Горячий обволакивающий шёпот прямо мне на ухо вновь заставляет моё сердце сбиться с привычного ритма. Я понятия не имею, что он задумал, но мои глаза закрылись сами собой, будто бы попадая под гипнотическое влияние его голоса.
— Что ты сейчас чувствуешь? — интересуется Ярик, медленно ведя ладонями по моим плечам. Спускается ниже, проникая под ткань пледа и ласково касаясь моей обнаженной кожи. Забываю, как дышать, просто утопаю в этих нежных согревающих объятиях. — Только честно, Марин!
— Мне… Мне хорошо.
И это действительно так. Если ни о чём не думать, то рядом с ним мне было хорошо и спокойно. Я чувствовала, как по моему телу разливаются волны тепла. Кажется, ещё немного и я усну прямо здесь в его руках. Но в то же время где-то в глубине души было приятное лёгкое волнение, точнее предвкушение какого-то чуда. Хотя Мереминский обещал, что не будет меня целовать, но вот только моё сердце вопреки всякой логике ожидало от него что-то такого в стиле Ярика — романтичного, яркого, с ноткой безумства.
— Мне тоже, — всё также тихо прошептал он мне на ухо. — И если людям хорошо рядом друг с другом, то какое имеет значение, насколько они разные?
— Яр, ты не понимаешь! Это сейчас мы здесь вдвоём, но стоит нам оказаться за пределами…
— Тс-с-с, — Мереминский прижимает палец к моим губам, а потом нежно начинает обрисовывать их контур, ведя дальше костяшками пальцев по моей щеке. От его касаний по моему телу рассыпается сотня мурашек. Делаю отчаянный вздох, пытаясь унять охватившее меня волнение. — Мы всё решим, Мариш. Только, пожалуйста, не закрывайся, не убегай от меня. Мы не будем спешить, обещаю. Я понимаю, мне потребуется много времени, чтобы вновь завоевать твоё доверие.
— Ярик…
Прокусываю до боли губу. Время. Много времени, которого у нас нет. Потому что через две недели, мне нужно будет приступить к новой должности в Москве…
— И насчёт того, что мы разные — я не согласен, — усмехается Мереминский, ещё сильнее сжимая меня в своих объятиях.
— Неужели? Ярик, у тебя всегда все легко и просто, — пытаюсь выпрямиться я, но Мереминский, смеясь, не даёт мне сменить положение. А потом и вовсе делает запрещённый прием — легонько целует меня в шею, заставляя вновь обмякнуть в его руках. — Вот даже сейчас… Я очень сложный, замороченный человек. Я очень ревнивая и я… я не могу нормально относиться к тем бабам, которые крутятся вокруг тебя! И никогда не смогу!
— А думаешь, я могу спокойно наблюдать рядом с тобой других мужиков? — усмехается Мереминский. — Особенно, когда ты начинаешь с ними флиртовать. Мне кажется, за последние несколько недель я придумал тридцать три новых способа как придушить Лиса.
При упоминании имени Елисея я невольно вздрагиваю. Моя совесть, на время убаюканная объятиями Мереминского, снова даёт о себе знать. Уверена, завтра она меня будет сжирать за всё то, что происходит сейчас между мной и Яриком. То, чему я была не в силах сопротивляться…
— А на Новый год я хотел придушить Мэла. Честно! Знаешь, что меня остановило? Что его уже ждала расплата от Данки за все эти ваши улыбочки и перешептывания в углу. Марин, ты ведь прекрасно знаешь, что он не может перед тобой устоять и каждый раз нагло этим пользуешься. Вот не жалко тебе мужика, скажи?
— Я… я не думала, что это так выглядит со стороны, — смущённо пробормотала я в ответ. — Наверное, я просто намного перебрала с алкоголем в новогоднюю ночь…
«А ещё мне было очень больно, что ты променял меня на эту белобрысую вульгарную дуру!», — мысленно добавила я. И Дана эта меня тоже выбесила своим неуемным любопытством…
Да, я не ангел во плоти, и никогда не претендовала на это почётное звание!
— И хотела меня позлить. Признайся, Мариш! — смеётся Мереминский. Вновь щекочет мне ухо своим горячим дыханием.
— А вот нечего было сваливать от меня к своей Маше-Даше, — бурчу я, наконец вырываясь из его объятий.
— Марин, у неё младшая сестра училась вместе с Улькой, — спокойно отзывается Мереминский, пристально глядя мне в глаза. — Дашка хотела узнать, как у неё дела, и готова ли она снова начать с кем-то общаться после того, что случилось. Большая часть разговора у нас шла об Ульке…
— Ну да конечно! Видела я, как она практически висела у тебя на шее!
— Практически, но не висела же. И ничего такого я бы просто ей не позволил, Мариш. Потому что я пришёлс тобой, — все также спокойно говорит Ярик. Вижу на его губах лёгкую, чуть насмешливую улыбку. — Вот видишь, как все оказывается просто, если спокойно поговорить и во всем разобраться?
Молчу, не зная, что тут можно сказать. Всё действительно казалось до смешного простым. И это было настолько нереально, что скорее походило на сон.
Да, я верила ему, но я не была настолько наивной, чтобы разом позабыть о проблемах, которые мы с Яриком копили все эти годы. Только почему-то сейчас они казались какими-то мелкими и несерьёзными. Точно это лунная ночь высветила в наших отношениях только самое важное, укрыв во тьме то, что мешало нам обрести счастье рядом друг с другом.
— Я говорил и скажу ещё раз — если тебя что-то волнует, просто спроси. Не додумывай, пожалуйста то, чего нет. И мы обязательно во всём разберемся, Мариш, — нежно берет меня за руку и касается губами тыльной стороны ладони. Сердце сладко замирает в груди от этой простой и невинной ласки. — Я думаю, у нас с тобой впереди много интересных открытий… А сейчас пойдём спать, нужно набраться сил перед завтрашним днем. Скоро уже рассвет.
— Нет, — упрямо качаю головой. — Давай посидим ещё чуть-чуть! Пожалуйста!
Мне не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась. Сейчас, когда впервые за долгое время мы начинали по-настоящему слышать и понимать друг друга, мне так хотелось ещё немного продлить эти драгоценные моменты. Наверное, я просто боялась, что настанет новый день и всё волшебство сойдёт на нет…
Но ведь можно хотя бы сейчас в этой предрассветной тишине позабыть обо всём и просто разрешить себе быть счастливой? Здесь и сейчас. С ним. С человеком, к которому вопреки всякой логике тянулись моё сердце и моя душа…
Завтра я подумаю о том, что делать с Лисом. Завтра я подумаю, как рассказать Ярику о моём переводе в Москву. Завтра я смогу спокойно без эмоций подумать о наших отношениях и действительно есть ли у них будущее.
Но сейчас были только я и он. И это бесконечное звёздное небо, которое красиво мерцало над нами россыпью ярких созвездий.
Мереминский тихо посмеивается и выпрямляется во весь свой высокий рост, а потом протягивает мне руку.
— У меня есть более интересное предложение.
— Какое?
— Ты обещала мне танец.
Тянет меня за руку, помогая подняться. Не могу сдержать улыбки. Танец под звёздами. Просто и в то же время безумно романтично. Такое мог придумать только Мереминский!
Плед стремительно падает к моим ногам, но мне не холодно. Ярик включает на телефоне музыкальную композицию, привлекает меня к себе. Чувствую его горячие ладони сквозь тонкую ткань одежды, они будто бы отгоняют от меня своим жаром прохладу этой летней ночи.
— Когда мы последний раз танцевали? — спрашиваю я, размещая голову у него на груди.
— Бесконечно давно.
Сейчас наши движения меньше всего походили на медленный танец. Он просто очень крепко прижимал меня к себе, чуть раскачиваясь в такт музыке.
Даже если ты уйдешь…
Боже, почему он выбрал именно эту песню для танца?!
Чувствую, как неприятный холодок проникает мне в душу, окончательно пробуждая уснувшую совесть.
Нет, Ярик даже не догадывается о моем предстоящем переводе в столицу. Иначе бы наш разговор закончился далеко не на музыкальной ноте… И я даже боюсь представить, какая у него будет реакция, когда он узнает о Москве!
Это просто совпадение. Дурацкое совпадение! Но по-хорошему, надо ему признаться, пока всё не зашло слишком далеко…
— Мама мне рассказывала, что они с отцом по молодости были полные противоположности, — неожиданно говорит Ярик, касаясь губами моего виска, вырывая меня из тяжёлых мыслей. — Он был такой спокойный, серьезный, а она — активная зажигалочка, душа компании… Вот только знаешь, я никогда не замечал их различий. Они ведь всегда жили душа в душу, даже особо и не ругались. И она до сих пор по нему безумно скучает, даже спустя столько лет… Так что все это глупости, Марин, про различия. Просто нужно уметь разговаривать друг с другом, идти на уступки…
