Мама и Эд подошли к куполу. Старуха, сдерживая слёзы, принялась руководить людьми. Они делились на семь групп. По типу магии.

Эдмунд сел на песок, скрестив ноги. Встретился взглядом с маленькой мной.

Он улыбнулся. Грустно, но с присущей ему мягкостью.

Улыбнулся! Господи, Эдмунд, да что с тобой не так⁉

Мама села за ним и обняла. Эдмунд упёр спину ей в грудь, как в любимое кресло. Поглядел на неё и тоже улыбнулся.

Что-то сказал. Довольно короткое, но Джейн не расслышала.

Мама улыбнулась, не пряча слёзы. Шепнула ответ и коротко поцеловала в лоб.

Позади них встали колонны людей, положивших руки впередистоящему на плечо. Первые сложили руки на плечи Эду или маме.

Старуха-декан наложила на Эдмунда несколько заклятий, призванных сохранять ему жизнь и сознание как можно дольше. Не просто применила, но и удерживала для усиления эффекта в случае необходимости. Скомандовала:

— Начали!

Ладони людей засияли. Они передавали друг другу энергию. Последние передавали её Эдмунду.

Разноцветные нити потянулись из рук моего учителя, сворачиваясь в рисунок более чем на полсотни рун.

Я села рядом, закрыла глаза, слушая хрип и стон. Эдмунду было больно, но пока лишь от передачи энергии — ломать печать Эд ещё не начал.

Пёстрый рисунок, создаваемый учителем, дрогнул. Казалось, на секунду все люди снаружи замерли.

Старуха усилила приток энергии. Кто-то что-то говорил. Мама крепче обняла Эдмунда. Он дрожал.

Процесс начался.

Эдмунд сжался. Мама крепко держала его, не давая ни скрючиться, ни упасть.

Я поглядела на Эда. Из-под его воротника показались белые полосы — они рисовались прямо по шее, вдоль сосудов. Симптом разрыва источника.

Учитель запрокинул голову. Лицо искривила гримаса боли. Рот раскрылся в крике.

Память Джейн не сохранила его.

Или сохранила частично.

Скорее всего, его крики слишком сильно били бы ей по психике, останься они в памяти.

Это хорошо. Не хотелось бы слушать.

В своё время для меня звуки подавил этот бурый барьер-купол. Я их не запомнила.

Сейчас я слышала что-то сродни вою банши, звону проволоки, колеблющийся в артефакте из-за перегрева, и каких-то человеческих криков на разные голоса, какой-то хрип или треск — смесь шумов, схожих по звучанию — замена травмирующей реальности.

Мир воспоминаний задрожал, исказился образ Эдмунда.

Его черты становились то чётче, то больше напоминание каких-то других людей. Солдатов из прошлого, Рауля, Эда в детстве…

Мир казалось тухнет вокруг нас. Джей не видела ничего, кромя странного сгустка света и фрагментов прошлого, объединённых в одного Эдмунда, кричащего на разные голоса.

Всё вокруг стало чёрным.

Многоцветное плетение врезалось в купол, заставляя его содрогнуться.

Мир окрасился вновь. Я смогла снова взглянуть на Джастина. Он чуть не плакал, но с надеждой смотрел на пёстрое кружево чар.

И у нас, и у них поднялся ветер. От летящей пыли стало темнеть, она колола лицо, забивалась в рот, нос и уши. Волосы у мамы и у Эда взметнулись вверх.

Всё ровно так, как я помню.

Эд вытянул руку, прижимая ладонь к куполу, практически вдавливая в него плетение. Старуха всё подпитывала и подпитывала свои плетения, облегчая ему боль.

Я чувствовала, какие плетения она использует, а значит и то, что происходило с Эдом в тот момент.

У него рвались сосуды, скакал пульс, росла температура. Мне так и не сказали, отчего лечили Эда после этих событий. Лучше бы и дальше не знала.

Джейн лечила и укрепляла его. Не могла исправить всего и вынуждена была выбирать приоритетные травмы вроде серьёзных внутренних кровотечений и снижения пульса и температуры, пренебрегая полопавшимися капиллярами в глазах, параличом некоторых мышц и прочими не летальными травмами.

А руки тряслись — полностью отделяться от мысли, кого именно она спасает Джейн так и не умела. Но ошибаться ей было нельзя.

Яркий свет от двух противоборствующих сил слепил даже через веки. Пятнадцатилетняя я невольно упёрлась в купол со своей стороны. Помню, тогда покалывание охватило висок и плечо. Мне было плевать, какие побочные эффекты это даст — глаза закрывались сами собой.

Так появилась седая прядь над ухом. Выкачка энергии образовала подобный молении след на плече.

Не нравится мне это воспоминание. Совсем.

Эд стеклянным взглядом буравил купол, вдавливая в него руку. Он был в сознании, но больше не кричал — печать была проломлена. Мама крепко держала его, жмурясь от света.

Люди, подпитывающие Эда, стали постепенно отходить или падать в обмороки — у них кончалась энергия.

Учитель усилил напор на купол. Тёмное плетение проседало.

Купол помутнел.

Я помнила этот момент.

Посмотрела на Джастина. За барьером не было слышно, но он кричал.

Поднявшись на ноги, прошла сквозь купол. Как проекция, я могла делать что угодно, ведь я — не часть происходящего.

Встала рядом с размытой фигурой. Джейн не смотрела на него и память не сохранила подробности образа.

От Джастина стали отлетать чёрные эфемерные лоскутки — кусочки пузыря, сжигаемого ради энергии. Выгорание источника. Неостановимый процесс. Необратимое повреждение источника. Ужасно, но завораживающе. Как и всё в этом воспоминании.

Джейн заметила. Под её взглядом мальчик стал чётким. Кричал и плакал. Она не слышала из-за купола.

В те годы было почти безразлично… Меня пугал только Эд, от которого полетели такие же кусочки… белый источник. Тоже выгорающий.

Сейчас рыдать хотелось над обоими.

Я тронула Джея, хоть и знала, что просто пройду насквозь.

Рука Эда соскользнула с купола — напор белого плетения ослаб. Но через несколько мгновений, мама подняла его руку и прижала назад.

Купол и чёрное плетение в его центре затряслись.

Джастин при мне рухнул в обморок.

Хватит…

Довольно.

Светлый лиловый туман забрал меня отсюда.

На мгновение стало темно. Магия дала мне остро необходимую секундную передышку между воспоминаниями.

Дальше замелькали какие-то другие воспоминания. Эд лечился, потом начал с моей мамой отношения. Потом женился…

Я, кажется, смотрела на вальс. Очень трогательный в понимании Джейн — естественно, жених-то — её мальчик.

Потом что-то замелькало про появление Моргана. Потом близнецов. Возня с ними. Внуки. Просто прекрасно.

А меня не отпускали разбуженные воспоминания.

Сменялись мелкие события в воспоминаниях. Откуда-то доносился голос Эдмунда:

— Я не могу закончить артефакт для коррекции искры. Что мне потом делать? Иногда кажется, сам сломал бы всё, лишь бы работа не кончалось.

Это-что совсем свежее. Буквально в этом году я уже слышала об этой проблеме отчима от матери.

Меня выбросило из памяти — важные моменты закончились.

Дом старухи.

Точно?

После воспоминаний часто не ясно где ты.

Одежда, чай, поза — всё так и было… Дом совсем не изменился.

Я огляделась.

За окном уже темно. Эдмунд и Мадам спят.

Я посмотрела на отчима: лежит. Жив и здоров.

Весь тот кошмар в прошлом. Очень давно в прошлом.

Осталось… только одно маленькое воспоминание, которое я хотела бы увидеть — что он сказал мне после выгорания источника? Но почему-то я не решалась.

Я прописывала особенности конструкции артефакта, который мы с Эдмундом должны были собрать.

— К маю управимся. Может даже, к концу апреля, — довольно перекладывая листы вычислений, болтал Эд. — Чёрт, а ведь всё весьма очевидно. Как ты до этого догадалась?

— Эм… цепь обрывочных мыслей, — лучше не рассказывать про копание в воспоминаниях. — Но навели меня на эту мысль ты и Мадам.

— Я же говорил, что стоит иногда её навещать, — усмехнулся отчим. — Видишь, она нам ещё и подсказала, что твой новый артефакт с кристаллом-накопителем можно вшивать под рёбра пациентам. Жёстко зафиксированный относительно тела артефакт будет эффективнее, чем болтающийся амулет.