Понятное дело, она на мои слова никак не отреагировала. Что ж, я начинаю привыкать.

Дальше мы ехали молча, что совсем неудивительно. Лошадь постоянно спотыкалась на ровном месте, а я с тревогой смотрел на её тощие бока с торчащими рёбрами, которые трепетали от частого хриплого дыхания. Кляча ещё та, на два дня её точно не хватит. Надо хотя бы до соседней деревни, Лотта, добраться, а там уже пересесть на коня получше. Благо в деньгах мы пока нуждаться не будем: отколупаем от доспеха Ючке все драгоценные камушки, и на несколько десятков лет безбедной жизни точно хватит, если, конечно, она позволит — эти солнечные боги слишком горделивые и принципиальные, кто знает, как сильно Ючке привязана к своим вещам.

Пейзажи вокруг были совершенно непримечательные, типичные для Солнечной Юдоли Смертных: пустынные земли с пожухлыми кустарниками и низкорослыми деревьями, каменистые холмы — невысокие, но встречающиеся на каждом шагу так, что дорога постоянно извивается, огибая их, отчего путь становится длиннее раза в два. Редкие птицы и пустынные звери иногда попадаются по дороге, но тут же исчезают в тёмных норах, скрываясь от палящего зноя.

Жарко.

— Кстати, забыл спросить, — нарушил я гнетущее меня молчание. — Солнце-то всё ещё висит на одном месте. Уже почти полдня прошло, смертные, наверное, давно заметили. В чём там дело? Отец тебя свергнул и забыл вернуть солнце на место?

Ючке в очередной раз не ответила.

— Хотя бы голос иногда подавай, а то я подумаю, что ты окочурилась или чего похуже, — я обернулся назад. Она сидела в сене, в позе лотоса, скрестив руки на груди. Лицо её выражало сосредоточенность, тонкие брови почти соединились в одну линию, а пухлые губы она с остервенением покусывала. Ючке настолько не подходила этому месту в своём ослепительном доспехе, что становилось смешно.

Кстати, о доспехе. Почему он всё ещё на ней? Неужели у неё осталось столько божественной энергии, что она до сих пор может поддерживать его в рабочем состоянии? Сколько же тогда у неё должно было быть сил до свержения? Моего запаса после падения с небес хватило на разрушение одного небольшого города или деревни, уже и не вспомню, что это было, но вот доспех мой моментально испарился, стоило только ступить на смертные земли, а тут — уже несколько часов прошло после свержения, а обмундирование Ючке блестит как новенькое. Хоть она и дочь Верховного бога, но для младшего божественного поколения такое явление ненормально, они все на порядок слабее любого бога долгожителя, такого как я, например.

— Я подам голос тогда, когда в этом будет хоть какой-то смысл, — вырвала меня из размышлений Ючке, заметив моё пристальное внимание. — На дорогу смотри.

— Смысл? — я не последовал её требованию и развернулся к ней всем телом, благо дорога на этом участке была ровной. — Для меня, между прочим, каждый заданный тебе вопрос имеет смысл. Ты только представь, я уже четыре сотни лет живу, ничего не зная о том, что происходит в мире богов, прямо-таки умираю от любопытства!

Я, конечно, лукавил. Плевал я на этих заносчивых ублюдков с небес, но особа передо мной и вправду чрезвычайно меня интересовала. Почему её свергли в таком юном возрасте? Почему она так отреагировала, когда я рассказал ей про то, что её священное орудие обзавелось ногами и ушло по своим делам? Зачем ей в город? И почему, в конце концов, у неё такой странный левый глаз? Я серьёзно, он слишком жуткий.

— Когда же ты стал таким любопытным, господин Ма Онши? — богиня лукаво улыбнулась, сверкая золотистым глазом, тогда как белый буравил меня насквозь. — Раньше тебя не особо заботила жизнь и судьба твоих товарищей по бессмертию. Ты славился на всю Небесную твердь своим отвратительно пренебрежительным характером.

Вот это новости. Откуда ей известно, каким я был раньше? В трактатах о таком вряд ли пишут. Или пишут? Надо будет всё-таки ознакомиться с ними на досуге.

— О чём это ты? — притворно возмутился я. — Мы разве знакомы лично, раз тебе известны особенности моего характера?

— Какая разница: лично или нет, я читала трактаты о тебе и слушала истории братьев, — пожала плечами Ючке. — Тот, кто уничтожил царство Сунганли, выкрал младшего внука бога Солнца, ранил единственного сына бога Луны и был свергнут на тысячу лет, сейчас сидит передо мной и ведёт себя как неуёмный подросток. Это странно. Не знала, что вместе с божественной энергией у свергнутого бога исчезают и личностные качества.

Ючке произнесла всё это ровным и спокойным тоном, ни единого намёка на осуждение или презрение — просто констатация фактов.

Да, вместе с пропадающими душами из меня, возможно, вышла часть жизненного опыта и каких-то навыков, но сознание у меня на месте, память я не терял, а уж личностные качества тем более, так как они никоим образом с людскими поглощёнными душами не связаны. Насколько молода эта Ючке, раз не знает таких элементарных вещей? И вообще, чему там сейчас младших богов учат? Отвратительная нынче система образования.

— Говори что хочешь, — пожал плечами я, возвращаясь к своей хромой подопечной. Лошадь стала спотыкаться гораздо чаще, и телега замедлила свой ход. — То, что ты так заботливо сейчас перечислила, я не отношу к списку своих заслуг. К ошибкам молодости — возможно, но не к достижениям.

— Как это понимать? — искренне удивилась Ючке. Ого, мои слова сбили её равнодушие. Интересно. — Что значит — ошибки?

— Понимай как хочешь, — мне захотелось обернуться и взглянуть на выражение её лица, но я всё же решил напустить на себя немного таинственности. Всё же я из старших младших богов, а значит, мудрее и опытнее. Пускай почувствует себя неполноценной.

Да-да, боги иногда ведут себя также глупо, как люди и даже хуже, но кто из нас не безгрешен? У меня тоже есть гордость, и изредка потешить её не повредит. Наверное.

— Боги вольны делать все, что взбредёт в голову, и никто их за это не осудит, ибо законов у богов не так уж и много и они не так строги, как законы смертных, — философски заметил я, вживаясь в роль мудрого наставника. — Но иногда они всё же совершают ошибки, хотя не многие признают их таковыми. Признают свои ошибки лишь те, чьё сознание достигло пика развития на пути становления истинным благословенным богом. А я уже давно перешёл ту грань, перед которой топчутся мелкие божки… Приехали.

Телега резко затормозила и слегка накренилась вниз.

— Куда? — непонимающе вопросила Ючке, когда я неожиданно прервал свой монолог.

— Понятия не имею, — я повернулся лицом к телеге, широко и задорно улыбаясь. Как и ожидалось, лицо Ючке представляло собой яркий образец эмоции, под названием недоумение. — Но то, что мы приехали, это факт.

— Поезжай дальше, тут ничего нет, пустыня кругом, где мы, по-твоему, находимся? — она вскочила на ноги и принялась суетливо озираться по сторонам. Полегче, дорогуша, а где же ваше равнодушное самообладание?

Сложившаяся ситуация меня по-настоящему веселила.

— Не могу ехать дальше, — еле сдерживал я рвущийся наружу смех.

— Почему? — вопросила она, уставившись на меня.

— Лошадь сдохла.

Ючке громко и протяжно вздохнула, закатив глаза. Прошу прощения, глаз. Левый белёсый смотрел на меня неотрывно и осуждающе, словно я был виноват в том, что кляча без сил рухнула на пыльную дорогу.

В Торчащем зубе было шумно, душно и оживлённо, несмотря на холодную и безмолвную ночь за порогом дома. Ордженцы распивали хмельк, поглощали мясо овец, не щадя живота своего, громко и нескладно распевали песни, не щадя ушей своих соседей.

— Семейная жизнь — это вам не овец стричь, — пожилая ордженка, по-пьяному растягивая слова, читала Ларфе нравоучения. — Тут особой науки нет. Живи себе и живи.

Ларфа согласно кивала, улыбаясь криво и неестественно, но её собеседница этого совсем не замечала и всё подливала в свой безмерный стакан тягучий, пряный хмельк.

— Мы когда узнали, что ты замуж за Пирта собралась, сначала посочувствовали тебе, — продолжала свой монолог пожилая ордженка, — всё-таки чужой он, да и ордженец всего наполовину, но сейчас мы тебе все завидуем — такого мужа отгрохала! Он тебе и кузнец, и в поле помогает, да и добрый такой, добрее, чем коренные ордженцы. Бабка твоя, Ольфа, по деревне ходит и нос задирает, мол, внучка моя крупную овцу остригла и шерсти с неё на год хватит. Мы сначала плевались с неё, а теперь вторим ей, ведь права Ольфа, баран у тебя породистый!