А место, обалдеть, реально превосходное. Все так, как надо: равнина, подходящий грунт, отсутствующие подземные воды на опасном расстоянии от фундамента, подъездные пути, логистические развязки, добродушные соседи. Кажется, сама судьба благоволит этой женщине, Романе, в ее новой жизни в добровольном одиночестве, но вместе с маленькими сыновьями.

Просматриваю фотоснимки, сверяюсь с планом, сравниваю собственные подсчеты с тем, что предоставила мне она и вспоминаю, как провел те дни, когда осматривал место будущей грандиозной стройки.

— Привет, — мне в ухо шепчет Юля и обвивает со спины руками, словно змеек в тело запускает. Устанавливает мне на рабочий стол детскую рацию и нежно трогает губами мой висок, потом спускается, чтобы облизнуть заросшую скулу и в завершении задевает уголок моего рта кусающим по-детски поцелуем.

— М-м-м! Выспалась, жена? — скашиваю взгляд, отвечаю хрипло и довольно глухо. — Как самочувствие, Люлечка?

— Уже лучше. А это что? Где у нас такое?

Действительно, я слышу в ее голосе твердые и звонкие нотки и небольшую заинтересованность тем, во что я с головою погружен.

— Хороший новый заказ, — поднимаю фотографию того, к чему на протяжении шести с небольшим месяцев мне и моим ребятам надо бы стремиться, затянув монтажные пояса.

— Великолепно и очень царственно, Костя. Дом, правда, чересчур большой, — она вытягивает изображение, подносит к носу и как будто внюхивается в несуществующее пока огромное строение. — Дворец какой-то. Если присмотреться, то, по-моему, определенно дешевая безвкусица. Панорамные окна, лестницы без перил, золотая чаша джакузи, наверное, платиновый с бриллиантовыми вкраплениями унитаз, с инкрустацией биде на каждом этаже и при любом удобном случае. Это бордель, что ли? Дом терпимости, Красов? Выглядит, как яркий попугай.

Архитектура — не ее конек, ни в каком виде, ни под какое настроение!

— Слишком много света? Или ты злишься и придираешься к искусству?

— Это, по-твоему, произведение искусства?

— Поверь, как специалисту. Без всякой вкусовщины, дом талантливо спроектирован. Нет лишнего и все по нормативам. Такое даже я не сооружу.

— Нет уж. Не верю. Мой муж — талант и профессионал с отменным вкусом.

— Я сейчас расклеюсь, Люлёк.

— Но габариты просто гигантские, а неприкрытая роскошь из всех щелей сочится. Ты знаешь, это даже невежливо иметь такое состояние, когда большая часть населения нашей планеты откровенно прозябает. Это мое мнение. Видимо, для шейха? Ты продался господам из золотоносной сказки?

— Это для небольшой семьи. Женщина с двумя детьми просит обустроить ей персональный уголок, — спокойно отвечаю на вопрос.

— Хм, наверное, ей в чем-то в жизни просто нагло повезло. Красивые губы, вероятно. Чувственный рот, заточенный на щедрый ствол, и стройная фигура.

— Юля, Юля, ты чего? — посмеиваюсь над ее пошловатыми предположениями.

— Я не буду говорить или обобщать, тем более что мы с ней одной половой масти, но…

— Отработала, да? — надменно хмыкнув, заканчиваю за нее.

— Это не я сказала, Костя. Это ты! — жена язвительно смеется.

— Считаешь, что женщине…

— Ничего не считаю. С некоторых пор, Красов. С некоторых пор я предпочитаю жить одним днем. Я ведь ее не осуждаю, но на такое имею собственное мнение.

— Тебе не нравится, как ты со мной живешь?

Загородный одноэтажный дом на высоких сваях, громкоговорящее никогда не замерзающее море, молочно-белый меленький песок, добровольное одиночество, покой и умиротворение…

— Зачем ты?

— Хочешь переехать в город?

К нему поближе? Быть рядом, чтобы никогда не потерять? Смотреть ему в лицо, надеяться на чудо, быть с ним на одной волне, пасти, не опуская глаз?

— Не хочу, — бормочет недовольно.

— Юль, поверь, пожалуйста, этот клиент надежен…

— Откуда ты это знаешь?

Служба собственной безопасности, юридический отдел и финансисты с налоговиками представили мне на утверждения отчеты по соответствующим направлениям.

— Есть признаки и доказательства. У нее очень непростая ситуация. Проблемы в личной жизни, зато стабильный и увесистый достаток.

— А-а-а! Ну да, все ясно. Бедная богачка. Скажи честно, она в совершенстве освоила сосательный предмет или чуткий дипломированный специалист по облизыванию мужских яиц и ануса?

— Красова, ты грубиянка и извращенка…

— В чем извращение, Костяника? Вам ведь нравится ставить женщин на колени и заталкивать в глотку член по гланды, пока малышка не задавится собственной слюной и рвотой. Сначала устрицы, а потом терпкий запах ананасовой спермы.

— Когда такое было? Я к чему-то хоть раз принуждал тебя? При чем тут грубый минет и…

Доверие, уважение или постоянные, проверенные расстоянием и временем отношения!

— Я не понимаю, Костя. Кто она по образованию, что так жирно зашибает гроши? Оно ведь у нее есть? Я не ошибаюсь?

— Она детский доктор, обыкновенный педиатр.

Романа выбрала ту же самую специальность, что и ее мать, приехавшая из далекого восточного города сюда в надежде получить диплом по окончанию успешной стажировки.

— Верится с трудом.

— Это отступные от мужа. Она в разводе с непростым человеком. Ей удалось доказать, что она достойна большего.

— Я уже завидую этой Рокфеллерше в юбке.

Не думаю, что Романе шоколадно, солнечно жилось, когда она была замужней дамой. Финансовая стабильность в ее отдельном случае сыграла на руку только тогда, когда освободила женщину от тяжелого супружеского бремени.

— И что же? Имея столько денег, она решила вложить все-все в недвижимость? — с пренебрежением отбрасывает фото, виснет у меня на шее и сильнее обнимает. — Ты не сердишься, Костяника? Я, видимо, не выспалась.

Для злости должен быть веский повод. Есть на то причины, непростая женщина?

— Нет. Но…

— Я помню, помню, помню, — за каждым словом расстегивает пуговицы моей рубашки.

— Стоп! — торможу ее намерение словами и руками. — А наше правило ты помнишь?

Никакой постели, секса или интима без проникновения, пока мы не помиримся или не выясним подпорченные чем-то нехорошим отношения.

— Все нормально.

— Ты издеваешься, что ли? — укладываю свои руки поверх ее ладоней, перекрещиваю наши пальцы и сжимаю. — У меня на душе неспокойно. До сих пор, Люлёк. После твоего звонка о том, что ты потеряла сына, я не сомкнул глаз.

— Прости, пожалуйста.

— По-прежнему считаешь штатной ситуацию? Он даже не смотрит на меня. Поел, потрогал игрушки, оттолкнул ногой машинку, что-то буркнул и уснул на столе. А когда я поднял его, чтобы уложить в кровать, он посмотрел на меня, как на врага народа. Игорь злится на меня? Я чем-то провинился? Мне показалось, что там у него было более благодушное ко мне расположение. Если я не ошибся тогда, то что потом случилось? Я жду…

— Игорь убежал, а я…

— Его обидели? Что там произошло? Юль, нужно больше объяснений, чем твое пространное «все хорошо». Я не специалист, конечно, но если ребенок ведет себя не так, как обычно, а скорее, наоборот, совсем не так, как от него ожидают, то напрашивается очевидный вывод:

«Кто испугал? И с какой целью?».

— Кого?

— Сына, Юля. Сына кто-то обидел? Мудрый во всем этом замешан? Что случилось, в конце концов? Почему вы были вместе? И вообще, какого черта он там делал?

Последний вопрос я задал, если честно, из обыкновенной вежливости. Я предусмотрительно и хорошо осведомлен об этом — любезно и по долгу продолжительного тесного общения — Алексеем Смирновым, который сообщил, что дал работу бывшему военному.

— Ты меня не хочешь, что ли? — обиженно мычит Люлёк.

— Ответь, пожалуйста, на вопрос, — вполоборота разговариваю со своей женой.

— Я не знаю, как это получилось. Вечером я вышла посидеть на крыльце, заварила чай, одолжила у Лёшеньки малиновое варенье, посплетничала с влюбленной Ксенией… Кстати!

Интеллигентно и очень неумело жена сползает с интересующей меня темы.