Мне, черт возьми, очень стыдно! Не до той кондиции допился, раз в деталях вспоминаю только-только промелькнувший день.
— Я сейчас уеду, — задушенно шепчу в спинку нового, еще укрытого полиэтиленом, дивана. — Ром?
— Ага?
— … — давлюсь слюной и слезы выпускаю.
— Давай-давай, я приготовила завтрак. И ответь, пожалуйста, на те сообщения, которые прилетают в твой чат или электронный ящик с промежутком в пять-семь минут. Противный звук, между прочим, Красов. О-о-о-очень…
— Я в штанах? — ладонью прикрываю все еще закрытые глаза.
— Конечно, и в трусах, если это тоже интересует, — шепчет прямо в ухо. — Ты что-то сильно перепутал, Костя. Выставил меня в очень неприглядном свете, да и себя, скажем так, подал не на продажу, а на возврат по браку. У меня есть гордость, а у тебя совесть и уважение к женщине, на который ты пока еще женат. Можем поговорить на трезвую голову, если есть желание.
— Нет, — грубо отрезаю, но все же добавляю нежное. — Спасибо. Я сейчас уеду.
— Только после завтрака, который уже собран на столе. Мы ждем. Мальчишки не начнут без тебя.
— Не надо, не держи их, — начинаю подниматься, выставляю по бокам руки, легко отжимаюсь и отрываю грудь, затем живот от мягкого сидения, на котором за время сна сильно отпечаталась моя рыхлая от алкогольной слабости фигура. — Начинайте…
— Такой закон, Костя. Не обсуждается.
— Вы не православные?
— Православные. При чем тут это? Вернее, — Романа отступает от дивана, — мы, скорее, атеисты или вероотступники. Сейчас постараюсь объяснить. Моя семья современная, светская, а муж всегда считал религию элегантным способом выколачивания денег из слепо верующих в триединство и пришествие Господа Бога на Землю. У нас в семье царит другой закон, Красов. Мы старше по возрасту, а значит… — по-моему, она меня допытывает. По крайней мере, тон ее голоса свидетельствует о том, что это предложение мне необходимо закончить за нее.
— Нас нужно уважать? — прикидываю возможный вариант ответа.
— Это, кстати, надо заслужить.
— Авторитарный режим? Диктатура? Закон сильного? Они ведь от тебя зависят: и материально, и духовно, — прищуриваю глаз, рассматривая домашнюю одежду Шелест: свободные штаны, обтягивающая футболка и тюрбан из какого-то цветного покрывала у нее на голове.
Идеальное лицо, точеная фигура, которую не в состоянии скрыть растянутое покрывало. Широкий гладкий, слегка блестящий лоб, чуть-чуть раскосые глаза, чистое от косметики лицо и завитушки, выглядывающие из чалмы, спадающие мелким водопадам на заднюю часть длинной шеи. Стрижка под мальчишку добавляет этой чувственной красотке женственности и мягкой утонченности, и совсем не огрубляет как будто бы инопланетный образ странного создания.
— Интересный, — старательно подыскиваю тактичное и нужное определение, — у тебя, хм-хм, кокошник. Национальный убор?
— Обыкновенная гигиена и санитарные условия, Костя. Я возилась на кухне, имела дело с продуктами, заглядывала в кастрюлю, нюхала приготовленное. У меня двое маленьких детей и мужчина, который…
— Извини, — тушуюсь, опуская голову. — Не знаю, что на меня вчера нашло. Я не пью.
— Это было понятно…
Круто же я зарекомендовал себя. Держался, держался, держался… И на тебе! «Красов» пошло развязался.
— Не воспринимай все, что я вчера говорил за чистую монету. Накатило. Определенно, вчера был не мой день.
— Он уже закончился, — растягивает рот доброжелательной улыбкой. — Все наладится. Скажи лучше, мне не идет эта косынка?
Скорее, наоборот. Слишком вызывающе! Господи, да что со мной?
— У тебя красивые черты лица, — неуклюже начинаю. — Ты идеальна, Рома. С тебя только картины писать.
— Как художник говоришь?
— Как мужчина, — хриплю, глупо заикаясь.
— Тогда спасибо за комплимент. Картины и все? Рассчитывать на большее не могу?
«Извини» — визжу вертящимися серыми извилинами. — «Но точно не со мной».
— Ты обязательно встретишь достойного и честного человека, с которым обретешь личное счастье.
— Не хорони меня, пожалуйста. Я до последнего шанса еще не дотянула. По крайней мере, надеюсь, что выгляжу не жалко…
— Все не так! Отнюдь. Какая жалость…
— Я не размениваюсь на ерунду, Костя, и уважаю свое одиночество. Да! — взмахом ресниц все сказанное подтверждает. — На меня иногда накатывает и я забиваюсь в уголок поплакать о том, как тяжела моя судьба, но я все еще сильна, Костя, а горечь от обиды нет-нет, да и промелькнет, как въедливое послевкусие. Сыновья — моя сила, мое движение, моя пока еще не реализованная цель. Я буду бороться за счастье, но не той ценой, которую ты вчера хотел назначить.
— Я не хороню, — мгновенно вскидываюсь. — Врать не могу, Рома. Ты очень необычная женщина. Пожалуйста, давай считать произошедшее — пьяным бредом и состоянием аффекта. Что с охраной? Ты договорилась о круглосуточном дежурстве?
— Да, конечно. Я уверена в тех людях, которым доверяю жизнь Анвара и Закарии. Но тебе лучше остановиться и не расточать медовые слова, иначе я передумаю и решусь на то, чтобы подложить твоей жене свинью. Ты, кстати, жареные баклажаны любишь? — лукаво мне подмигивает, а затем кивком указывает на что-то, находящееся за моей спиной.
— Да, — и зачем-то, наверное, на всякий случай, передергиваю плечами. — Замолкаю!
— Окончен торг, Костя. Подъем! — взмахивает двумя руками, виртуально отрывая мою задницу с импровизированной кровати. — Знаешь ведь, где ванная комната?
Это, если можно так сказать, мой реализованный проект! Было бы очень странно, если бы я свернул не в ту степь.
— Да.
— Ответь на это! Возможно, там что-то важное, — Романа добродушно обращает мое внимание на светящийся экран смартфона, ерзающего по стеклянному журнальному столику от настойчивого вибровызова…
Весьма продуктивная часть сегодняшней ночи и свежее начало морозного дня. Нечего сказать!
Здесь три пропущенных звонка…
Шесть очень содержательных сообщений в семейном мессенджере от Эс. ЭМ. Смирнова…
Десять коротких посланий, отправленных согласно предложенному тарифу моего корпоративного номера…
Там, что, какая-то беда с кем-то из многочисленного семейства приключилась? К чему такая спешка и откровенное нетерпение?
— Красов, привет! — шипит в динамик чем-то взведенный Смирнов. — Какого хрена? Повесился, утонул, застрелился из обреза? Ты забываешься, Костя!
— Доброе утро, Сергей Максимович, — лениво отвечаю, рассматривая свою заросшую рожу в зеркало, вытянутое по горизонтали. — Были дела…
— У тебя сегодня встреча в два часа дня в пабе, — почти приказывает тесть.
— Нет, — сально ухмыляюсь. — Вы ошибаетесь, — елейным тоном зачем-то добавляю.
— Да.
— Нет.
— Будешь препираться?
— Говорю, что занят. Извините, но вынужден отказаться.
— Кость?
— Что? — сжимаю подбородок и «кручу» лицо.
— Он ждет, — Сережа шепчет, что ли? Уж больно тихим голосом в трубку произносит.
— У меня деловая встреча. Я вообще не в городе.
— Заберешь кое-что прежде, чем заваливать на свидание. Номер заказа скину в сообщении. Там же сообщу для кого, на чье имя и что.
— Вы не слышите, Сергей? — прикрыв глаза, мычу. — Играете со мной, как с куклой на веревках. Дернули туда — Костя привез семью, чтобы мудила с подпаленными крыльями посмотрел на женщину, которую беременной оставил. Дернули сюда — сдавили шею Красову и подложили собственную дочь, мою жену, в кровать к психически нездоровому бывшему. А сейчас Вы обрезаете нити и подкидываете мое тело носком своих модельных туфель… — открываю на полную кран и пускаю шипящую с ревом холодную воду, и только после этого громко выговариваю. — Это Вы! Вы исключительно и единолично. Вы! Вы! Вы! Вы сделали все, чтобы разбить наши отношения, разрушить крепкий брак и втоптать мое имя, фамилию, всю жизнь в грязь. Вы меня с дерьмом смешали, Смирнов, и заставили улыбаться и терпеть те экзекуции, которым Вы меня с оскалом подвергали. Я развожусь с Юлей. Что еще…
