Мне нравится его нетерпение и напор. Нравится то, что он творил сейчас с моим телом. Будто бы только он один на всём белом свете знал, как сделать так, чтобы я сходила с ума, плавясь в его руках и задыхаясь от переполняющих меня ощущений.

На мгновение промелькнула мысль, всё-таки сказать Ярику, что это мой первый раз. Но эта мысль тут же испаряется из сознания, стоило Мереминскому забраться под ткань моих джинсовых шорт, чуть приспуская их вниз…

Никто и никогда не ласкал меня там. Никто! Но я позволяю ему, позволяю ему всё… Сама ускоряю темп, глубже насаживаясь на его пальцы, ощущая приятное растяжение внутри. Ярик что-то шепчет мне на ухо, что-то безумно пошлое и в то же время безумно приятное, что только сильнее распаляет меня.

Одним движением окончательно стягивает с меня шорты вместе с насквозь промокшими трусиками. Помогает освободиться от топика.

На секунду меня охватывает лёгкое смущение от своей наготы. Непроизвольно прикрываюсь рукой и пытаюсь свести вместе чуть дрожащие ноги, но Ярик не дает мне этого сделать.

— Ну уж нет, — тихо смеется он, снимая футболку и нетерпеливо отбрасывая её не куда-то в сторону. А следом, чуть морщась, стягивает с себя джинсы.

Какой же он…

У меня вырывается восхищённый вздох, когда я наконец вижу его обнажённого. Скольжу затуманенным от желания взглядом по его красивому, слегка подкаченному телу. Конечно, за столько лет, что мы знакомы, Ярик не раз щеголял передо мной своим оголённым торсом. Да и на пляже я при желании могла во всех деталях разглядеть его фигуру. Но это всё было не то… Абсолютно не то!

Перевожу взгляд туда, где даже в полумраке так отчётливо видно его возбуждение. Тяжело сглатываю, представляя, как это будет — ощутить его полностью в себе внутри…

Сердце сотрясает грудную клетку от волнения и предвкушения.

Но Ярик не спешит избавиться от последнего предмета одежды. Чуть сильнее разводит мои ноги в стороны, подхватывает меня под бёдра и притягивает ближе к себе. Начинает осыпать поцелуями мой живот, спускаясь к внутренней стороне бедра. Нежные и обжигающе жаркие касания губ вновь заставляют меня тихо стонать.

— Яр, не надо… — ахнула я, когда он врывается в меня своим языком.

— Т-ш-ш-ш, тебе понравится… — обещает Мереминский, подключая к ласковым касаниям языка свои пальцы.

Боже, такого я не могла представить даже в своих самых смелых и откровенных фантазиях!

Всхлипываю и до боли прикусываю ладонь, пытаясь заглушить свои уже совсем не тихие стоны.

— Мариш, если хочешь кричать — кричи. Не надо стесняться, — пробивается сквозь пелену наслаждения его жаркий шёпот.

Прикасается то мучительно медленно, то скрывается на яростно быстрый темп, заставляя меня метаться на простынях. Я уже не пытаюсь быть скромнее или тише. Да я уже не помню саму себя!

Есть только он я и эта летняя ночь, сотканная из сладостных стонов, его жарких касаний и ласк, которые дарят неведанное мне ранее наслаждение. Запускают тысячи электрических разрядов по моему телу. И я улетаю…

Зарываюсь пальцами в его волосы на затылке, притягивая к себе сильнее, пока тело продолжает содрогаться от моего первого, сокрушительно яркого оргазма.

Не успеваю осмыслить, что со мной произошло, прочувствовать новые для себя ощущения, потому что Ярик, наконец избавившись от последнего предмета одежды, нависает надо мной и начинает порывисто целовать. Губы, шея… прокладывает влажную дорожку из поцелуев вниз к ключицам, пока его руки продолжают исследовать моё разгорячённое после его недавних ласк тело.

Распахиваю глаза и встречаюсь с тёмно-синим полыхающим взглядом, а в следующее мгновение ощущаю острую боль внутри.

— Какая же ты у меня… узкая и горячая, — хрипло шепчет на ухо Ярик, начиная двигаться во мне. — С ума сойти…

Прикусываю от напряжения нижнюю губу, цепляясь сильнее за его плечи. Но к счастью, болезненные ощущения быстро сходят на нет. И волшебство этой ночи, когда нам можно всё, вновь обрушивается на меня с новой силой.

Потому что, оказывается, помимо своего удовольствия есть ещё и другое, ни с чем несравнимое — почувствовать, удовольствие твоего любимого мужчины. Его хриплое, сбившиеся дыхание, беспорядочные отчаянно страстные поцелуи, что он рассыпал по моему лицу, чуть дрожащие пальцы у висков, которые закрывались в мои взмокшие волосы. Ощутить, как он вздрогнул всем телом и замер, а потом горячую пульсацию внутри…

— Я люблю тебя, — не удержавшись, тихо прошептала я, прижимаясь к Ярику. Нежно касаюсь губами его щеки. — Я так сильно тебя люблю…

Но спящий Мереминский конечно же ничего не ответил на моё признание.

После нашей близости Ярик просто сгрёб меня в объятия и практически сразу отрубился. А я смотрела на него и не верила, что всё, что случилось между нами — правда. Что человеческое сердце способно вместить в себя столько счастья и любви… В ту ночь я не думала о том, что будет дальше. Изменится ли что-то теперь между мной и Яриком. И почему никто из нас не вспомнил о защите. Я просто уснула в объятиях любимого, ощущая себя самой счастливой девушкой на свете.

Но следующее утро перевернуло всё.

Утро как-то внезапно ворвалось к нам в мансарду сквозь раскрытые настежь окна. Оглушающе громким щебетом птиц и протяжным криком петуха. Это у Корсаковых был коттедж с огромным участком, а у других обитателей посёлка на берегу Волги стояли более скромные дома. Со всей полагающейся для сельской местности живностью — в том числе и надрывающимся на всю округу петухом, который окончательно выдернул меня из сладкой дрёмы.

Аккуратно освобождаюсь из горячих объятий Ярика и на секунду замираю, рассматривая его умиротворенную и до неприличия довольную физиономию.

Есть что-то особенное в спящем мужчине: в его беззащитно расслабленной позе, в этой лёгкой мальчишеской улыбке на губах. А уж если этот мужчина украл твое сердце, то… Собственная грудная клетка сжимается от мучительно сладкой боли. Ведь то, что творилось у меня сейчас внутри, прорываясь сквозь оглушающе быстрый стук сердца, оно было слишком огромное… слишком всеобъемлющее. И это чувство нельзя было выразить ни словами, ни касанием губ. Но я все равно на мгновение нежно целую краешек губ Ярика и тут же резко отстраняюсь, чтобы ненароком его не разбудить. Если он проснётся, то разговора не избежать. А я… я дико боюсь этого разговора.

Что мне ему сказать? Как на него смотреть после того, что между нами было…

Тихо, практически бесшумно поднимаюсь с кровати, оглядывая простынь в поисках следов крови. Но на ней, как и на моих бедрах, ничего нет. Всё-таки годы художественной гимнастики не прошли даром. И пускай великой спортсменкой я так и не стала, к огромному огорчению папы, зато теперь без труда смогу скрыть от Мереминского, что он стал моим первым мужчиной…

Собираю одежду, дрожащими руками натягиваю на себя бельё, заныриваю в шорты. Не с первой попытки, но всё-таки нахожу ну полу свой измятый топик. Нужно уходить, пока кто-то из ребят не проснулся и не заметил, где я провела эту ночь…

Бросаю напоследок взгляд на обнажённого Мереминского. Грудную клетку начинает щемить от невыносимой тоски. Будто если я перешагну порог этой комнаты, то волшебство ночи разом сойдёт на нет, обнулит всё то, что мы сказали друг другу, и стирая те мгновения нежности, что дарили наши тела. Хотя… Волшебство исчезло с первыми лучами солнца. Я ведь сама вчера сказала Ярику, что это будет всего один раз. Так сказать, разовая акция — всё, как любит Мереминский…

Внизу живота немного тянет, когда я начинаю медленно спускаться по лестнице. К счастью, в саду никого из ребят нет. Огромный дом также безмолвствует. В беседке, развалившись на шезлонгах, во всю храпят Мэл и Валерка Игнатов. А значит, у меня есть немного времени побыть наедине с собой и осмыслить, что произошло.

Выхожу за калитку и медленно бреду к Волге, до которой буквально подать рукой — участок Корсаковых располагался на первой линии.