— Я не обманываю, что все хорошо, — отворачивается, прячется, стараясь на глаза не попадаться, — просто, когда мы заберем Игоря, станет еще лучше. Дотянем, возможно, до «отлично»!

Мои командировки — привычное, довольно-таки прозаическое дело. Я регулярно провожу инспекции, внимательно сверяю сметы и тщательно контролирую процессы. На местах, как правило, даю советы, затем осматриваю беглым, а после — взыскательным и тщательным взглядом каждый возводящийся под эгидой фирмы строительный объект. Жена сейчас взведена, возбуждена, а от нервного состояния вдогонку неспокойна и почти неуправляема. Зачем-то приплела сынишку, например, сослалась на придуманную чушь о том, что недостойна называться матерью, всплакнула о судьбе как будто брошенной жены, разозлилась на мое пока еще в далеком будущем возможное отсутствие. Все говорит о том, что что-то посетило мою любимую семью, возможно, новая проблема на горизонте нарисовалась, а старая и уже обыденная неприятность под названием «Святослав» никуда, к огромному сожалению, так и не исчезла. Он никуда не делся. Юля часто повторяет:

«Я не могу поверить в то, что Святослав живой»,

как будто этот факт до этих пор был ей не слишком очевиден. Мне кажется, она пытается себя в этом окончательно убедить. Когда заходит речь о нем, то в моем тихом доме, как по накатанному, разгорается пусть и небольшой, но обязательно скандал. Вот и сегодня, видимо, не стало исключением…

— Добрый вечер, — останавливаясь возле, приглушенно здоровается финансовый директор, пришедший в ресторан под ручкой с очередной искусственной девицей.

Я точно знаю, что у наглого засранца нет постоянной пассии, зато случайных — до хрена с нагруженной тележкой и большим походом.

— Добрый, — затягиваюсь лениво тлеющей сигаретой. — Вышел свежим воздухом подышать?

— Пообщаться захотелось, Константин Петрович, — выбивает никотиновый цилиндр из картонной ярко-красной пачки. — У Вас зажигалочка есть?

— Угу, — вставляю в губы сигарету и теперь освободившимися руками шлепаю по карманам брюк. — Вот! — вытаскиваю металлический объект с огнивом.

— Круто получилось! — чиркнув, прикуривает и, не задумываясь, возвращает зажигалку мне. — Благодарю. Наш вечер удался на славу. Никуша так и сказала:

«Шурик, это был непередаваемый кайф. Все настолько феерично, что даже страшно. Я столько селфи за столом никогда не делала, все было чики-пуки. Люблю-люблю, мой дорогой писюша!». Думаю, последнее означает, что все «замечательно и типа хорошо»!

— Считаешь этой даме можно верить? Особенно после жалкого «писюша», — прыскаю и тут же затыкаю сигаретой рот. — Это, что ли, официальный отзыв от проверенного временем и соответствующим надзором блогера? — оглядываюсь назад, просматриваю окрашенный в искусственную иллюминацию банкетный зал, зацикливаюсь на танцующих парах и замечаю скучающую за столом жену, уставившуюся очумелым взглядом прямо перед собой. — Некоторым праздник, по-моему, совсем не в радость, — бодаю головой назад. — Скорее, наоборот.

— Бывает! Нет настроения, видимо, — поплевывает и щипками убирает с губ прицепившийся коричневый табак. — Когда я брошу это дело, Костя?

— Когда, Санек? — и я о том же как будто сильно беспокоюсь.

— Когда? — специально повторяет, транслируя свой вопрос с издевкой.

— Тогда же, когда и я, — сдаюсь и очевидное предполагаю.

— Кстати, дорогой начальник, с командировкой все готово, — внезапно произносит. — Это дело можно наконец-то закрывать!

— Спасибо, — стряхиваю пепел, опираюсь на перила открытого огромного крыльца, на котором мы стоим, как два шелудивых пацана, сбежавших с дискотеки в дешевом местном клубе, где оказались по воле несчастливого к нам случая или из непраздного к танцулькам интереса.

— Шелест выплатила всю сумму, между прочим. До крохотной копеечки!

Это очень странно! У нее изменились обстоятельства или она решила своей платежеспособностью окончательно добить нас?

— Не ошибка? — прищуриваюсь, пока от всей души затягиваюсь никотином. — Она погасила кредит раньше срока?

— Я проверил лично. Полный и безотлагательный расчет! Шито-крыто, согласно прейскуранту. Она выполнила все обязательства, теперь наша очередь. Так и хочется сказать:

«Красов, мы только на тебя равняемся. Будь паинькой, писюша, и не подведи!».

— Ты свои клички ко мне, Сашуля, не цепляй, — бухчу, процеживая через мягкий фильтр буквы.

— А вдруг что-то пойдет не так?

— Это не операция на сердце, Саня. Это наш хлеб и образ действия. Надежно и с комфортом. Уверен, что обойдется малой кровью. Я просто не люблю, когда наваливают загодя, наперед.

А так вообще не страшно, если честно. К тому же на работу я всегда настроен и всегда готов! Отрезаны все нити, а запасного пути у Романы больше нет, по всей видимости. Ей больше негде прятаться, как только в том тихом месте. Решила раствориться в мальчиках и посвятить себя сельской жизни в красивой райской местности.

— Мы выполним все обязательства, Саша. Со сроков не сбиваемся, да и работа не стоит на месте. Объект не сложный. Уложимся!

— Клиент, блядь, не простой, — хихикает мой партнер.

У нее на это есть личные причины. Не нам, как говорится, с фиником об этом рассуждать.

— Когда я выдвигаюсь, Шурик? Сориентируй, будь любезен.

— У меня, что ли спрашиваешь? — колотит себя в грудь зажатой между пальцев сигаретой. — Слышал поговорку: «Раньше сядешь — раньше выйдешь».

— Обижаешь, — ухмыляюсь и давлю окурок в белой керамической пепельнице.

— Ошиваться там в промозглую погоду — нет желания. А сейчас — можно так считать — очередной бархатный сезон. И потом, это ведь не финальное посещение, а до конца года, дорогой ты мой, я выпишу тебе не одну поездку. Деньги есть, Костя. Я готов их предоставить, чтобы покрыть твой начальствующий поход. Что скажешь?

— Хочу вернуться до дня рождения сына, — засовываю руки в брючные карманы, опираюсь на пятки, а затем мягко перекатываюсь на носки. — Давай расправимся с этим, как можно, быстрее.

— Принято! — скашивая взгляд, по-девичьи подкатывает глазки. — Что скажешь, если это будет через неделю, например?

— Подгадываешь под квартальный, живодер?

— И мне приятно, и тебе удобно, — на мой вопрос спокойно отвечает. — Согласен?

Значит, у меня осталась целая и неделимая неделя. Одна неделя, чтобы попрощаться с Юлей, чтобы вдоволь наиграться с сыном, чтобы заверить нервную жену, что для каких-либо глупых мыслей и волнений поводов абсолютно нет. А если объективно, это много или мало? Всевышнему, по религиозным верованиям, много удалось за то же время. А меня, по-видимому, никотином знатно приложило, раз я меряюсь силенками с Самим.

— По рукам, родимый, — предлагаю раскрытую ладонь для закрепляющего уговор пожатия, при этом обращаюсь взором к столику, за которым больше почему-то нет жены. — Извини, — с усилием возвращаю руку. — Я… Куда она ушла? Черт!

— Что случилось?

— Вынужден тебя покинуть…

Чтобы по-быстрому найти ее! Прохожу по танцплощадке, обминаю дергающиеся под быструю мелодию фигуры, с кем-то на ходу о чем-то незначительном словами перекидываюсь и не замечаю, как добираюсь до служебных помещений. Впиваюсь взглядом в пластиковых человечков с характерными половыми отличиями, намертво приклеившихся к полотну нестандартной по ширине двери. Расставив руки по проему, прикладываюсь ухом к прохладной плоскости, за которой, по всей видимости, ни черта не происходит. Я, по-видимому, ошибся. Моей Юли в туалете нет!

Стоп-стоп! Мне, похоже, что-то кажется, чудится, возможно, где-то слышится, или с той стороны действительно все-таки кому-то требуется помощь. Она там, что ли, горько плачет, чем-то давится, чушь какую-то мычит… Мучительно бекает! А после ранено ревет…

— Юль? — шепчу, осторожно барабаня по двери. — Что с тобой?

— Все нормально, — зажимая нос и жалобно гундося, быстро отвечает.

— Тебе плохо?

— Нет, — она, похоже, открывает кран, пускает воду, моет руки и несговорчиво молчит.