— Я именно про это и спрашивал. Осознание со временем пришло или тоже с каким-то событием?

— Ну… ты будешь смеяться, но дело было в запахе. Люди недооценивают значение запахов. От неё всегда приятно пахло: то легкими духами, то едой, она ведь готовить любит, но в тот раз она впервые приняла ванну у меня дома. Принесла с собой кусок «молочного» мыла. Знаешь, белого такого, которое ещё никогда не затвердевает полностью. Оно в аптеках продаётся.

— Знаю. Для детей и проблемной кожи, если не ошибаюсь?

— Точно. А ещё его девушки покупают — оно кожу смягчает.

— И?

— И всё. Никаких кремов-духов у неё с собой не было, а мыло — да. И пахла она потом чистотой и свежестью. Я тогда подумал, что, если после смерти моя душа будет ждать перерождения в вечном блаженстве, там будет этот запах, — улыбнулся собеседнику. — Она всё ещё им пользуется. Каждый день ложится спать с эти запахом. У меня каждый день это осознание.

Джастин кивнул.

— Обед был вкусным? Ну, тот который она Вам приготовила? — зачем-то спросил юноша.

— Без понятия. Форма, в которой она его запекала, лопнула в жаровом шкафу.

— Ваша форма, в Вашем жаровом шкафу?

— Да, — пожал плечами Эдмунд и фыркнул, отпивая из стакана. — Ой, мальчик, не будь таким мелочным — она старалась.

— Я просто уточнил.

— Да. Мой дом, мой шкаф, моя посуда и мои продукты, которые она — Кошмар какой! — взяла без спроса, пока я спал с температурой.

— То есть, Вы его даже не попробовали?

— М… нет. Мало того, мы потом и убирались вместе. Но параллельно она сварила мне бульон, а перед уходом пожарила омлет.

— Вкусный?

— Пожалуй. Омлет, как омлет, — пожал плечами и засмеялся. — Она так старалась сделать идеальную прожарку после эпизода с формой, не отвлекалась ни что, что в итоге недосолила.

Джастин кивнул и устремил взгляд в потолок. Под взглядом профессора обдумывал его слова. Обед во время болезни и приятный запах после ванны — казалось бы, половина женщин могла бы точно так же очаровать его на несколько десятилетий — такие мелочи для многих совершенно естественны.

Это даже незначительнее, чем «Машина смерти» в подарок или перья, которые Луна, само собой, не ждала назад, одалживая Джастину…

И всё же, расставшись с невестой в семнадцать, Рио женился только в тридцать шесть. На ней же.

— Если я вдруг узнаю, что Луне из-за тебя плохо…

Джастин оглянулся на профессора, буравящего его спокойным внимательным взглядом.

— … заставлю страдать втрое сильнее неё. Усвоил?

— Вполне.

Профессор выглядел так, будто не верил. Вздохнув, констатировал:

— Луна похожа на мать. Нормальных не выбирает.

С лицом человека, мучимого страшной изжогой, Эдмунд добавил себе воды.

— Можете и мне налить?

— Перебьёшься. И вообще, будешь лёжа пить — подавишься.

Не меняясь в лице встал. Снова ворча что-то на матерном, побрёл к шкафам шаркающей походкой:

— Какое, чёрт его дери, кофе? С такими новостями только валерьянку и пить.

Джастин поднялся на холм к башне. Перебинтованная рука, час назад избавленная учениками от расслоившихся чешуек, была примотана к телу под длинным плащом, чтоб не пугать горожан кровавыми пятнами. Он уже мог ходить, но по-прежнему опирался на палку.

Полчаса назад про его успехи в лечении мне рассказал Эд.

К огромной моей неудаче, я сидела на крыльце и, положив укроп на колени, резала его в деревянный ящик с дном, усланным бумагой.

Чувствуя на себе пристальный взгляд, подняла глаза и тут же, само собой лицо сделалось серьёзно-обиженным.

— Привет, — поздоровался он с лёгкой виноватой улыбкой, останавливаясь в трёх метрах от меня. Подойти ближе не решался.

— Чего тебе?

— Да ничего, собственно. Просто зашёл сказать, что…

Засомневался. Слова подбирал. Послушать его минутки или сразу в башню уйти и наябедничать Эду, что к нам гад припёрся, а я не хочу общаться?

— Я мудак, всё заслужил и вообще мне стыдно.

Секунда молчания сменилась моим равнодушным:

— Потрясающе, — я демонстративно отрезала укропу соцветие, в просторечье «голову». — Но до всего, кроме части про стыд, я и сама догадалась.

— Но до неё-то нет. Так что… мне стыдно. Ещё когда крал стыдно было. Но, честно, остановиться не смог. Потом хотел так же тайком назад вернуть. Но ты на меня наорала…

Звучит так, будто я ещё и виновата сейчас окажусь! Я ему тогда этот ящик с укропом на голову надену!

…Но аккуратно, чтоб к проблемам с рукой новых травм не добавить…

— … короче, струсил признаться.

— Я и так знала. Что мне до твоего признания?

— Ну, знала, не знала, а извиниться я за это должен.

Скептически вскину бровь:

— М-да? Ну, вперёд.

— Прости. Я, честно, пытался прилететь раньше, ещё по дороге тебя догнать хотел, но мой дракон упал в какой-то, как ты выражаешься, жопе мира.

— Какой ещё дракон?

— Который из-за кольца появляется.

— Фамильяр что ли?

— Возможно. Я не помню, как вы это назвали.

— Твой фамильяр — дракон?

— Да. И пока я на нём летел, кольцо ломало мне здоровье. Нам обоим стало плохо и мы упали в лесу.

Я медленно сдвинула брови, вникая. Дракон, на котором можно летать, это, конечно, круто…

— В натуральную величину?

— Дракон? Да. Почти. Она росла по мере того, как у меня побочка накапливалась.

— Это-то нормально — кольцо под тебя ломалось, вот фамильяр и проявлялся на полную. Ты только не говори об этом Эду — он обожает драконов. Если узнает, от счастья окончательно поседеет.

— Может тогда изучением Астератов займётся? — Джастин улыбнулся. Видимо, решил, что моя шутка — знак примирения.

Слишком он довольный. Сейчас мы это поправим:

— Нет, мы заставим тебя снова надеть кольцо. Просто потому, что захотим полетать на драконе.

— Ну да. Это, кстати, завораживает, если есть силы смотреть по сторонам. И быстрее, чем на лошади.

Я подождала секунду, ожидая продолжения разговора. Мне уже меньше хотелось обидеться и уйти, но я по-прежнему собиралась так поступить.

— Ну, так что… прости, — он виновато развёл руками. — Принёс бы букет, да денег нет… есть правда, конфеты. Эти… как их? В общем шоколадные в глазури. Они под дождём расмокли чуть-чуть…

Извлёк из кармана бумажный пакетик и, протягивая руку с ним, заковыл ко мне. Вручил. Решился сесть рядом.

Глазурь почти смылась из-за того, что пакет промок под дождём. Да и сам пакет… как он всё ещё не расползся на волокна, было для меня загадкой.

— Класс. И что мне на это сказать: «Конечно, извинения приняты?» — добавила побольше скепсиса в голос, крепко сжимая сладости в руках.

— В идеале — да. Можешь ещё прибавить, что не против снова начать встречаться. Вдруг я тебе предложении резко сделаю.

— Пф! Этого мне ещё не хватало! Да и тебе же вроде по аристократической линии не положено с простолюдинами? — усмехнулась, отправив в рот конфету.

Не то чтобы я на это не надеялась, когда встречалась с ним, но отчёт себе отдавала…

— Это уже не так важно.

— Тебя что из дома выгнали?

— М… пока не уверен. Хотя с семьёй мы поругались. Но это долгая история. Потом как-нибудь обсудим.

— Ладно.

Съела ещё конфетку.

— Ловлю на слове — ты не против пообщаться ещё раз!

Я усмехнулась.

— Знаешь, у меня ещё некоторые дела в башне. Ты ещё что-то хотел сказать или пока всё?

— Пока всё. Может, погулять как-нибудь сходим?

— По двору больницы? Куда ты с палкой собрался?

— Ну до тебя-то дошёл.

Я встала, забрала укроп и конфеты:

— Ну, ладно, пока.

— Пока, — он осторожно встал и заковылял с холма к городу. Медленно, осторожно. — Но ты не сказала «нет».

— Не укатись с тропинки — расшибёшься, — предупредила, мысленно делая закладку на мысли, что стоит предложить Эду сделать на склоне ступеньки.

Вошла в башню и поставила укроп на пол.