— Ага, — поднимаю Шепелеву обмякшим столбиком и почти заталкиваю ее в салон. — Порядок! — уперевшись ладонями в мелкий зад, пихаю тельце, трамбуя Лену на сидении, укомплектовываю первую барышню и предлагаю руку для второй. — Тебе помочь? — подмигиваю, обращаясь к Ксении. — Скачешь, как стрекоза! Что с тобой?

— Ой, Святик, ты такой серьезный, мощный, грозный и чересчур большой. Но я готова! — стоит и никуда не движется — ни вперед, ни назад. — Долго ждать, братишка?

— Ксения! — рычит ее отец.

— Где твоя галантность, Святослав? Чем я отличаюсь от Леси? Я тоже женщина…

— Я сейчас сниму ремень, Смирнова, — почти кричит Алексей. — Отлуплю женщину при всех и…

— Леся, Вы психолог? — слегка наклонившись, заглядывает внутрь, там встречается глазами с перепуганной Шепелевой и, молитвенно сложив ручонки, последнюю писклявым голосом очень жалостливо просит. — Скажите им, пожалуйста, что так не разговаривают, что это непедагогично, что это токсично и даже аморально. Ай! — вопит, когда я тем же способом закидываю ее на заднее в соскучившийся за маленькими пассажирками салон. — Грубиян!

Порядок! Погрузились малой кровью. Там… Там было проще. По крайней мере, не приходилось выслушивать женский треп, когда выдвигались на позиции или в армейский магазин за продовольствием, снаряжением, экипировкой, которые приобретали в довесок к выданному государством.

— Не разучился? — подмигивает мне Смирнов, пока я усаживаюсь на место рядом с ним.

— А? — снимаю ремень, пальцами разглаживаю эластичную ленту и запускаю карабин в замок.

— Я чего-то так устал, сынок. Сил нет крутить этот руль, — ребрами ладоней прикладывает по баранке. — Навык не растерял?

— То есть?

— Покатай нас, Святослав, — пищит позади Ксю-Ксю.

Прищуриваюсь, морщусь, выслушивая жуткий ультразвук, которым она знатно поливает нас.

— Если Вы не возражаете? — отпускаю шлейф, который незамедлительно возвращается в исходное положение. — То… Лесь? — оглядываюсь на сидящую с безумными и идеально круглыми глазами Шепелеву.

— А-а-а? — отмирает и переводит на меня свой взгляд.

— Ты у нее разрешение, что ли, спрашиваешь? — указывает оттопыренным большим пальцем Алексей. — Под каблуком у дамы? Мудрый? Итить! Не знал бы, кто ты есть, посчитал, что с каким-то беспозвоночным слизняком сижу. А Леся — это от Олеся, да? — оборачивается так же, как и я, перегибается и просачивается, как гигантский безобидный уж, через наши кресла.

— От Елены! — шиплю, не отводя от нее глаза.

— А-а-а, понятно. Короче! — сбрасывает свой ремень безопасности и наощупь открывает дверь, щелкнув неразработанным тугим замком. — Мне очень много лет, Леночка, к тому же сердечко барахлит — с непослушными детишками инфаркт уже не за горами, да и жена всю ночь зудела в это ухо, — пальцем указывает на пострадавшую сторону, — поэтому я небезопасный водитель, хотя серьезный и стопроцентно трезвый. Как там, кстати, Серж, Святик? — как бы между прочим задает вопрос и шустро спрыгивает на землю, поэтому свое имя я вынужденно прослушиваю гулким эхом, как будто из прекрасного далёко, где-то рядом, но за тридевять земель.

Встречаемся с ним, как дуэлянты, на центральной линии теплого капота, уступаем дорогу и расходимся по нужным сторонам.

— Теперь, молодняк, порядок! В кои-то веки в дороге, как белый человек, с комфортом отдохну, — занимает пассажирское кресло, расставляет огромные ноги, растекается, сползая эктоплазмой по сидению, страхует тело ремнем и отдает приказ, выставив, как пролетарский вождь, правую руку исключительно вперед. — Довези нас, Свят, без приключений! Полтора часа спокойствия и порядка. Леся, а как Вы познакомились с этим парнем?

Очень интересно! Действительно! А как?

Все время, что я молчаливо прокручиваю баранку, троица беспрерывно травит байки, а кое-кто к тому же лениво толкает меня твердым кулаком в плечо. Рад, что Леся ожила и почувствовала свободу, простоту и небольшое умиротворение, которые, как правило, сопровождают Смирновых в их собственном мирке, всегда гостеприимно распахнутом для благожелательно настроенных по отношению к ним людей.

Стараюсь не вдаваться в подробности задушевных фраз. Там, где надо, киваю головой, иногда смеюсь, все чаще улыбаюсь, а на самом деле чертовы слова жую.

«Стерва, стерва, стерва… Твою мать!» — проговариваю про себя, периодически встречаясь в зеркале заднего вида с мягким взором Леси. Она смеется, обозначая мелкие морщинки в уголках своих спокойных глаз. Подмигивает, согласительно качает головой, на некоторое время прячется, прикрывая веки, от меня.

— Суворовы — старинные друзья, Лесенька. Главы семейства уже, к сожалению, нет в живых. Царствие ему Небесное! Там сейчас заправляет собственный порядок его единственный сынок. Алёшенька-а-а-а, — протяжно стонет имя. — Между прочим, — вдруг поднимает руку, выставляет указательный палец, кончиком которого прошивает автомобильный потолок, — имя мальчик получил в честь меня. В благодарность за постоянную дружбу и в счет оказываемых копытным животинам услуг. Я кузнец, Леночка. Правда, не всегда, а только лишь по долгу службы и под соответствующее настроение, и… — прыскает, а затем громко выдыхает, — под солидный, а главное, очень своевременный гонорар.

— Па-а-а-п! — поскуливая, хнычет Ксения.

— Что такое, маленькая моя? Где-то папка переврал?

— Все, замяли, — замечаю с места, как она перекрещивает руки, отворачивается к своему окну и что-то там заинтересованно пасет.

А у меня прокручивается один бестактный на языке вопрос:

«Что здесь так или не так, сестра?».

— Остановишь возле главного дома, — прокладывает нам дорогу Алексей. — Похоже, нас уже встречают. Ксю?

— … — в ответ громкое сопение, да гробовая тишина.

— Лесенька, толкните, будьте так добры, свою соседку. Смирнова! — вскрикивает улыбающийся отец.

— Что? — надув губы, мычит моя «сестра», не поворачивая покрасневшее то ли от смущения, то ли от высокой температуры несколько минут назад смеющееся лицо.

— Давай без детства в заднице, лады? Мы здесь по делу.

— Я по работе, — она поворачивается и снимает с колонок стереосистемы, бубнящей фоном всю дорогу какой-то жутко старомодный рок, фетровую шляпу.

— Оху… Чтоб меня на кусочки разорвало! — присвистывает Алексей. — Девочка-ковбойка! Тебе идет такой прикид, городская финтифлюшка. Что скажешь, Свят?

Не знаю, что по моде, по цене и по «идет или не идет». Однако скажу, что ее наряд идентичен, все в точности, как у него!

Высокий мужчина в такой же шляпе, но только в мужском, конечно, варианте, стоит, поставив руки себе на пояс, возле широких ступенек перед парадным входом в огромный белый дом.

— Здесь есть незыблемые правила, Свят. Гости не живут с хозяевами. Для них есть отдельные комфортные домики. Все удобства тоже там. Количество боюсь соврать, но жилого места до хрена. Некоторые за весь период своего присутствия друг с другом ни разу не встречаются.

Четко обозначенные личные границы и спасающее от переизбытка эмоциональной информации огромное пространство.

— Нет проблем, — спокойно соглашаюсь.

— Ты с… — он вдруг затихает, низко опускает голову, формируя бычий сильно скошенный взгляд, почти себе под нос задает вопрос, — вам один домик с девушкой? Она с тобой?

— Да, — не заставляю ждать, сверяюсь с боковыми зеркалами и нестандартными габаритами железного коня, подъезжаю к тому месту, на котором нас уже встречает хозяин этой фермы. — Это его земля, Алексей? Вся?

— Здесь все его.

Зажиточный чувак! Местный кулак, дворянин, живущий с ренты, крестьянской кровью и воловьим потом вспаханных полей.

— Чем они занимаются? — плавно выжимая тормоз, мягко останавливаюсь.

— Мясо, молоко, шерсть, разведение лошадей, специальная программа по искусственному осеменению. Кобылкам с этим делом везет. Ксения?

— А?

— Я все точно говорю? — отвернувшись к своему окну, бухтит вопрос.

— Да.

— Она ведь курирует процесс. Хвосты поддерживает и запускает скакунам туда, — пытается на пальцах показать процесс. — Короче, у кобылиц расписана амбулаторная карточка рожениц. Целое дело, прикинь?