно назвать дружелюбием. Но для меня даже это, по своему обширному опыту скажу, дорогого стоит. Её братья за мной по всем Юдолям с копьями гонялись, так что равнодушие их сёстры меня вполне устраивало. Хотя для полного счастья ещё не помешало бы, если б свергнутая богиня сообщила мне о своих ближайших планах. Своё священное орудие, как я понял, она искать не собирается, раз уж так быстро решила покинуть деревню, тогда что, позвольте узнать, этой особе ещё может быть нужно?

— Куда вас везти, сударыня? — я непринуждённо занял место извозчика, словно всегда этим занимался. Но признаюсь честно, управлять лошадьми не из седла мне никогда ранее не приходилось. Все четыреста лет своего изгнания я протопал своими ножками.

— В город, — отрезала она. — Желательно крупный и многолюдный.

— Зачем тебе? Решила ворваться в местное благородное общество? Думаешь, тебя там примут с распростёртыми объятьями, раз уж ты дочь такого высокопоставленного бога? Или ты считаешь, что твоё орудие утопало в ближайший город, чтобы наверстать упущенное время и повеселиться всласть? А? Так или не так? А если так, то что именно так?

Она промолчала. Неудивительно. Похоже, даже если я с этой дамочкой надолго, выуживать из неё информацию придётся по крупинкам, и это в лучшем случае. В худшем — она просто воспользуется моими бесплатными услугами экскурсовода и исчезнет, а моё любопытство так и останется неудовлетворённым.

Нет уж, надо подгадать момент и всё узнать. Ничего, я терпеливый, готов хоть сотню лет прождать, мне торопиться некуда, ещё шестьсот лет срок мотать, топча смертные Юдоли.

Мы двинулись вперёд с протяжным скрипом дерева и моими ругательствами, и не без труда выехали на дорогу, что вела в сторону столицы Холгоя.

— Что это за земли? — спросила богиня, когда сожжённая деревня скрылась за каменистым кладбищенским холмом.

— А, мы в царстве Холгой, в южной его части. В двух днях пути на северо-восток будет столица — Холлас. Эти земли, кажется, находятся в ведении твоего старшего брата, Бо Юлуна. Сомневаюсь, что ты о них не слышала.

Она промолчала. Интересная из неё выходит собеседница, ничего не скажешь. Но говорила она, всё же, больше, чем её прославленные в Юдоли Смертных братья — те вместо того, чтобы говорить, предпочитали стрелять в говорящего или протыкать его копьями. Боги вообще, если честно, полные невежды во всём, что касается общения, особенно — солнечные.

— Насколько велика столица? — послышался голос Ючке, спустя довольно продолжительный промежуток времени.

— Ты никогда не бывала во владениях своего брата? — она не ответила, а я продолжил: — Там живёт тысяч десять, если не больше. Для такого небольшого царства, как Холгой, где занимаются исключительно сельскохозяйственными делами, это огромный город, самый большой в царстве.