— Мы просто друзья, — говорю я годами заученную фразу и залпом осушаю свой бокал.

— Но… вы же так подходите друг другу! — продолжала свою словесную атаку Дана. — Это же и дураку понятно…

Господи, да заткните её кто-нибудь, пожалуйста! Поднимаю умоляющий взгляд на Мишку, но тот смущённо прячет от меня глаза, признавая полную капитуляцию перед болтливостью своей девушки.

— Неужели? — едко протягиваю я. — И с чего вдруг такие выводы?

— Ну… вы так смотрите друг на друга и…

— Тебе показалось.

— Нет, я тебе серьёзно говорю! Неужели ты не замечаешь, как он на тебя смотрит…

— Мереминский знает толк в блондиночках, — противно заржал Костик. Этот тоже числился не так давно в рядах нашей компании, поэтому мог иногда попутать берега. Особенно под влиянием алкогольных паров. — Тем более он нормально так уже накатил.

— Это ты нормально накатил, — смерила я его испепеляющим взглядом. Потому что Ярик в отличие от этого ходячего недоразумения, умел пить и всегда оставался вменяемым до конца вечеринки.

— Ой, а то ты не знаешь, что бывает если Мереминский опрокинуть бокальчик и в его поле зрения попала шикарная блондинка, — ухмыльнулся Костя. — А собственно, чего далеко ходить — вон полюбуйтесь.

Все, как по команде, перевели взгляд в сторону воркующих Ярика и этой смазливой пигалицы, которая и правда являлась крашеной блондинкой. Но чего же в ней такого шикарного, я как ни старалась, но разглядеть не смогла.

— У него и брюнеток и шатенок было достаточно, — холодно заметила я, отворачиваясь, чтобы не видеть разрывающую мне сердце картину.

Даю знак Мишке наполнить мой бокал. Мне нужны силы, чтобы пережить эту новогоднюю ночь и не поубивать окружающих!

— Ну это да. Не удивлюсь, если ещё и мулаточек, азиаточек, — вновь заржал Костя.

— Не, я бы знал, — включился в разговор ещё один наш друг Валерка Игнатов. — Хотя так-то Ярик у нас всеядный. Но эффектных и развратных блондиночек у него определённо было больше, это да…

Ага, и я среди них. Я ведь тоже побывала в постели Мереминского! Хотя к категории развратных я бы себя точно не стала причислять, с учётом моего небольшого опыта. Да и к моей эффектности у меня сейчас были очень большие вопросы, если Ярик так легко переключил своё внимание на другую…

Мерзко. Как же это всё невыносимо мерзко…

Хочу броситься прочь, закрыться в душе, встать под струи воды и реветь навзрыд. Чтобы вода смыла с меня всю ту грязь, которую мы вытащили сейчас на поверхность в разговоре с ребятами.

— Вот тебе, Даночка, наглядная демонстрация того, почему мы с Яриком не вместе, — протянула я, щедро сдобрив свои слова порцией яда. — И раз ты начала эту тему, давай уж расставим все точки над «i». Я надеюсь, тебе знакомо такое понятие как самоуважение? Так вот — я уважаю себя. И если мы с человеком хорошо общаемся или отлично смотримся вместе, это не значит, что я непременно должна пасть жертвой его чар! Это, во-первых. А во-вторых — я не из тех, кто разменивает свою жизнь на мимолетные интрижки. Я за нормальные серьёзные отношения. А если мужчина по своей натуре отъявленный кобель, который не может пропустить ни одной юбки, то нам с ним не по пути!

Надо было остановиться ещё вначале своей тирады, но меня уже несло. В тот момент мне было совершенно плевать кто что обо мне подумает.

— Мереминский не способен на серьёзные отношения, — завершаю я, с лёгким уничижительным смешком, чтобы несколько сгладить резкость своих предыдущих высказываний. — И сомневаюсь, что он когда-нибудь будет способен. Но если это когда-нибудь произойдёт, я с интересом понаблюдаю за этим великим историческим событием.

Это была и правда и ложь одновременно.

Все эти жестокие слова говорила озлобленная, раненая Марина. Которая не принимала и ненавидела всей душой ту часть Мереминского, которую он сейчас так эффектно демонстрировал окружающим. Парни очень часто в шутку называли Ярика дамским угодником. Который, судя по всему, поставил себе цель осчастливить всех окружающих его девушек!

Как же меня это бесило! Как же я ненавидела его в такие моменты, сгорая в пламени ревности!

И всё равно любила. До безумия любила. Возможно, вопреки всякой логике в такие моменты любила ещё сильнее.

Потому что внутри меня жила надежда, что Ярик когда-нибудь изменится. Что когда-нибудь он будет мой и только мой… И все его улыбки, ласковые слова и взгляды будут предназначены только мне. Что вся эта вереница баб, которые вечно вились вокруг него, сгинет навеки. Что в один прекрасный момент Мереминский наконец осознает, что он по-настоящему любит меня. Что ему больше никто не нужен. Что мы просто те самые две половинки одного целого, которые никак не могут соединиться из-за собственной глупости, череды ошибок и непонимания.

И этой наивной мечтательной Марине совсем не хотелось увидеть Ярика в серьёзных отношениях с другой девушкой. В тот момент мне казалось, что я просто умру, если это случится на самом деле…

Так и произошло, когда я впервые увидела Ярика на фотографии с этой чёртовой Ланой. Нет, физически я не умерла. Мой организм по-прежнему продолжал функционировать, вот только где-то глубоко внутри, что-то оборвалось, а потом болью отозвалось в каждой клеточке моего тела. Наверное, так медленно и мучительно начинала угасать надежда, которую я, несмотря ни на что бережно хранила в своём сердце все эти годы.

Помню, как положила рядом с телефоном, с которого смотрели на меня эти двое, нашу с Яриком распечатанную фотографию с Нового года. И долго вглядывалась в почти одинаковые изображения счастливых пар. А в голове по кругу раздавались мучительные вопросы.

Почему?!

Почему не я?

Что было в ней такого, чего не было во мне?

Почему именно с ней он решил измениться?..

За что он так со мной?!!

Я продолжила общаться с Яриком, как и раньше. Я всё так же пила с ним по утрам кофе в нашем офисе перед началом рабочего дня, искренне до слёз смеялась его шуткам, соглашалась на все его безумные идеи, если он хотел куда-то выбраться вместе на выходных. И ни единым взглядом или словом я не показала, как мне на самом деле больно.

Единственное изменение, которое тогда прочно вошло в мою жизнь — я стала намного чаще общаться с Лисом.

Пытаюсь уложить в своей голове, что сейчас мне сказал Мереминский. Но, откровенно говоря, получалось паршиво.

Он что на полном серьёзе заявляет, что я не права насчёт его кобелиной натуры?!

— Мереминский, у тебя всегда было много баб, — усмехаюсь я в ответ на его возмущение. Усаживаясь поудобнее, поджимая под себя одну ногу. Кажется, разговор планирует быть очень долгим и напряжённым.

— Марин, я никогда не причислял себя к монахам-отшельникам, это так. Но насчет кобелиной натуры я все-таки не соглашусь. Я всегда относился с уважением и вниманием к каждой из своих девушек, неважно насколько короткими и несерьёзными были наши отношения. Я никого никогда не обманывал, не обещал золотых гор и любви до гроба. Да, мне нравилась моя свобода и моя независимость — с этим я спорить не буду. Что касается количества — я не знаю, что ты про меня слышала и чему веришь, но подозреваю, что моя репутация бежит далеко впереди меня… Обрастая такими безумными подробностями, которых на самом деле нет и никогда не было. И если ты измеряешь степень кобелиности только лишь по количеству партнёрш, то поверь, среди наших знакомых есть много тех, кто даст мне фору в этом плане.

— О избавь меня, пожалуйста, от подробностей сколько у кого было баб!

— Марин, мы оба с тобой взрослые люди. Каждый из нас все эти годы жил своей жизнью так, как считал нужным. И у тебя тоже было немало отношений…

— Это другое! — вспыхиваю я, отворачиваясь от Мереминского. Так и подмывает сказать, что в отличие от него, я не спала ни с кем из тех, кто за мной ухаживал. Но эти откровения точно не тема для сегодняшнего вечера!

— Ну да, ты у нас молодец. Ты на всякие мимолетные интрижки не размениваешься, — с горькой усмешкой протянул Ярик. — У тебя всегда всё по серьёзному… А я вот так и не смог никого впустить в своё сердце.