Его машина. Неяркий свет противотуманных фар. И крупная фигура почти бронированного зверя.

А я ведь не устану, сука, повторять:

«Холеный пидор. Слащавая до тошноты гладко вылизанная мразь!».

Жена крутится перед огромным зеркалом, со всех сторон рассматривая свой элегантный образ. Пока она колдует с отражением, я преспокойно наслаждаюсь уже третьей переменой вечернего платья и такой же по счету пары туфель на высоком каблуке.

Все не то, не так, не к месту, не ко времени и не по обстоятельствам, грядущее событие не соответствует выбранному наряду, а настроение искусительницы, которую я не прочь употребить еще разок, невзирая на ночную порцию полученного вкусненького, меняется с колоссальной скоростью.

— Очень красиво, — спиной заваливаюсь на кровать, прижав подбородок к груди, сквозь опущенные ресницы и обозначившийся, похоже, на века прищур, разглядываю тонкую фигуру Юли. — Я бы на этом остановился, женщина. Восхитительно и строго. На мой вкус, конечно.

— Думаешь? — поднимает обтянутое черной тканью плечико, становится бочком, немного оттопыривает круглый зад, намереваясь выкрутить себе шею, заглядывается на открытую до поясницы узенькую спину. — А то, что я без бюстгальтера, как ты считаешь, это…

— А ты, что ли, без него? — заинтересовавшись, сразу же приподнимаюсь, локтями упираясь в покрывало и матрас.

— Костя, помнешь рубашку. Ты не мог бы…

— Лифчика нет? — еще чуть-чуть, еще немного выше. — Ты там голенькая, женщина? Совсем-совсем? А ну-ка, повернись ко мне лицом, чтобы я мог глазами пощупать то, что не прикрыто. Бли-и-и-н! Люди добрые, у меня, по-видимому, что-то нехорошее в ближайшем будущем произойдет, если ничего иного вдруг не вклинится. Как описать-то сей приход?

— Есть, конечно, но, — подмигивает и осторожно, как будто бы с опаской, улыбается, а после нервно скалится, — не такой, как обычно. Фасон платья не предполагает наличие тяжелого белья. Тут же, — выгибает руку так, чтобы пальцами коснуться сильно выдающихся лопаток, — какие-либо бретельки будут очень дешево смотреться и портить вид. Но…

— Отличное платье, Красова. Просто-таки великолепное. Я бы даже добавил, что в самый раз. Лучше не придумаешь.

Дальше можно и не продолжать! Остановим лотерею, закончим выбор и замнем для ясности.

— Сверху ведь будет пиджак-пальто. Голой не поеду, Костяника.

— Какая разница, — усаживаюсь на кровати. — Главное, что после того, как ты снимешь теплую одежду, под ней останется такая красота. А лифчика точно нет? — по-стариковски крякнув, поднимаюсь, одергиваю брюки и неторопливо направляюсь к ней. — М-м-м, — притормаживаю за спиной, костяшками провожу по нежной коже, шариком указательного проглаживаю лопаточный зазубренный самой природой уголок. — Почему я раньше не видел это платье, женщина? Где оно хранилось и для кого приобреталось? Я помню бирку, которую ты зубками сорвала. Значит, новая вещица. Итак…

— Добрый вечер, Костя, — обиженно гундосит.

— Привет, — с ухмылкой отвечаю и тут же трогаю губами сильно выпуклый позвонок у основания щуплой шеи. — Отныне я даю добро на ежедневное ношение. Без лифчика и трусиков. Очень воодушевляюще выглядит. Я нахожу твой образ весьма и весьма аппетитным.

Так бы с потрошками и сожрал!

— Воодушевляюще? — Юля поворачивает голову и вполоборота задает вопрос. — Аппетитно? Что за людоедские замашки, Костяника? Комплимент на грани фола, а я из последних сил терплю.

— Воодушевляюще — это означает, что на соответствующее продолжение намекает. Мы, мужчины, впечатляемся глазами, а возбуждаемся другим местом. Вот я купился на твои намеки, теперь мечтаю о расчете. Когда, где, сколько раз! Так очевиднее?

— Еще бы! — надменно хмыкает. — Но ты ошибся.

— Ну-у-у, за что? — кончиком носа вожу вверх-вниз, поглаживая подставленную мне четко обозначившуюся глубокую ложбинку.

— Я ни на что не намекаю, Красов, — шипит Люлек. — Я всегда говорю прямо…

— А чулки на тебе есть, обворожительная прелестница? — прикрыв глаза, уже себе рисую пошло-влажную картину о том, чем можно было бы полакомиться, не отходя от обозначенного места, на котором мы сейчас стоим. — Трусики? Кружевная поворозочка, например? — укладываю ладони ей на бедра и двигаю вперед-назад. — Косточки, мяско, и теплое местечко, — свожу кисти внизу ее живота и, как улитка, неторопливо и размеренно, опускаю сцепку Юле между ног. — Что у нас по исподнему, жена?

— Платье сильно облегает, Красов, — она заваливается на меня, запрокидывает голову, уложив мне на плечо, поворачивается лицом к щеке и пробует на мелкий зуб границу моей скулы. — Если я надену нижнее белье, то буду очень глупо выглядеть…

— А если не наденешь, то глупо буду выглядеть я, — толкаюсь пахом в прогнувшуюся поясницу. — Так мы долго не протянем…

— А это надолго? Куда ты тянешь меня? Это ресторан?

— Угу.

— Напомни повод.

— С каких пор?

— Я забыла.

День рождения моей компании, день расширения, день успеха, день общения, день, когда все должности стираются и генеральный директор может встать на одну ступеньку с только начинающим трудовую деятельность молодым курьером, день, когда весь штат еще разок знакомится или просит прощения друг у друга за непростые моменты, с которыми столкнулся за календарный трудный год. Юля знает, она, конечно, в курсе дела, а спрашивает только для того, чтобы меня взбодрить и завести по полной.

— Не хочешь? Отказываешься от праздничного ужина? Игнорируешь интересы мужа? Мечтаешь дома отлежаться? — надавливаю на теплый треугольник, провожу немного дальше, натягиваю плательный подол. — Потом все будет, Красова. Постель и ласка. Как захочешь, исключительно по-твоему.

Или по-моему! Тут уж, как нам повезет.

— Обещаешь?

— Будет даже там, если ты, конечно, все позволишь. В перерывах между сменой блюд. Согласна? Убежден, что мы найдем, где уединиться. Место необычное. В наличии приватные комнаты на двоих. Там уютненько.

Тем более что к контурам и антуражу мы лично приложили руку. Заведение построено с нуля и по заказу, по моим эскизам, но в тесном взаимодействии с дизайнерами, оформителями и строителями, коих оказалось слишком много, но для успеха предприятия — все в точности и в пределах установленной плановым отделом квоты.

— Звучит похабно, милый.

— Похабно?

— Папик приводит девочку и за закрытыми портьерами ее берет. Без кружевных трусов и такого же бюстгальтера.

— Юля, Юля, Юля! Остановись, любимая. «Папик», «девочка», закрытые портьеры. Там есть несколько VIP-комнат, но это совершенно не означает, что все заведение носит статус дешевого борделя. Стало очень неуютно, женщина! — надуваю губы и обиженно квохчу. — Возьми свои слова назад. Быс-трень-ко!

— Я сразу предупреждаю, Красов, что ошиваться по злачным заведениям не приучена. Дошло, любимый? Может быть, я зря так элегантно одеваюсь? — целует в шею.

— Я знаю. И нет. Нет — ответ на твой второй вопрос. Вид шикарный, а платье роскошное, а начинка…

— Стало быть, это все обертка. А я — содержимое. Фантик ты забросишь после того, как разорвешь.

— Не выспалась? — поднимаю руку и под грудью обнимаю Юлю. — Бухтишь и производишь жуткие логические цепочки. Давай спокойнее. Добро?

— Наверное, стоит освежить информацию. Обновить контент? Между прочим, Красов, я спокойна. Как удав!

— Удавиха!

— Феминитивы в ход пошли?

— Чего-чего? — усмехаюсь.

— Секс будет, но, — высунув кончик языка, на моей коже изображает теплые и влажные рисунки, — не в туалете.

— Принято! — киваю, соглашаясь.

— Не в какой-нибудь забегаловке, где ты успеешь только расстегнуть ширинку, а я спустить чулки.

— Принято! — такое однозначно по душе и все, естественно, устраивает.

— Не за общим столом.

— Это еще как? — подаюсь к ней, наклоняю голову и придавливаю женскую макушку своим виском. — Обрисуй ситуацию. Здесь надо бы подумать.