«Да!» — ресницами согласие подтверждаю и добавляю кое-что привычное. — «Я люблю тебя!»…

— Привет! — Велихов выглядывает из распахнутой входной двери, встречает нас, осторожно выползающих из лифтовой кабины. — Добро пожаловать! Свят! Моя любимая свояченица! — загодя протягивает мне руку и терпеливо ждет, пока мы подойдем.

Игорь, уткнувшись носом в мою грудь, по-царски проходит общий коридор и останавливается в точности напротив Петьки, который с интересом заглядывает мне в закрома.

— Спит, что ли, виновник торжества? Здорово, Мудрый! — трясет рукой. — Как дела, сестра?

— Все хорошо, — отвечает Юля, пока я быстро пожимаю Велихову руку. — Почему ты в коридоре?

— Валя спит, а Туз с шоколадным тортом на кухне битый час колдует. Там происходит ведьмовское волшебство, а я мешаю тем, что собираю крошки, трусливо отираясь. Дожился, представляешь?

— Как она? — спрашивает о настроении Юла.

— Это успокаивает, поэтому пусть химичит, раз настроение в порядке.

— Не надо было, — Юля странно пятится назад. — Господи, зачем об этом беспокоились?

— Быстро внутрь, наша нежная Смирнова, — силком ее затягивает, а я спокойно захожу за ними.

Огромная квартира почти без стен, зато с высокими и толстыми колоннами. Такое впечатление, что мы попали на футбольный стадион. У меня под ногами пестрой лентой вьется шустрое создание, которое вращает бесхвостой задницей, как известная заграничная певица, тоненько поскуливает и пытается подпрыгнуть, чтобы то ли укусить, то ли облизнуть мне руку.

— Лю, давай назад! — шипит хозяин. — Невоспитанная скотина. Все руки не доходят стерву воспитать. Я сейчас кому-то дам по наглой жопе. Фу, сказал.

— Не обижай ее, — Юла присаживается и, обхватив двумя руками песью морду, целует шалопутную в мокрый розово-коричневый нос. — Маленька-а-а-а-я! Бедненькая!

Ну вот, пожалуйста. А от крольчонка, значит, отказалась? Видимо, из-за того, что я ей о своем намерении сказал. Надо было промолчать, а я сболтнул, чем вызвал недовольство и небурное кипение. Впредь буду сдержаннее и чуть-чуть умнее.

— Привет! — стоящая возле высокого кондитерского изделия Антония размахивает палкой, испачканной по краям в шоколадную глазурь, которая крупными слезами на высокий стол с розовой лопатки капает. — Иди сюда, Юла! Он спит, да?

— Привет! Ага, — расставив руки по сторонам, к ней направляется старшая сестра, а я обращаюсь с просьбой к Велихову.

— Где можно пристроить уставшего бойца?

— Идем туда, — с кривой улыбкой на губах мне предлагает.

Есть в этой квартире, как оказалось, потайное место. Детская комната, которая по своим масштабам сравнима с крупногабаритной трехкомнатной квартирой. Игровая площадь огорожена стеной, вход в которое охраняют высокие двустворчатые двери с нарисованными мультяшными героями, а внутренняя обстановка свидетельствует о том, что ты попал в смешное царство, в котором огромная любовь к малышке, диктуя собственные правила, оплачивает недешевый бал.

— Давай его сюда, — подводит к выбранному месту.

Сын быстренько устраивается на небольшом диванчике, поджимает ножки и подкладывает сложенные молитвой руки под щечку, смешно уродуя свою слегка потекшую мордашку.

— Где вы были? — шепчет Петя, наблюдая за тем, как я укрываю сына теплым пледом.

— В зоопарке.

— Спасибо за наводку, я учту на будущее.

— То есть?

Велихов кивает в неизвестном направлении, при этом точно попадает на манеж с полупрозрачным розовым балдахином, в котором спит и ровно дышит красивая девчушка, мелкая царевна в изумрудном королевстве.

— Ненавижу импровизации. Понимаешь? На подкорочке вращается пластинка, галдящая о том, что Валентина в скором времени даст нам прикурить с женой. Иногда мне кажется, что Тосик кое-что из будущего предчувствует, поэтому так переживает.

— Как она? — озабоченно интересуюсь.

— Замечательно! — он гладит себя по впалому животу, зацепившись пальцами за поясные петли, подтягивает за ремень и ярко, но наигранно, ощеривается. — Пиздец, я счастлив! — шипит и хмыкает. — А где, кстати, Костя, Свят?

«Бля-я-я-ядь!» — по-видимому, я с лица спадаю, а ушлый и бестактный Петя это сразу отмечает.

— Идем покурим, что ли? — хлопает по плечу и становится чересчур серьезным.

— Хорошо…

Не думал, что встреча на нейтральной полосе превратится в экскурс по семи смертным грехам, двум или трем из которых мы с Юлой случайно поддались, когда имели блядскую неосторожность снова повстречаться после длительной разлуки.

Велихов отчитывал меня, стоя на лестничной площадке, как сопливого пацана. Мы никогда с ним, если честно, тесно и особо не общались. Я точно знаю, помню и, видимо, никогда не забуду, что он голубая кровь, богатенький мажор, образованный юристишка, имеющий толкового отца и почти знаменитую в литературных кругах мать, женившийся удачно на младшей дочери младшего Смирнова.

Новоиспеченный козел умело оперировал человеческими, придуманными специально, видимо, для нас, уголовными статьями, которые мог бы нам пришить Юлин пидорок, когда бы задался подобной актуальной целью. Если откровенно, то у меня сложилось неизгладимое впечатление, что Петр Григорьевич Велихов — личный адвокат временно отсутствующего долбоеба и зажиточного мудака. Не то чтобы мы посрались до кровавых соплей и таких же мальчиков в глазах с хлыщеватым фанфароном, но расстались совершенно точно не на той мажорной ноте, на которую рассчитывали, когда к Велиховым в гости набивались. У Смирновой были влажные и странно покрасневшие, как будто бы расчесанные аллергией, мутные глаза, а я намеренно искал гнилое место, в которое мог бы забиться и не отсвечивать, пока ситуация не разрулится или кто-нибудь из вовлеченных случайно не ударит по заклинившим тормозам…

— Юль? — смотрю на закрытые ворота, перед которыми мы расстаиваемся, как дрожжевое тесто, в общей сложности пять или семь минут. — Слышишь?

— Да.

— Давай подумаем о том, как тебе переехать ко мне. Когда ты могла бы это сделать? Завтра, например? Или…

— Куда? — Смирнова отворачивается и, как зачумленная нехорошим сообщением, упирается глазами в густую темноту, которая окутала пространство.

— Ко мне.

— Ты хотел сказать к отцу? — прыскает и, судя по глухому тону, по-сучьи издевается.

— Мы можем снять квартиру. Мы…

— Я устала, Святослав.

— Это из-за Велихова?

— Открывай, пожалуйста, — кивает в сторону ворот.

— Вот урод! — прикладываю крепко сведенный кулак о поскрипывающий от моих ударов руль. — Какого черта? Он не имел никакого права. В конце концов, кому какое дело? Все здесь, что ли, праведники? Он…

— А в чем Петруччио не прав? Ответь, пожалуйста. И давай, наверное, спокойно. У нас ребенок спит, а ты…

— Извини, извини! Извини, пожалуйста, — быстренько сверяюсь с зеркалом. — Не прав? — и прищурившись, с улыбкой рассматривая Игорька.

— Открывай уже! — шипит Юла.

— Это не его дело, сладкая. Он…

— Я выпрыгну, если…

Да на хрен ты пошла! Продавливаю нужную кнопку, шикаю, громко цокаю, прищелкивая языком, слежу за сосредоточенной на чем-то Юлей, одновременно с этим нежно притапливаю педаль газа и плавно забираюсь во двор, освещаемый по команде фонарями, заточенными на слабенькое шевеление.

— Господи, Святослав! — руками резко всплескивает и тут же прячется в ладонях. — Божечки…

Гордый Красов, блядь!

Широко расставив ноги, уебок встречается с носом моей машины почти лицом. Я мог бы раздавить козла одним движением носка, но…

— Костя, Костя! Остановись, Святослав! — рядом жалко всхлипывает Юла, откинувшись на подголовник.

— Загадай желание, — вцепившись в рулевое колесо, оскалившись, рычу.

— Не смей!

— Отдай команду. Я жду! Ну-у-у?

— Не смей! — она терзает мою руку, ногтями проникает в мышцу и разрывает кожу.

— Загадай желание, — повторяю шепотом непростую просьбу.

Одно ее желание — закон для истерзанного контузиями Свята. Одним простым движением я на хрен раздавлю холеного козла, а после заберу своего ребенка и любимую жену…