Да, точно, это четвёртый курс. Ещё и светлое направление. Эту группу Джастин откровенно недолюбливал и даже не старался этого скрывать.

Так стоп!..

Он запоздало понял, что в числе шестнадцатилетних девочек в кабинет прошла одна лишняя.

Хоть внешне она отлично вписывалась в толпу, всё же была на девять лет старше.

— Мисс Солена, а что Вы тут делаете?

— Мой кабинет заняла мадам Лониан, — она недалеко от двери, чтоб поговорить со мной. — Я у Вас тут посижу, не возражаете?

Возражает ли Джастин? Ему даже в голову ничего подобного не приходило, чтоб можно было сформировать мнение.

— Больше Вам посидеть негде?

— Ну, если будет надо, — протянула она. — Я найду место. Но, согласитесь, ждать гораздо удобнее в кабинете, за нормальным столом, на стуле, а не на подоконнике.

Может, беда в воспитании, но Джастина слегка передёрнуло — преподаватель, сидящий в коридоре на подоконнике — это ужасно. Подобные люди не должны сидеть на подоконниках. Они должны подавать пример воспитания молодёжи.

— Нет уж, садитесь, — фыркнул, зашёл в кабинет и, закрывая дверь, добавил. — И нечего портить подоконники — на них только недавно обновили лак.

Сложив вещи на преподавательский стол и устроившись на стуле с высокой спинкой, к своему удивлению и негодованию заметил отсутствие перьев.

Чёртова обслуга! Для чего академия оплачивает заведующему хозяйством содержание целого отдела по поддержанию зданий в надлежащем виде, если никто из сотрудников не в состоянии обеспечить аудитории пишущими принадлежностями⁈

Как назло, именно сегодня он не взял ни одного своего пера.

— Мисс Солена.

— Да?

— Раз уж Вы тут, может, внесёте арендную плату в виде одного пера?

— Ну, разумеется, — она фыркнула, вынимая запрошенный объект из книги, где тот служил закладкой. — Уплата налогов — удовольствие для законопослушного гражданина.

Джастину было передано белоснежное, длинное перо.

Девушка ушла в глубь кабинета, согнав с последней парты пару бездельников. Так как все прочие места на дальних рядах были заняты, им пришлось сесть вперёд.

Пронаблюдав, как она раскладывает вещи и начинает проверку тетрадей, вспомнил о собственном занятии.

— А теперь по алфавиту подходим сюда и приносим домашнее задание.

Первый студент подошёл к учительскому столу ещё до того, как Джастин нашёл бумагу с именами. На четвёртом курсе уже невозможно было не знать, что числишься первым.

Ребёнок продемонстрировал раскрытую тетрадь.

Какой омерзительный, неровный почерк. Руки бы ему поотрывать за такие каракули. А ведь он ещё и пояснения написал! Буквы даже уродливее цифр.

Пытаясь разобраться в этом альтернативном языке рун, Джастин невольно потянул в рот кончик пера.

— Это чистая три. Не больше, не меньше, — сообщил Джастин.

Раздосадованный ученик вернулся за парту.

Перо преподавателя заскрипело по странице ежедневника. Последняя помарка на это занятие. Последний студент получил оценку за работу на уроке.

— Все свободны.

Под шум сборов и шагов, Джастин сложил вещи и взял со стола перо. Точнее то, что от него осталось.

Единственная дурная привычка, которую из парня не смогли вытравить с возрастом — грызть перья и карандаши.

Белое и ровное час назад, сейчас оно всё было изъедено. Вдобавок, из-за того, что в задумчивости Джастин мял его, перо разломилось посередине.

А хозяйка уже подходила к учительскому столу.

Не успев сказать и слова, она увидела… это.

Глаза округлились, брови красноречиво взметнулись вверх.

— Ты его съел⁈ Оно было совсем новое!

— Формально, не съел, а пожевал, — качнув головой, искал приличную формулировку для объяснения случившемуся. — Привычка, знаешь ли.

Выразительная у неё мимика. Над ответом думает молча, но на лице уже всё написано. Луна без сомнения хотела забрать перо, но взять его в руку было противно.

— Будем считать, что я его тебе подарила, — развернулась и вышла.

— Я собирался пообещать новое, — крикнул вдогонку.

— Просто забудь, — она вышла из кабинета и скрылась за дверью напротив, откуда почти в тот же момент степенно вышла возрастная коллега — Мадам Лониан.

Прислушавшись к себе, Джастин уловил чувство вины — оно стало уже привычным — отвратительная привычка регулярно вызывала его всю сознательную жизнь. Впрочем, если возмещение ущерба Луну не интересует, догонять и уговаривать её Джастин не станет — много чести!

Цифры. Цифры навевают на меня уныние. Особенно в такой октябрьский день как сегодня — пасмурно, холодает. Впрочем, сейчас только начало месяца, поэтому не так уж и холодно.

Как-то незаметно пролетел первый месяц преподавания. И это… странный опыт. Подростки — трудная компания — с ними невозможно разговаривать как со взрослыми, ведь они не осознают всю степень своей ответственности, но и нельзя разговаривать как с детьми, ведь тогда они обижаются, записывают тебя в число кровных врагов и больше не хотят слушать советов.

Они как нестабильные артефакты — чёрт знает, что с ними надо сделать, чтоб обезвредить, а в идеале и заставить работать. Вот и встаёт вопрос: шарахаться прочь с молитвами «Только не рвани к чертям!» или пытаться взаимодействовать, ожидая взрыва в любой момент.

Где-то есть баланс, но у каждого он уникальный и ищется методом проб и ошибок. Родителям в каком-то смысле проще — у них ограниченное количество «нестабильных» — одновременно сотни детей-подростков у пары не может быть никак. У учителей может.

Что облегчает работу учителя по сравнению с функциями родителей — более узкая зона ответственности. Хотя на много ли? Всё равно ведь нельзя оставлять детей на произвол судьбы… академия обязана кормить детей в столовой, регулярно проводить для них обследования в лазарете, лечить в случае необходимости, даже если это не вина академии, по возможности пресекать дурные привычки, следить за дисциплиной, учить и заставлять учиться.

А ведь учителям ещё и не платят за то, чтоб дополнительно что-то объяснять, решать конфликты…

А дети? Дети же наглые!.. Ужас какие наглые! И жалуются постоянно. Ректору, родителям, другим учителям — кому только смогут, нытики.

Нет, если человек идёт в учителя по доброй воле и любит свою работу… это человек вообще? Как сказал бы один врач из больниц моего отчима: «Уважаемый, да Вы — медицинское чудо!».

Кстати об этом, чем я занимаюсь?

Почему я пялюсь в окно на двор академии и рассуждаю о доблести преподавателей, когда меня ждёт работа на благо отечественной науки и медицины?

Пока у меня перерыв между занятиями, надо заниматься побочными эффектами артефакта для коррекции искры.

Эдмунд выдал мне результаты очередного исследования аномалий магического фона на артефакте и его здоровье. Надо их проанализировать, а цифры скачут перед глазами.

Ох уж эти цифры…

Не у меня одной такая проблема — в кабинете математики, где я опять сидела, моё выражение лица копировала большая половина студентов.

Джастин пытал у доски Аманду — девочку из аристократии с вечно растрёпанными волосами.

Однако, как бы он не старался замучить её, из всех страдающих лиц в кабинете его собственное было самым усталым. Нет, не от труда, а от общения с подростками. Отчасти понимаю, отчасти осуждаю. Мог хоть сделать лицо попроще, а то смотрит так, будто мы грязь под его ногами.

— Не правильно. Думайте дальше, мисс, — он чертил что-то моим пером, полученным лишь после торжественного обещания вернуть в первозданном виде.

За время занятия я ещё ни разу не заметила, чтоб он грыз его. Пару раз ко рту подносил или опасно мял в руках, но останавливался, ловя мой взгляд.

Я опять отвлеклась на пространные размышления.

Сосредоточься Луна, надо понять, почему после долгого использования артефакта Эдмунду становится плохо.