– Двух дней? Ты собралась бродить по столице в одиночестве два дня? – в свою очередь вскипел я, вспомнив о том, что… Ай, да ни о чём я не вспомнил, просто вскипел. – Ты не подумала, что случится, если ты наткнёшься на жрецов из храма своего брата? В деревне, может быть, никто особо и не обратил на тебя внимания, но как думаешь, сколько на весь Холгой найдётся золотоволосых девиц? Да тут же все поголовно рыжие! Если ты попадёшься в руки жрецов и не дай боги рядом окажусь я или ты случайно меня сдашь, когда тебя поймают, то здравствуй очередная охота на изгнанников!

Я весь содрогнулся от воспоминаний о горгах и жрецах, что гоняли меня по всей Звёздной Юдоли Смертных, пока я не ринулся через Великий лес в Солнечную Юдоль, но это уже совсем другая история.

– И что ты предлагаешь? – наехала в свою очередь на меня Ючке.

– Побриться налысо, – серьёзно ответил я.

– Ты что шутишь? – лицо Ючке вытянулось от изумления. – Богу сбрить волосы? Да это же позор!

Да, ещё какой. Позор и унижение, через которые проходит каждый бог, потерпевший поражение в битве, будучи пойманным своим врагом. За всю мою божественную жизнь, пока я денно и нощно исполнял обязанности младшего бога Войны, никто не побеждал меня, и моя густая и длинная чёрная шевелюра оставалась в целости, но, когда меня свергли, один из божков, ныне свергнутый и убитый с моего почина, решил подшутить, отрезав всё накопленное мной волосяное добро, прежде чем скинуть меня с Небес. Благо я отрастил за четыреста лет волосы обратно и теперь снова подметал своим хвостом дорожную пыль, но память о прошлом унижении ещё до сих пор сильна несмотря на то, что я сумел отомстить своему обидчику.

Но, в нашем случае сбрить золотистую копну Ючке было бы отличным выходом: переодели бы её в мальчика и дело с концом, можно спокойно жить в Солнечной Юдоли и не переживать о преследователях. Но непреклонность, с которой Ючке ответила на моё предложение, говорила о том, что она вряд ли последует моему совету.

– Ладно, если ты не хочешь – настаивать не буду, – пожал плечами я, представляя какого Ючке будет лысой – вылитый Бо Юкан, не иначе. – Тогда позволь мне найти этого твоего благословенного бога самому. Назови имя, и я найду его храм, а затем приведу тебя к нему, когда стемнеет.

– С чего это ты такой добрый? – недоверчиво уставилась на меня Ючке. – Нет, правда, с моими братьями у тебя отношения не сложились, а мой отец был на стороне тех, кто хотел лишить тебя божественных сил, а затем уничтожить. С чего вдруг такая забота?

Нет, серьёзно, нашла время выяснять отношения.

– Не со всеми твоими родственниками у меня сложились плохие отношения, – возразил я. – Был один, самый младший внук Бо Юкана, имени я его, прости, не запомнил. Когда я выкрал его, он составил мне неплохую компанию. А теперь я могу оказать услугу его тёте, или кто ты там ему, так сказать, вернуть должок.

Да, был в моей биографии такой случай, когда я был готов пойти на многое, в частности, на кражу божественных детей, чтобы добиться своего. И хотя тогда я этого «своего» не добился, но провёл неплохое время, отсиживаясь в Великом лесу, пока весь Солнечный пантеон с пеной у рта меня разыскивал. Надеюсь, Ючке не в обиде за тот случай, я ведь, в конце концов, никакого вреда её племяннику не причинил, а поэтому заслужил поблажку.

Ючке долго и пронзительно изучала моё лицо, о чём-то стремительно размышляя, а затем всё же решилась принять решение:

– Ладно, пойдём вместе. Только бриться налысо я не буду, найду чем покрыть голову и двинемся на поиски.

Ещё лучше. Боги, эта богиня неисправима.

– С ума сошла? Женщина с покрытой головой в Холгое? – возмутился я. – Нет, сударыня, это вам не Свеан. Если местные кого с покрытой головой на своих улицах встретят, они эту самую голову примостят на пику и разместят её на центральной площади. Ничего-то вы, сударыня, не смыслите в современной политике.

– Тогда что делать? – развела руками Ючке, с ожиданием уставившись на меня.

– Дождёмся ночи и двинем на поиски храма, – пришёл я к конечному решению. – По ночам в Холласе шумно и многолюдно, особенно в ярмарочный месяц, а через пару дней начнётся карнавал, там можно будет разгуляться не на шутку.

– Разгуляться? Ты собрался веселиться? – не поняла Ючке. Вот всё-то ей объяснять надо, ещё собиралась сама бродить по городу.

– Я нет. А вот жители – да. Сможем средь бела дня по улицам шататься, никому до нас дела не будет, да и жрецов в это время на улицах не бывает: дневные праздничные ритуалы будут занимать их больше, чем богини-оборванки. А сегодня отсидимся до вечера в харчевне, и как только солнце скроется за горизонтом, отправимся к Мечу мертвого великана, оттуда и начнём поиски.

– К чему отправимся? – слегка изумилась она, захлопав золотистым глазом.

Я загадочно ухмыльнулся, многозначительно помолчал, а затем под её недоуменным взглядом двинулся к харчевне, на ходу перебирая имена известных мне благословенных богов. И хоть убейте, я не мог найти хотя бы одного, кто спустился бы за последние две тысячи лет с Небес в Юдоль для достижения истинного благословенного состояния. И где, позвольте узнать, Ючке могла познакомиться с одним из благословенных, если ей самой не больше четырёх сотен лет, и она никогда не спускалась с Небес в Солнечную Юдоль?

Дилфо шагал по опустевшим улицам деревни в сторону Торчащего зуба и с удивлением оглядывал дома-полуземлянки, двери которых были накрепко закрыты, а окна и вовсе занавешены плотными шторами. Мальчика это несказанно удивило: дома в Орджене никогда не закрывались от соседей, и будь на то воля ордженцев, они бы и вовсе убрали двери, но опасность вторжения кочевых племен и нашествия россов, воспоминания о которых ещё живы были у старшего поколения, заставляли миролюбивых крестьян предпринимать охранительные меры. Для обитателей деревни было в порядке вещей, если любой житель Овлеса, будь то старик или беззубый младенец, без зазрения совести заявлялся на пороге соседского дома и ранним утром и поздней ночью – никто и пальцем не шевелил, чтобы прогнать незваного гостья. Всех, даже недругов, коих у ордженцев было немного, принимали они в своих домах как родных. Но нынешнее же положение вещей, когда каждый стремился отгородиться ото всех за своими стенами, не вязалось с привычками ордженцев, а потому сбивало с толку не только Дилфо, но и самих жителей Овлеса. Все ощущали наступление перемен в деревне и не хотели ничего менять в своем благодатном мире, однако противиться грядущим изменениям не могли даже самые закоснелые ордженцы.

Если бы Дилфо был более внимателен к тому, что творилось вокруг него, то он бы заметил, что за последние несколько дней в Овлесе стало гораздо тише и малолюднее, и только малочисленные группки ордженцев ещё сохраняли бодрость духа и кутили по домам соседей, не обращая внимания на косые взгляды окружающих, которые скрупулезно собирали свои незначительные запасы в погребах, подальше от завистливых взглядов тех, кто не мог похвастаться наличием хотя бы мешка сокруса, и с боязливым волнением поглядывали на убывающие притоки Холодной реки. Но как это часто бывает, ты до последнего не замечаешь перемены в своей рутинной жизни, пока они не станут настолько явными, что от осознания их существования голова пойдёт кругом.

Но Дилфо сейчас не особо заботился проблемами деревни. Несмотря на то, что он сам стал свидетелем разговора своих родных о трудностях, грозящих привычному будущему, мальчик мало понимал, с чем эти самые трудности могут быть связаны.

День близился к полудню, солнце висело высоко в безоблачном небе и старательно прогревало деревню палящими лучами, абсолютно не заботясь о том, как живые существа относятся к его чрезмерным усилиям. Было душно, воздух дрожал от зноя, земля под ногами трескалась и дороги, словно морщинами, были покрыты запутанной сетью чернеющих трещин.

Дилфо и Ючке довольно быстро добрались до Овечьей долины, никого не встретив по дороге. Возле Торчащего зуба было тихо. Овцы почти бесшумно жевали траву и с каким-то унынием относились к своему единственному занятию в жизни. Они лениво подняли свои коричневые лохматые морды от серебристо-изумрудного поля и безынтересно поглядели на непрошеных гостей. Умиротворение и спокойствие ощущались в самом воздухе долины: Холодная река неторопливо несла свои воды за пределы Овлеса, её берега окутывали клубы прохладного тумана, которые с легким ветерком долетали до Дилфо, охлаждая нагретую солнцем светлую кожу; овцы не блеяли, птицы не пели своих песен, и даже насекомые не смели своим жужжанием нарушать покой царившего безмолвия.