— Привет! — ерзает, выкручиваясь. — Забрал? — немного повернув голову, спрашивает чересчур домашняя Юла.

— Угу, — закрыв глаза, мычу. — Тебя здесь не обижали?

— Нет.

— Чем занималась?

— Убрала в квартире, выдраила газовую плиту и помыла с дезинфицирующим средством полы. Ты, кстати, заметил? — я обнимаю, а она укладывает свои руки поверх замка, уложенного на ее животе и составленного из моих кистей.

— Да, — принюхиваюсь к запаху ее шампуня. — Очень уютно.

— Будем ужинать?

— Просто постоим. Согласна?

— Да…

Нужно успокоиться и переварить все то, что в котелок от всей души мне нашвырял Сергей.

Который раскидывался снегом, подбрасывал ногами скатывающиеся с сугробов, словно каменные, мелкие ледышки, вопил, скандалил и за каждым разом недобрым словом поминал жену и даже свою мать. Уверен, что это было то нехорошее состояние, которое в народном исполнении носит красочное название:

«Белая горячка! Пьяный бред! Суровая экзальтация!».

По-видимому, сильный мужчина допился до гарцующих по радуге пузатых единорогов в собственных глазах. Он не отреагировал на слова жены, вышедшей забрать его, он даже не заметил тетю Женю, стыдливо опускающую голову и тщательно скрывающую от меня, как от случайного свидетеля, свои глаза.

«Где вы живете, Святослав?» — она тихонько на прощание мне произнесла.

«У нас все хорошо. Я…».

«Не могу Вам рассказать, да?» — она закончила за меня.

«Это временно!».

«Передай, пожалуйста, что я люблю ее. Она права, сынок. Передай, что все понимаю и радуюсь. Только…».

«Спасибо» — я еле-еле прошептал и уверенно добавил — «мама»…

— Я в душ, жена, — оттолкнувшись от Юлиной спины, немного отступаю. — Игорь…

— В комнате с тем динозавром о чем-то разговаривает. Попросил не отвлекать. Вот я и не отвлекаю, — она смешно подергивает плечами и поворачивается ко мне лицом. — Я хочу подать на развод, Свят.

— Хорошо, — еще один шажок, по-прежнему неспешно отдаляюсь.

— Он согласится? Как ты думаешь? — вдруг опускает голову, в кольцо сцепляя руки.

«Да!» — я заставлю, если хлыщеватый хрен вдруг заартачится и устроит «межгосударственный» конфликт, впоследствии перетекающий в очередной аврал.

— Иди в душ, — Юля снова смотрит мне в глаза.

— Я быстро, сладкая.

— Я люблю тебя…

«Святослав, добрый день! Все нормально? Ты пропустил три сеанса на прошлой неделе» — прищурившись, внимательно прочитываю в сотый раз обыкновенное — ничего такого — сообщение от Шепелевой.

Ей надо бы ответить, а то прикрученная к аппарату управления мартышка соорудит мне новый послужной список, в котором будет неутешительный диагноз:

«Неконтролируемая агрессия, психоз, какой-нибудь очередной синдром и шокирующая все системы жизнеобеспечения травма».

«Были неотложные дела, Аленушка. Но я готов. Когда?» — отправив, включаю воду, регулирую напор, температуру. Пока «играюсь» с телефоном, стягиваю с плеч рубашку, на автомате перехожу на джинсы, затем трусы-носки, а после забираюсь в кабину, предварительно заблокировав заткнувшийся и потемневший телефон.

Распариваю кожу, греюсь, покоем наслаждаюсь. Смываю обильно пенящийся гель для тела, продираю склеившиеся ресницы и задираю голову, подставляя ряху на растерзание водяной струе, выплескивающейся из большой квадратной лейки.

Здесь неуютно, как будто что-то беспокоит и заставляет нервничать. Я сильно вздрагиваю и мышечной волной, как волкодав, мгновенно сокращаюсь.

— Свят, — шепчет Юля и целует мою спину.

Господи! А-а-ах! Прикладываюсь лбом о стену и, раззявив рот, кричу:

— Отпусти! Сука! Какого х. я! Убирайся к ебеням отсюда…

— Я готов! — запыхавшимся хамлом плюхаюсь в до жути неудобное кресло, расположенное перед письменным столом сосредоточенно пишущей Шепелевой. — Привет, Аленушка! Что наш храбрый Никитос? Сегодня ныл о жизни или было все тип-топ? Как твой день, нежная, прошел?

Она отрывается от того, чем в данный момент чрезвычайно занята, из-под бровей кидает мне в лицо свой пронизывающий взгляд, мягко улыбается и спокойно в сторону откладывает шариковую ручку, затем отодвигает нестандартный по размерам ежедневник-блокнот-профессиональный планер и в замок сцепляет пальцы перед собой.

— Добрый день, Святослав, — с улыбкой мягко отвечает.

— Я приехал, как обещал, — умащиваюсь крепенько, затискивая задницу в уголок сидения.

— Вижу, — ресницами подмахивает свой ответ.

— Чем займемся, товарищ доктор? — изображаю заинтересованность, демонстрирую внимание и искоса поглядываю на свои наручные часы. — О чем сегодня побеседуем? Что тебя интересует, любознательная ты моя?

Мало, черт возьми, свободного времени. Я сильно задержался на работе, потом часик в пробке постоял, потом добрался в нужное мне место и по лестнице загнанным, опоздавшим к месту выдачи травы и предполагаемому водопою, сайгаком забежал. У нас с Юлой сегодня запланирован еще один «душещипательный и важный» день с семьей, уже как будто в пятый раз и только лишь на нынешней неделе. Но эту встречу я давным-давно психологине обещал, а значит, теперь приходится выкручиваться меж милых фурий, каждой из которых я с некоторых пор не могу отказать. Похоже, я слабак…

— … — она как будто бы в незнании пожимает плечами.

— Лен? — наклоняюсь и немного подаюсь вперед.

— Выглядишь по-другому, — прищурив взгляд, внимательнее присматривается к тому, кто квашней в клиентском месте развалился, и не торопится по частям себя собрать.

— Лучше или хуже? — скалю зубы и, по ощущениям, подмигиваю дешевой профурсеткой.

— По-другому, — упирается ладонями в поверхность стола, встает со своего места и коленями отодвигает кресло. — Ты улыбаешься, — тычет мне в рожу длинный пальчик.

— И что? — откидываюсь на спинку и громко выдыхаю с животным звуком «тпру-у-у». — Это что-то означает?

— Ведешь себя расковано, — спокойным тоном продолжает.

— Развязно, быть может? — еще разок моргаю.

— Мирно, — пока обходит свое рабочее место, как вредная и скучная зубрилка, исправляет мои предположения. — Уверенно. Надежно. Ты не озираешься, не ищешь подвоха, не предчувствуешь провокацию. Как будто доверяешь? Пришел поговорить? Проведать или…

— Господи, Леся, что с тобой?

— Ты шутишь, флиртуешь, идешь охотно на контакт. Ты даже смотришь по-иному. Подмигиваешь и по-детски косишь взгляд. У тебя очаровательные морщинки, — она указывает на уголки своих красивых глаз, — вот здесь. Это означает, что человек привык смеяться, он всегда расслаблен и дружелюбно расположен к тем, кто находится возле него. Ты снова клеишь меня, Свят?

— Нет-нет-нет, — раскачиваю отрицательно палец. — Мы договорились, что больше никакого, да чтоб нас к черту, пошловатого интима. Помнишь?

— Естественно, — крадущейся походкой следует ко мне. — Поделишься счастьем, Мудрый?

— Думаю, что подобным не раскидываются.

— Чуть-чуть? — занимает передо мной свое обычное место.

— Не проси, красавица.

— Прекрати! — шикает и топочет мелкими ступнями.

— Что теперь не так?

— Так вот ты какой, Святослав Сергеевич! — гордо вскинув голову, почти самозабвенно отвечает. — Сегодня будем говорить о лучшей жизни или…

— Согласен! — мгновенно отвечаю.

— Что произошло? Что или кто так сильно повлиял на тебя?

Ага-ага! Так я разбежался и все под запись разболтал.

— Для начала, Лесенька, мне хотелось бы узнать, как я выгляжу. Судя по твоей реакции во мне произошли как будто кардинальные изменения. Итак?

Как гражданский мирный человек или как дебил, сбежавший из психиатрической лечебницы?

— Как дела, Свят?

«Приплыли, твою мать!» — наблюдаю за хитрым взглядом, казалось бы, бесхитростной, открытой Шепелевой.

— Может переформулируешь? — склоняю голову на бок, прижимаю ухо к плечу, щекой еложу и не спускаю с визави пытливого пронизывающего взгляда.