— Это Дино! Господи! — громко прыскаю и в свой кулак смеюсь. — Велихов, сейчас мой Игорь…

— Фу! Фу! Фу! — кричит мальчишка в безуспешных попытках ухватить борзую бОрзую за хвост.

— Назад! — командует собаке Велихов, а мне с испугом говорит. — Блин! Извини за игрушку. Я ее сейчас убью.

— Фу! — теперь к подвижной маленькой команде поочередно, словно по команде, подключаются Даша, Яся и, конечно, Юля, а Ния с ногами забирается на лавку и пронзительно орет. — А-а-а-а!

— Черт! — сбегаю по ступенькам и лечу стрелой туда, где кружится семейство непростых людей.

Отыскав среди мельтешащих нужную фигуру, хватаю Мудрую за пояс джинсов, как за поводок.

— Ты что творишь? — подтащив к себе, шепчу ей в ухо.

— А? — встрепенувшись, Юла вопросом отвечает на вопрос. — Что такое? Отпусти, пожалуйста.

— Ты что делаешь, говорю?

— Она забрала Дино, — указывает на суетящуюся по площадке псину.

— И что? — мягко разворачиваю жену к себе лицом. — Решила размяться?

— Э-э?

— Забыла, что…

— Юль, ты как? — визжит Антония, подскакивая в безопасном месте с хохочущей Валюшкой на крепко сведенных руках.

Вот это очумелый детский сад! Чудная, черт возьми, семейка…

— О чем вы говорили там с ребятами? — лежа на боку, перебирает мои пальцы Юля. — Что произошло? Вы поругались с Петей?

— Нет.

— Не обманывай меня.

— Говорю, как есть. Повздорили — да, но после третьей сигареты помирились. Говорили о жизни, сладкая! Не спится?

— Святослав? — нудит настырная.

— Неважно…

Не стану сообщать, как не сдержался и сорвался на Петра, который, в сущности, ни в чем не виноват, и благодаря которому нам удалось сыграть крутую свадьбу в довольно-таки быстрый срок. Не скажу жене о том, что ее бывший сейчас борется за жизнь, стараясь обыграть костлявую каргу.

— Куда делись родители? Вообще, это очень странно, даже для отца. Он обожает подобные сборища, а тут фактически проспал весь пир. Кстати, как тебе мясо? — вполоборота обращается ко мне.

— Было очень вкусно. Только…

— Только?

— Ты сильно суетилась, Юля.

— Ты, видимо, забыл, какая я на самом деле.

— Нет, не забыл, — вытягиваю из ее захвата руку. — Беготня за псиной тоже входила в распорядок дня? А если бы ты упала, — стараюсь быть серьезным, но почему-то то и дело пробивает на ехидный смех.

— Угрозы выкидыша нет, Мудрый. К тому же я себя прекрасно чувствую.

Ну что ж, я очень рад! Одно приятное сообщение за целый слишком продолжительный день.

— Где родители?

— Они с тобой не связывались? — теперь изображаю дурачка.

— А с тобой?

Я первый, кажется, спросил. Хитра жена, так и норовит все выспросить и разузнать. Но я кремень и не поддамся. Даже за кусочек мяса, от которого в восторге были все.

— Мамины странные послания о том, что они вдруг решили побыть с отцом наедине, если честно, не сильно в этом убедили.

— В чем? — приподнимаюсь над ее плечом. — Что она писала?

— В том, что они решили смыться в неизвестном направлении. Я, между прочим, и звонила, и писала, но…

— Похоже, мы им просто надоели, сладкая.

— Что за чушь?

— Ты расстроена вторым днем свадьбы? — укладываюсь подбородком на плечо. — Приедут, Юля. Мы только прикорнем, как:

«Тук-тук! Свят, забери!».

— Это не смешно, любимый.

«Извини!» — но так и есть.

— Как раз наоборот.

— Понимаешь… — она выкручивается и обращается ко мне лицом. — Только без этого! — тут же выставляет руки. — Хочу поговорить и все.

— И все? — подмигиваю.

— Мудрый!

— Мудрая! — шутя парирую.

— Смешно! Помнишь, как ты угрожал или предвещал, что моя фамилия будет именно такой?

— Не помню, — специально отрицаю, хотя тот разговор до сих пор стоит в ушах, а грозный вид моей Юлы транслируется, как тизер к будущему, перед поплывшими от красоты глазами.

— А как же: «Я помню все?».

— Об этом сейчас желаешь говорить…

Не подавая вида, выставляю ухо, направляя по-собачьи раковиной к оконному проему. Машина! Знакомый по рывкам движок, грудное низкое урчание и бережный подкат под парадный вход.

— Святослав? — жена накручивает эластичный воротник моей футболки себе на палец. — Это папа?

— Угу. Все. Спи. Они приехали.

— У меня нехорошее предчувствие…

Поделиться с ней похожим чувством или воздержаться и не нагнетать?

— Пора спать, Мудрая. Иначе! — грожу ей перед носом.

— Что?

Знает ведь, чертовка, что ни хрена не будет.

— Грозишь, грозишь, грозишь…

Я запечатываю болтливый рот страстным поцелуем, проталкиваюсь языком без подготовки, проникаю внутрь, шурую там без остановки, прихватываю кончик, цепляю, а подхватив, сосу.

— М-м-м-м! — ворчит жена, выказывает что-то близкое к простому недовольству, но все равно от моих ласк плывет и слабенько торчит.

От поцелуев с Юлей у некоторых — я о себе, конечно, говорю — до сих пор активно сносит башню. Себя не помню и херню творю. Я напираю, подминая маленькое тело под себя. Без долгих предисловий, обхватив под бедрами раздвигаю подрагивающие ноги и укладываюсь между ними.

— Ты обалдел? — шипит Юла.

— У? — перехожу, нигде особо не задерживаясь, на шею, а затем спускаюсь на ключицу, подбираясь к свободной от бюстгальтера груди.

— Свят, ты…

— Что? — на одно мгновение отрываюсь только для того, чтобы заглянуть в ее глаза. — Что, Мудрая?

Она громко вскрикивает, а затем, закрыв свой рот уложенными крест-накрест узкими ладонями, куда-то вглубь себя хохочет. Стремительно меняющееся настроение — то смех, то грусть, то скорбь, то неприкрытая, что даже страшно, радость? Какой там, черт возьми, триместр?

— Не останавливайся, пожалуйста, — приоткрыв ладони, прыскает, и снова про себя надрывает слабенький животик.

— Как скажешь, сладкая?

Тем более что мне нужна расслабленная и уснувшая жена. По всем параметрам намечается трудный разговор с Сергеем, который за все дневное время так и не сподобился внести ясность в сложившееся положение…

— Добрый вечер, — замираю в дверном проеме. — Вы…

— Привет! — Смирнов лежит на кухонном столе, подпирая своей щекой до блеска вылизанную темную столешницу.

— Сергей Максимович… — не знаю, как и с чего сейчас начать.

— Что? — а он ни хрена не помогает. Лишь односложные ответы, да глубокий вздох.

— Как дела, — запинаюсь, а после торможения снова продолжаю, — у Кости? С ним…

— Пока жив. Пока, пока, пока, — лицо Смирнов катает на столе. — Как у вас тут? Все нормально?

— Я не могу от нее скрывать. Это как-то…

— Будешь молчать, Свят. Пусть выносит, родит и начнет кормить, а там…

— Вы же понимаете, — спокойно начинаю.

— Ни черта не понимаю. Не понимаю, например, почему он оказался в той машине, Свят, — Смирнов в своей манере тихо вскрикивает. — Не понимаю, какая в том была острая необходимость? Почему в ее машине, почему с этой женщиной и ее детьми? Почему, почему, почему…

— Что говорят врачи?

— Пока лишь пожимают плечами и глубокомысленно вздыхают.

— Шансы?

Пусть скажет только, что они:

«Как будто есть!».

— Поживем-увидим, парень. Та-а-а-к-с! — пружинит от поверхности и резко принимает вертикальное положение. — В моей семье, Святослав, каждый зять, — он странно с небольшой издевкой хмыкает, — и Красов в том числе, обладает маленьким талантом.

— Это без меня! — отступаю, делая шаги назад.

О чем-то нехорошем я, кажется, догадываюсь. Сегодня этот номер у Смирнова не пройдет.

— Спокойно, юноша. Петя, например, отменно варит кофе. Очень такой качественный, знаешь? Про Костю умолчу — не к месту юмор. А чем ты, служивый, козырнешь?

«Чем-чем? Чем? Ну, чем?» — вращаюсь, как юла.

Пиздец! Да кто бы мог подумать:

— Я приготовил мясо.

— Иди ты! — Смирнов распахивает руки. — Ну, раз все живы в маленькой честной компании, то, вероятно, удиви.

24 октября **** года