В очередной раз с улыбкой отмечаю, как много у Ярика было вот таких интересных друзей и знакомых, к которым он мог обратиться по любому вопросу. Он легко поддерживал дружеские отношения с огромным количеством людей, причём не прикладывая для этого никаких усилий. Люди сами тянулись к нему, а Ярик… Ярик просто был собой. В нашей компании мы всегда смеялись, что Мереминский поладил бы даже с самим чёртом и добавил рогатого в список своих хороших приятелей. Мне всегда казалось, что у Ярика был какой-то природный дар, найти подход к кому угодно. Правда, эта уникальная способность не распространялся только на одного человека — моего отца.

На первом этаже я Мереминского не обнаружила, потому что тот стоял у мангала, поглощенный жаркой мяса и овощей.

Как всегда идеальный и красивый до умопомрачения… Причём той самой мужской красотой, от которой у каждой представительницы прекрасного пола сладко замирало сердце, а потом начинало стремительно отстукивать в груди.

— Может, тебе помочь? — спрашиваю я, подходя ближе, стараясь унять в груди бешенный стук своего сердца.

— Уля-ля-ля, — протянул Ярик, оборачиваясь ко мне и окидывая меня с ног до головы восхищенным взглядом. От чего моё глупое сердце начинает биться ещё сильнее. — В таком-то платье? Не думаю, что это хорошая идея.

— Я могу надеть фартук, — надула я губы.

— Можешь. Но ты же ненавидишь готовить, — хитро прищурился Ярик, ловко переворачивая стейки.

— И что? Порезать овощи для салата — это не готовка, а так…

— Просто постой рядом, — улыбнулся Мереминский. — На самом деле, у меня всё уже практически готово. Осталось только спустить вниз мясо и овощи.

— Вниз? Я думала, мы будем ужинать на веранде…

— Я взял на себя смелость организовать нам ресторан на воде.

— Что? — изумлённо уставилась на него я.

— Я перетащил на понтон обеденный стол и стулья. Там места много, хоть танцуй. Только вот твоя обувь…, - тяжело вздыхает Ярик, опуская свой взгляд на мои босоножки на устойчивом, но довольно высоком каблуке.

— А что не так с моей обувью? — нахмурилась я. Нормальные у меня босоножки! И брала я их с тем расчётом, что мы будем ужинать в парк-отеле, а не на берегу реки.

— Если ты забыла, то здесь довольно крутая лестница, — пояснил Ярик. — Но ничего — мадмуазель, я всегда к вашим услугам, и буду рад доставить вас на руках прямиком в наш импровизированный ресторан на воде…

— Спасибо, не стоит! — отрезала я. — Воспользуюсь перилами!

— Чёрт бы побрал этот ваш феминизм, — пробурчал Ярик. — Ладно, раз не хочешь, чтобы я тебя донёс, тогда подожди меня здесь. Я отнесу еду и вернусь. Хотя бы подстрахую тебя, если вдруг навернешься…

Страховкой оказалось крепкий захват моей руки в свою и контроль каждого моего шага. Но с возмущениями я решила повременить, чтобы не отвлекаться и внимательно смотреть куда наступаю. Лестница и правда была местами довольно опасная. Ну а когда я увидела, тот самый организованный Яриком ресторан, возмущаться мне совсем расхотелось…

Прямо на моих глазах будто бы оживала картинка из какого-нибудь романтического фильма. Открывающийся вид и яркие всполохи заката, которые уже вовсю озаряли небосклон, делали это место каким-то нереальным, сказочно красивым. Будто мы с Яриком находились далеко за пределами нашего города. Не на берегу океана, конечно, и не на море, но что-то отдаленно похожее прослеживалось. Не знаю, может быть, Волга в этом месте была особенно широкой, или всё дело было в закатном солнце. Но мне определенно нравилось то, что я видела.

Какое-то время я просто стояла на берегу и улыбалась, как ребенок, которому вдруг явилось настоящее чудо. Ярик также молча стоял рядом, но не торопил меня, давая мне возможность прочувствовать атмосферу. А потом опять взял меня за руку и повёл к столу.

Еда была божественно вкусной, Мереминский был сама внимательность и обходительность: болтал о каких-то пустяках, сбавляя их порцией интересных наблюдений и шуток. Поэтому я расслабилась, потеряла бдительность и оказалась совершенно не готова к тому, что последует после того, как наши тарелки опустели…

— Поговорим? — внимательный взгляд пронзительно синих глаз смотрит в упор, будто бы проникая мне в самую в душу.

— Мы уже разговариваем, — усмехаюсь я, опуская глаза вниз, посматривая в свой бокал красного сухого. Которое наверняка тоже внесло весомый вклад в то, что я потеряла бдительность!

Сердце вновь начинает отстукивать в груди. Умом я понимала, что этого разговора было не избежать, и он действительно был на нам нужен. Но так не хотелось портить волшебную атмосферу этого вечера…

— Да, мы, как всегда, говорим обо всём, кроме самого важного, — усмехнулся Ярик.

— И о чём таком важном ты хотел поговорить?

— О нас.

О нас.

Какая интересная словесная конструкция. Два слова, которые несут в себе множество смыслов. А могут и обозначать их полное отсутствие.

Потому что никаких «нас», в том понимании, которое все эти годы так отчаянно жаждало моё сердце, на самом деле не было. Никогда. Те редкие моменты близости не в счёт…

Делаю глубокий вздох и всё-таки нахожу в себе силы встретиться взглядом с Мереминским.

— Для начала я должен извиниться за нашу последнюю ссору…, - начинает Ярик.

— Только не говори, что ты был не прав и на самом деле так не думаешь, — раздражённо отзываюсь я, скрещивая руки на груди.

— Я действительно так думал в тот момент, — спокойно отвечает Мереминский, по-прежнему гипнотизируя меня своим синим омутом. — Но я всё это сказал не чтобы тебя оскорбить. Марин, я просто хочу знать причину таких изменений и действительно ли за всем этим стоит Лис…

— При чём тут Меланчук! — тут же вспыхиваю я.

— Потому что ты очень изменилась в последнее время. С тех пор как он вернулся…

— Я всегда была такой! — отчеканила я. — Просто ты меня плохо знаешь.

— Вот как? — вскидывает брови Мереминский. — Хочешь сказать самый близкий для меня человек на свете на самом деле для меня закрытая книга? О которой я ничего не знаю и сужу только по названию и обложке?

Каждое его слово болезненно оседает в области сердца, вновь вскрывая ещё незажившую рану после нашей недавней ссоры

— Да. На самом деле, я усталая озлобленная стерва! — злобно цежу я, пытаясь совладать с той болью, которая разливалась у меня сейчас в груди. — Ах да — и ещё бессердечная! Приятно познакомиться, Мереминский!

— Ты не такая, Мариш, — качает головой Ярик, — Но насчёт усталости, я могу понять — ты слишком много на себя взвалила. Но мир не крутиться только вокруг работы…

— Да не устала я от работы! — нетерпеливо перебиваю его я.

— А от чего тогда?

— От эмоциональных качелей!

Всё-таки сказала.

Прикрываю на мгновение глаза, чтобы унять накатившие слёзы. Резко отодвигаю свой стул и иду к краю понтона. Спокойная гладь воды не приносит нужного мне умиротворения, но всё равно это было лучше, чем находиться под прицелом внимательных синих глаз Мереминского. Который или правда не понимал или отлично изображал непонимание, что на самом деле происходило, между нами все эти месяцы.

— Какие качели? — раздается рядом его голос. Чёрт! Кажется, он правда не догадывается, что происходит…

Но если говорить, то нужно говорить всё или захлопнуть навсегда эту тему. Но как ему объяснить всё то, что творилось со мной? Что я безумно устала за последние полгода от нашего странного танца — шаг вперед, три назад. Когда за долгожданным сближением, дарившем мне надежду, что мы будем вместе, каждый раз случалось что-то такое, что вновь отбрасывало нас друг друга. Какая-то неминуемая катастрофа, которая точно ураган врывалась в мою жизнь и рушила до основания всё, о чём я мечтала. В последний раз эту катастрофу звали «Лана», но и до этого было достаточно поводов, чтобы собирать по кускам своё разбитое сердце.

— Не заставляй меня опять с помощью какого-нибудь соревнования вытягивать из тебя правду, — усмехается Мереминский, вновь вливая меня в реальность. Оказывается, всё это время я была погружена в свои мысли и заставляла его томиться в ожидании ответа.