Херня, наверное!

— Лесь? — пытаюсь остановить ненужное копание и тщательный разбор.

— От желания специалиста помочь… Например, помочь справиться с потерей или, наоборот, побороть чувство глубочайшей эйфории, пережить то или иное травмирующее событие, наладить отношения с окружающими, влиться во враждебную, на первый взгляд, среду…

— Много пунктов, Елена Александровна. Вы, по всей видимости, забыли или не учли того, что перед Вами списанный солдат, к тому же неоднократно ударенный головой о землю и насквозь прошитый в нескольких местах огнем-свинцом. Поэтому, прошу Вас, будьте так любезны, пощадите мои извилины, а себе поберегите нервы. Скажите проще! Доходчивее, наконец. Избавьте от терминологии типа «перорально», «таблетированный», «панацея» или, например, «плацебо».

— Между прочим, это разные понятия, — делает мне замечание.

— Не претендую на уверенные знания. Итак? Ваш промежуточный вывод, доктор Леся Фрейд! Все из-за секса? У меня проблемы с непрощенной матерью или жестоким отцом? Я сублимирую негативную энергию. Слишком рефлексирую, занимаюсь самокопанием, отчуждаюсь от мира, игнорирую телесные звоночки. Каков тогда рецепт? С таблетками, как я понял, вообще не вариант.

— Вы не спешите открываться, Святослав, — как будто с облегчением выдыхает.

Всего делов, а я-то думал! Пока не вижу никаких проблем.

— Трусливо прячетесь за самоиронией, делаете вид, что все прекрасно, а то, что донимает, не стоит Вашего внимания. Это сознательное избегание. И мой первый вывод соответственно…

Бла-бла-бла, конечно, но все-таки чрезвычайно интересно!

— … Вы просто развлекаетесь, когда усаживаетесь в это кресло.

— А второй? — прищурив правый глаз, верхней половиной тела подаюсь вперед.

— Что?

— Ты сказала, что первый вывод — моя незаинтересованность в успехе и откровенный пофигизм. Если я, конечно, дословно разобрал твой вежливый вердикт. Определенно прозвучал порядковый первейший номер от хилой единицы. Обычно, когда в наличии имеется одно-единственное заключение, то не подчеркивается количество, но раздувается само событие. Ты сказала, что я саботирую процесс, но не забыла подчеркнуть, что это первое, вероятно, бросающееся в глаза простое умозаключение. Теперь мне стало очень интересно, что за вывод скрывается под сутулым номером «второй».

— Еще проще, Свят. Вы просто не знаете, с чего начать. Теряетесь в событиях, например. Не понимаете, как правильно расставить приоритеты. Возможно, с Вашей точки зрения — я подчеркиваю собственную принадлежность — все, что произошло, не стоит чьего-либо внимания, в том числе и Вашего. Вы усиленно обесцениваете события, не придаете им значения, считаете пустяками, ерундой или случившимися по недоразумению фактами. Так мне кажется. Безусловно, это не исключительная точка зрения, но вывод всплыл сам по себе и обозначил некоторые границы, через которые Вы намеренно не переходите, значит, такой ответ имеет место быть. Вы попросили об откровенности, я представила. Без обид, да?

Какие тут обиды? Тем более на сопливую девчонку с дипломом как будто бы врача.

— Абсолютно. Но все-таки увы. Ты не попала, милый добрый человек, — хмыкаю и раскрываю руки, укладываю их на подлокотники и откидываюсь на спинку, соскальзывая задницей по мягкому сиденью. — Я просто не хочу об этом говорить, Леся. Зачем ворошить прошлое и усложнять друг другу жизнь? Я помню — «врач-пациент». Правильно сказал?

— Про «врач-пациент» — без нареканий, а в остальном…

А в остальном — меня, лично, совершенно не щекочет!

— На сегодняшний момент, дорогая Лена, я считаю, что нужно с энтузиазмом смотреть вперед, загадывая на стопроцентно светлое будущее.

— Вы чего-то боитесь в прошлом?

— Нет.

Сейчас боюсь, что больше никогда не увижусь с сыном. Юла была весьма категорична и непоколебима, когда, стиснув зубы, шипела, что ни под чьим-либо надзором я не получу свидания с малышом. По ее тону, по словам, которые выплевывала, словно обкатывала четкий ритм и подбирала рифму к выражениям, я осознал, как от всего того, о чем мечтал бессонными ночами, оказался охренительно далёк.

— О будущем хотите поговорить?

— Хватаешься за соломинку, Алёна?

— Леся! — молниеносно поправляет.

— Не нравится «Алёнушка»? — специально повторяю, подчеркивая голосом протяжную ударную букву «ё», подслащиваю и без того сахарное имя.

— Меня зовут Елена!

— Уже запамятовала, как представилась вначале?

— Забудьте, — отмахивается от меня и встает со стула.

Все, наверное? Мое время вышло? И я, видимо, уже могу идти.

— Какого цвета у Игоря глаза, Святослав? Вы рассмотрели мальчика? Как он принял Вас? Чем Вы занимались в тот день? Он доверился Вам, пошел на контакт, разговаривал, интересовался, играл? Предложил свою игрушку, например?

Она наступает на чертовски скользкую стезю. Я бы на ее месте поостерегся с такими лобовыми атаками, да еще и без троекратного предупреждения.

— Какое отношение цвет глаз моего сына, а также наши с ним догонялки, имеют к твоей лжетерапии, на которую я трачу драгоценное время и, слава Богу, что не деньги?

— И все же? — останавливается перед окном, демонстрируя мне узенькую спину с выдающимися острыми лопатками, проступающими через стретчевую ткань футболки. — Расскажите о ребенке, пожалуйста, о встрече с которым Вы мечтали… М-м-м? — вижу, как поднимает руку. Вероятно, приставляет палец к своим губам и похлопывает подушечкой об их кожистый пружинящий материал. — Год? Полгода или полтора? Всего лишь месяц? Три дня? Возможно, две недели?

— О сыне говорить не будем, Лена, — грубо обрываю, добавляя увесистую жесткость в свой голос. — Он несовершеннолетний и, более того, абсолютно ни при чем, никакого отношения к нашим сеансам мальчик не имеет. Как связан ребенок с тем, что я пережил? Сомневаюсь, что есть точки соприкосновения. Поэтому оставим. Договорились? Мы не настолько с тобой хорошие друзья, даже в обозначенных границах, чтобы ты позволяла себе фразочки о том, как он принял меня. Если для крестика или галочки, то нормально. А вообще говоря, отчет давать я не намерен!

— А с его матерью Вы поддерживаете отношения?

— Я сказал — «Нет»! — рявкаю, подпрыгнув вверх.

— Это больной вопрос? Нехорошая тема? Неприятная, щекотливая, скользкая? Травмирующее событие, да?

— По-прежнему считаешь, что вы, мозгоправы, не лезете в приватность? Ты прешь неуправляемым самосвалом, Шепелева. Ты или идиотка, или действительно наивная девица и неопытная фифа, или…

— Считаете, я над Вами издеваюсь? Специально провоцирую?

Вот именно! Просто с языка сняла. Лучше и не скажешь. Ее вопросики, как следы огромного слона, забредшего в посудную лавку и расколотившего там хоботом, ушами и хвостом фарфоровый сервиз стоимостью в миллион отечественных бабок.

— О личном я никогда не буду говорить, — встаю со стула, осматриваюсь на площади, словно в первый раз сюда попал, прокручиваюсь вокруг себя и останавливаюсь взглядом на закрытой двери, за которой меня заждался августовский день и свобода, занимающая полый кластер в мозговых извилинах, натруженных сеансом не нужного психоанализа. — Тем более с тобой, как с той, которая забирается ко мне в мозги и нагло лезет в душу.

— У Вас есть друзья, Свят?

Скорее да, чем нет. Скорее много, чем недостаточное количество. Так было до возвращения домой после продолжительного плена. Сейчас, если честно, я не уверен в том, что кое-кто из тех, кого я до недавних пор считал другом, протянет руку и встречно мне ладонь пожмет.

— Я хотел бы прекратить этот мозговой штурм. Ты не возражаешь? — подхожу к ней и останавливаюсь строго за ее спиной. — Пожалуйста, Леся. Слышишь?

— Да.

— На сегодня хватит.

— Не отболело, да?

Что конкретно? Куда она ведет?

— Не знаю, — под нос бухчу. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Поднимаю руки и обхватываю женские плечи. Леся вздрагивает, но ко мне не поворачивается лицом.