— Ты зациклилась только на версии с Ланой! Хотя рядом с тобой есть более опытный кукловод. Раскрой глаза, Марин!

С раздражением отталкиваю от себя Мереминского и, не говоря ни слова, скрываюсь в приёмной. Если в этом правда замешан Лис, то сегодня на свидании я выясню правду. Я не хочу быть той самой марионеткой, которой можно вертеть, как угодно! И пускай Меланчук уяснит это раз и навсегда!

— Я знал, что когда-нибудь этот момент наступит, — вздыхает Сашка, заставляя меня вынырнуть из своих мыслей. — И я очень рад за тебя, Маринк, что ты решила двигаться дальше. Но всё равно, мне немного грустно.

— Мне тоже, Саш, — не стала скрывать я. — Но проект «Корсар» уже на финальной стадии. Оставшиеся дела я смогу уже довести дистанционно. Если потребуется, буду приезжать в Самару по мере необходимости… Замену я себе уже подобрала — мне кажется, Ольга Корщук из финансового департамента отлично справится с должностью личного ассистента. Да, она не молодая, длинноногая нимфа, но мозги у неё работают, как надо. На встречах и переговорах она вполне прилично будет смотреться рядом с тобой. Да и Лизка, я думаю, не будет к ней ревновать…

— Последнее, это, конечно, весомый аргумент, — смеётся Сашка, но потом резко обрывает свой смех и впивается в меня внимательным взглядом. — Это ведь не побег от Мереминского, Марин? Только честно.

Молчу, потому что не хочу врать лучшему другу.

— Ты ведь знаешь, что он тебя любит. Зачем тогда бежишь?

Прикусываю от волнения нижнюю губу, пытаясь собраться с мыслями и только потом отвечаю:

— Саш, я по-прежнему не уверена, что между нами любовь…

— А что же тогда?

— Не знаю… Я правда не знаю! Человек, который по-настоящему любит, не будет много лет прыгать из одной кровати в другую. Не будет специально причинять боль своим равнодушием. А ведь именно это Ярик и делал все эти годы! И то, что он сейчас активизировался, мне кажется, всё дело в банальной ревности. Если бы не Лис, то Мереминский так и не решился ничего поменять в наших отношениях.

— Я думаю, дело не только в Лисе, — покачал головой Корсаков.

— Да не важно… Это уже всё не важно! — меня будто прорвало, и я никак не могла остановить свой нескончаемый поток откровений. — Саш, мы сможем ладить друг с другом только, если окажемся на необитаемом острове, где его не будут осаждать толпы баб! А в обычной реальной жизни, я буду каждый день мучиться из-за своей ревности. И мы будем постоянно ругаться, пока окончательно не возненавидим друг друга. В общем, это тупик, Саш. Мы… мы попробовали с ним на этих выходных исправить прошлые ошибки, но в итоге всё стало только запутаннее. Поэтому, я думаю, мне лучше сейчас закончить это безумие и просто уехать. Начать жизнь с чистого листа.

— Это ты меня сейчас пытаешься убедить или себя? — иронично вскидывает брови Корсаков, но взгляд его по-прежнему остается серьёзным.

— Саша! — недовольно восклицаю я, закатывая глаза к потолку. — Ты и сам знаешь, что я права…

— Марин, я не судья, чтобы говорить, кто из вас прав, кто нет… Ты знаешь, что я никогда не лез в ваши отношения. И я могу только примерно догадываться, что происходило у вас все эти годы. Единственное, в чём я был уверен до недавнего момента — то, что ты любишь его, а он тебя.

— Саш, вот что ты, что Лизка, так уверенно об этом говорите, а ведь он так ни разу и не сказал мне о своих чувствах… Поэтому большой вопрос, а есть ли они на самом деле.

— О, женщины, — тяжело вздыхает Корсаков. — Если ты не в курсе, Марин — иногда слова не нужны. За нас довольно красноречиво говорят наши поступки. Но вам же непременно надо, чтобы признание озвучили вслух, да?

Не могу сдержать улыбки, вспоминая, как ещё недавно Лизка мучилась от неизвестности, когда не была уверена в чувствах со стороны Сашки. И я могу её понять. Это действительно важно — услышать те самые заветные слова. Потому что даже самые хорошие и правильные поступки любимого человека можно трактовать двояко, если нет уверенности, что они в их основе действительно лежит любовь.

— Саш, у меня нет уверенности, что он любит меня, — глухо говорю я, опуская взгляд на свои сцепленные на коленях руки. — Точнее, любит такую, какая я есть. Ему не нравится, когда я веду себя, как стерва, ему не по душе моя ревность, хотя видит бог — в этом он сам виноват, что он никак не может выстроить личные границы с другими девушками. Мне кажется, если у него и есть какие-то чувства, то к той доброй, наивной девочке Марине, которой уже давно нет. А такая, какая я сейчас есть, я для него… неудобная. И стоит мне хоть немного отклониться от привычного поведения и показать свою неидеальность, он тотчас же встаёт на дыбы. Стоит только вспомнить нашу последнюю ссору из-за Лизки. А Лис, он…

— Принимает тебя такой, какая ты есть, — заканчивает за меня Корсаков. — Лизка что-то такое говорила, когда пыталась объяснить мне, зачем ты с ним связалась.

— Мы с ним оба неидеальные, но… Мне кажется, у нас с Лисом есть шанс на счастье. По крайней мере, я бы хотела попробовать и посмотреть, что из этого получится. И я очень надеюсь, что когда-нибудь вы с ним сможете снова общаться, позабыв все прошлые обиды, — тихо добавляю я. — У меня нет никого ближе вас, Саш. Я бы очень хотела отметить свои двадцать пять лет, собравшись всем вместе.

Последняя фраза даётся мне с трудом, потому что все вместе — это не только Лис, Сашка и Лиза. Это ещё и Ярик… Но даже при самом оптимистичном варианте с ноткой фантастики, я не могла представить Мереминского в одной компании со мной и Лисом после всего, что между нами было.

— Я думаю, мы можем попробовать, — после секундной паузы говорит Корсаков.

Я знаю, что ему непросто будет возобновить общение с Лисом после той истории с Янкой. Даже просто в качестве приятелей. И я была безгранично благодарна Сашке, что ради меня он готов был дать шанс этой безумной затее.

— Самое главное, Марин, чтобы ты была счастлива.

— Даже с Лисом? — улыбаюсь я, ощущая, как внутри разливается невероятное тепло после слов друга.

На самом деле внутри у меня не было ни грамма уверенности в правильности своего решения, которое я транслировала Саше во время нашего разговора. Но на удивление, этот разговор действительно помог мне разложить всё по полочкам в своей голове и немного успокоиться.

— Даже с Лисом, — кивает Корсаков. — Если это твой выбор, то что ж… Ярик, я так понимаю, не в курсе грядущих перемен?

— Нет. Он пока не в курсе, — тяжело вздыхаю я, мысленно предвкушая бурную реакцию Мереминского. — Можешь, пока не афишировать в компании последние новости? Сейчас, мы немного остынем, и я сама всё расскажу Ярику. Мне кажется, так будет правильно, если он узнает всё от меня. Не говори ему пока, пожалуйста, ничего…

— Не говорить мне что? — раздаётся в дверях напряжённый голос Мереминского.

Ярослав

Мереминский, скрестив руки на груди, прислонился спиной к дверному проёму и окинул друзей подозрительным взглядом. Что-то происходило. Что-то важное, о чём ему не планировали сообщать в числе первых. Это было понятно не только по последним Маринкиным словам, которые он успел услышать, нагрянув в кабинет генерального директора. Воздух был буквально пропитан гнетущим напряжением. Вишнякова сидела, вытянувшись как струна, и только её плечи едва заметно подрагивали, выдавая скопившееся внутри волнение. Сашка отвёл взгляд в сторону, но не спешил отвечать на вопрос.

— Так и будем молчать? — начал раздражаться Мереминский. — Или может всё-таки поведаете мне, о чём я таком не должен знать?

— О том, что ты наглый самовлюбленный индюк! — рявкнула Вишнякова, подскакивая с места. — Тебе же и так неплохо живётся, поэтому можешь оставаться в неведении и дальше! Рабочий день окончен, всем хорошего вечера!

Ярик, несколько опешив от такого заявления, не успел ничего сказать ей в ответ, а Маринка, точно змейка, быстро проскользнула мимо него и скрылась в приёмной.