— Опять сбегаешь от разговора?!

— Мне с тобой не о чем разговаривать!

— Охренеть не встать! — изумлённо восклицает Мереминский. — Лучшая защита — это нападение? Да, Марин?

— Чего?!

— Какого чёрта ты ведешь себя так, будто это тебе вчера слили мои пикантные фотки?!

— А мне и не нужны осведомители, — тихо говорю я звенящим от гнева голосом. — Достаточно просто появиться в нужном месте, в нужное время…

— Та-а-ак, а вот с этого момента поподробнее, — резко притягивает меня к себе, крепко обхватывая моё запястье и не давая ни единого шанса вырваться.

— Покопайся сам в своей памяти, как ты провёл вчерашнюю ночь! Если, конечно, алкоголь не отшиб тебе последние остатки мозга!..

— Тебе напомнить из-за чего я надрался вчера? — прожигает меня насквозь своим потемневшим взглядом, в котором я вижу надвигающийся шторм. — Точнее из-за кого?!..

Ярик сильнее прижимает меня к себе, так что я чувствую, как тяжело вздымается его грудь и каждый громкий удар его сердца под своей ладонью. Пронзительный синий взгляд, в котором было намешано всё: и страсть, и злость, и… боль? Мне сложно было разобрать каждую из эмоций, но от такого накала у меня начали дрожать ноги. Если бы Мереминский не удерживал меня в своих объятиях, я могла сейчас запросто рухнуть вниз.

— Ты хоть понимаешь, как это было больно, видеть, как он тебя касается, как он тебя целует…

Глаза в глаза. Между нашими телами какие-то ничтожные миллиметры. Запах ментола холодит мои губы. Ещё немного и этот жаркий шёпот, наполненный злобой и отчаянием, перерастет в обжигающий поцелуй.

— Пусти меня!

— Нет!

— Зачем ты пришёл?! Высказать своё осуждение за мой поцелуй с Лисом? Спасибо, я всё поняла! Можешь вновь возвращаться к своим бабам…

— Я пришел разобраться в том, что случилось вчера и решить, как нам быть дальше. И ещё сказать, что я не допущу повторения подробной истории, — нахмурил брови Мереминский.

— Да? Посадишь меня на замок, чтобы изолировать от Лиса?!

— Между прочим, отличная идея!

— Мереминский, шёл бы ты со своими идеями…

— Марин, я не сдамся, — шепчет мне прямо в губы.

Обхватывает моё лицо руками, нежно проводя подушечками пальцев по коже, заставляя моё сердце зайтись в рваном ритме. Прикрываю глаза от этих умопомрачительно нежных прикосновений и упускаю момент, когда Ярик накрывает мои губы своими.

В этом поцелуе не было ни капли злости. Только безграничная нежность, которая смешалась с теплом солнечного, летнего утра, и дарила мне ощущение полного отрыва от реальности. На мгновение позволяю себе поверить в эту прекрасную сказку, что Ярик действительно мой и только мой. Но жестокая правда всё равно заползает в моё сознание — сегодня ночью он был с другой. И эти губы, которые сводили меня сейчас с ума, совсем недавно целовали другую девушку…

Злобно вонзаю длинные ногти в его руку, чтобы прекратить поцелуй.

— Мереминский, вали к своим бабам, а меня оставь в покое!! — шиплю я, со всей силы отталкивая его.

— Какие ещё бабы?!

— Какие? С которыми ты провел вчерашнюю ночь, которые присылают тебе фотографии…

— Сегодняшнюю ночь я провел один!

— Хватит делать из меня дуру!! — кричу я, уже не заботясь о том, что нас могут услышать мои соседи. — Я видела с кем ты вчера вывалился из такси…

— Что ты видела? Как Дашка меня доставила домой полуживого? — интересуется Мереминский, надвигаясь на меня. Непроизвольно делаю шаг назад, ощутив исходившую от него ярость, и упираюсь в забор. — Потому что она осталась единственным вменяемым человеком в компании, а все остальные слились или сами были пьяные в хлам…

— Ну давай, скажи мне, что у вас ничего не было и она просто уехала домой!

— У нас НИЧЕГО не было! — чеканит Ярик.

Прикрываю глаза, чтобы унять бешеный грохот в груди. Как же я хочу, чтобы это оказалось правдой. Как же я хочу ему верить…

— Марин, я помню все, что делал вчерашней ночью. И знаешь, нет ни одной фотографии, где бы меня засняли в объятиях с другой девушкой, за которые мне было бы стыдно посмотреть тебе в глаза.

Ну вот опять он про эти чёртовы фотографии с Лисом!

— А мне тоже нечего стыдиться! — распахиваю я глаза и бесстрашно встречаюсь с его потемневшим грозовым омутом. — И если твоя расчудесная Лана не соизволила тебе сообщить, что дальше поцелуев у нас дело не зашло…

— Господи, при чём тут Зубкова?!

— При чём?! Это она нас застала с Лисом, когда он накинулся на меня с поцелуями. Это она слила тебе эти чёртовы фото…

— Лана? — изумлённо таращиться на меня Ярик. — Лана была на вечеринке?!

— Представь себе — да! Её престарелый хахаль, оказывается, старый знакомый моего отца.

— Странно, она сегодня ни слова об этом не сказала… — пробормотал Мереминский, по привычке запуская пятерню в свою тёмную, густую шевелюру и нервно её взлохмачивая. Что всегда означало у него высшую степень растерянности и непонимания происходящего.

— Сегодня?..

— Да, она была у меня с утра, — всё также растерянно проговорил Мереминский, встречаясь с моим полыхающим взором. — Млять, Марин! Вот даже не начинай…

— Ярик, хватит, — качаю головой, пытаясь унять пожар у себя в груди. — Я больше так не могу, правда.

— Марин, она просто заехала и отдала мои вещи! И я почти на сто процентов уверен, что она бы не стала присылать мне никаких фотографий.

Лана просто заехала отдать вещи, Даша просто доставила до дома. Вечно у него всё просто…

А вот что мне совсем непросто терпеть этот постоянный хоровод из баб, почему-то никого не волнует! Наверное, я смогла бы ему поверить, но между нами стояло наше прошлое. Из которого, как бы я не старалась, но я не могла вырвать пару болезненно горьких страниц.

Кто-то из великих говорил, что любви под силу преодолеть всё. А вот я чувствовала сейчас абсолютное бессилие.

— Это очень хорошо, что ты в ней так уверен, — усмехаюсь я. Прикусываю до боли нижнюю губу, чтобы унять рвущийся наружу поток слёз. — А вот я в тебе нет. Да и ты во мне тоже. Между нами нет даже базового доверия.

— Марин…

— Когда между людьми нет доверия, то у них нет никаких шансов.

Ярик молчит. И только грозовой омут в его глазах становится темнее.

— Ты всё-таки не простила меня за тот… тот случай…

Зажмуриваю глаза, пытаясь прогнать одно из самых болезненных воспоминаний в своей жизни, но в груди всё равно начинает неприятно саднить от вновь вскрывшейся раны.

— Наверное, нет, — шепчу я, обхватывая себя руками, чтобы хоть как-то защитить себя от надвигающейся беды.

Разум твердил, что так будет правильно — не стоит обманывать себя. Лучше сразу сказать всё, как есть, пусть даже это убьёт мою последнюю надежду на наше счастье. Сердце отчаянно вопило, что так нельзя. И если любишь, надо простить. Разобраться во всём, как бы не было больно ворошить прошлое, и простить.

Но если я не смогу?..

— Хотя это уже не важно, — с моих губ срывается горькая усмешка. — Друзьями мы с тобой быть не можем, отношения — это тоже не про нас…

— Ты сейчас серьёзно?!

Киваю в ответ и дрожащей рукой поднимаю свою сумку с вещами.

— Ярик, пришла пора разорвать этот замкнутый круг. Давай… давай мы станем незнакомцами. Просто все обнулим, как будто между нами ничего и не было. Пускай каждый будет жить своей жизнью. Мне кажется, так будет проще для всех…

Затуманенным от слёз взглядом проскальзываю в калитку и не разбирая дороги, несусь к дому.

Когда-нибудь боль утихнет. Если повторить тысячу раз про себя эту мантру, то обязательно станет легче. Самое главное не видеть этих пронзительно синих глаз, которые разбивали на осколки мою душу…

Две недели.

Две недели, Марин, нужно продержаться до перевода в Москву! Я смогу, я справлюсь. У меня просто нет другого выхода…

— Ты сама в это веришь? — настигает меня Мереминский уже на пороге моего дома. Резко разворачивает к себе и впивается пронзительным взглядом. Делаю отчаянный вздох, чтобы не дать волю слезам, но эмоции всё равно берут вверх и вырываются наружу. — Ты сама веришь, что мы сможем стать незнакомцами, Марин?!