Очередная фотка похоронила надежду запустить занятия с нуля. На ней был изображён зал, масса народу и довольный как слон Евстигнеев в кимоно на первой ступеньке пьедестала почёта. Бли-ин, если он выиграл сколько-нибудь представительные соревнования, в Минске его опознает любой рукопашник, расстроился Егор. Проще сломать ногу и оставить спорт.

Он добрался до учебников и конспектов. Толстые тетрадки, исписанные аккуратным, почти женским почерком, хранились с первого курса. Книжек было много — со штампом библиотеки юридического факультета, но в основном без него, собственные. Уголовный кодекс. Уголовно-процессуальный. Гражданский. Гражданско-процессуальный. Кодекс законов от труде. Кодекс…

Егор их отложил. Нужно узнать, что сдавать на госах и что понадобится на практике-стажировке. Ну не перечитает он книг за четыре с половиной курса универа! Самые важные по диагонали — в лучшем случае.

Зачётная книжка. «Отл.», «отл.», «отл.»… опа, есть и «хор» — по особенной части гражданского права, гражданскому процессу, английскому языку. И на солнце бывают пятна.

Комсомольский билет.

Приписное свидетельство.

Вау, сберкнижка! Заведена год назад гражданкой Евстигнеевой для сына Егора Егоровича. Наверно, заранее разделила сбережения между дочерью и сыном, чтоб не цапались. На книжке было… ого! Целых 800 рублей. Предшественник аккуратно снимал по 30 в месяц, ушло 120. 680 в остатке, прибавка к будущей стипендии и даже к первой зарплате.

Нынешний Егор, конечно, не уложится в одну только стипендию. Нет навыков жить экономно. Да и нужно ли себя ограничивать до предела? Скоро же заест тоска от жизни в первобытных условиях, тем более — без интернета, смартфона, приставки, клубов, с ездой на троллейбусе за 4 копейки, а не рассекая на «Хонде-Аккорд».

Перебрал гардероб, где нашёлся тщательно выглаженный костюм с галстуком и набором светлых рубашек. Естественно — куча спортивного. А вот чего-либо для соседей по комнате в сумке не обнаружил. Или примерный комсомолец был конченным жмотом, или намеревался отовариться в Елисеевском, где вместо покупок только таращился в зеркало.

Егор запер комнату и отправился искать продовольственный магазин. Надо же купить какую-то мелочь, без неё неудобно идти в гости к филологиням. Чего-то вкусного, выдаваемого за гостинец из Москвы. Заодно самому решить продовольственный вопрос — где, как и за сколько питаться, не имея ни кредитной карточки, ни скидочной для фудкорта.

Один гастроном он заметил по пути от автобусной остановки до общежития. Именно там в очереди он невольно подслушал разговор двух бабушек о страшном взрыве накануне на Калиновского и «сотнях погибших».

Вот в какой спокойный город он приехал.

Порог Первомайского РОВД Лёха переступил в виде образцового оловянного солдатика: в парадной форме, начищенный, выбритый и отутюженный.

Его сосед по кабинету Василий по прозвищу Вася-Трамвай явился ещё раньше, сияя белой рубашкой и блестящими погонами. Оба были не в восторге от парадности. Служба в розыске приучает не афишировать на улице принадлежность к милицейскому ведомству, отчего Лёхе сходил с рук его басурманский имидж с щетиной и курткой, словно отобранной у бомжа. Впрочем, куртка нуждалась в ремонте и стирке после случившегося в гастрономе. А факт нахождения опера в гражданке, когда должен был изображать уличного милиционера, не остался вчера без внимания городского начальства, искавшего любой повод для «оргвыводов».

К тому же на этот день им выпало дежурство в усиленном варианте, то есть вдвоём.

— Тридцатое декабря, — уныло бросил Василий, перелистывая настольный календарь. — На гражданке люди уже к Новому году готовятся. Вечером по первому каналу покажут «Джентльмены удачи». А тут — дежурство, сиди как пень в райотделе до утра. Отвечай на дурацие звонки «алло, милиция?» или носись по вызовам.

«Трамваем» лёхиного напарника звали отнюдь не за богатырское телосложение, под стать многотонному транспортному средству. Василий, наоборот, был ростом невысок и фигурой тщедушен. На одной из первых самостоятельных вахт он надежурил труп. Человек, явно отравленный, сел в вагон на первомайской территории, там же ему стало плохо. Вася, забив на раскрытие, потратил полдня, чтобы доказать: потерпевший окончательно дал дуба, когда трамвай громыхал уже по Советскому району. По правилам, когда место преступного посягательства неизвестно, глухарь со жмуром виснет по месту смерти, в данном случае доставив головную роль уголовному розыску соседнего Советского РОВД.

— В ленкомнате телевизор есть. Если не выдернут на происшествие, глянем.

— Хорошо смотришься! — оценил его вид Василий. Подмылся, подбрился. Наверно — исподнее чистое одел. Если залюбят тебя до смерти, чтоб сразу в этом и похоронили.

— И тебе доброе утро, приколист, — Лёха повесил шинель в шкаф. Из зеркала на него глянула физиономия, далёкая от лучшего состояния — бледная от недосыпа и волнения. Да и в промежутках между неприятностями, у оперов всегда недолгими, он совсем не годился на амплуа театрального героя-любовника. Слишком худое лицо, зауженное в нижней части так, что о подбородок можно уколоться, было украшено редкими тёмными усами. Серые глаза никак не желали отсвечивать стальным блеском и несокрушимой уверенностью. Чёрные прямые волосы Лёха всегда стриг коротко — отпущенные на свободу, они норовили разбежаться в непредсказуемые стороны. Между подбородком и узлом галстука нервно дёргался острый кадык.

«Зато уши не торчат», вспомнил он мамино утешение и отправился к столу, чтобы привычным движением открыть сейф с папочками документов о нераскрытых преступлениях, при виде которых хотелось взвыть дурным голосом. Полюбоваться на картонное великолепие не успел, репродуктор внутренней связи оповестил о скором начале пятиминутки.

Речь держал сам начальник РОВД, явно уже накачанный в горуправлении по самое немогу. Говорил он путано, отрывисто, не так как обычно, потому что призывал к бдительности и интенсивной работе, не имя права откровенно признаться при всех: у нас на районе теракт с четырьмя трупами и полусотней пострадавших, настоящий преступник не известен и не схвачен, и это полный шиздец, товарищи офицеры. Ограничился лишь упоминанием обо всем известных обстоятельствах: сварщик, оставивший в людном месте заряженный карбидом ацетиленовый генератор, и заведующая магазином задержаны. Прокуратура возбудила уголовное дело о нарушении правил техники безопасности и должностной халатности.

— Суд, а он когда-нибудь состоится, пройдёт в закрытом заседании, населению про трупы не полагается знать, — шепнул Вася-Трамвай.

Лёха согласно кивнул, слушая начальника РОВД, напоминавшего об обязанности милиции пресекать ложные слухи о погибших.

Затем выступил замполит с причитающимся ему оптимизмом — о социалистическом соревновании и о передовиках минской милиции, на которых нужно равняться всем. В качестве положительного и в данную минуту недостижимого в своём совершенстве примера майор привёл подвиг экипажа из охраны Советского района. Милиционер-водитель на «Иж-412», умело применяя вверенную технику, преследовал и загнал в тупик УАЗ преступной группы (в зале раздались недоверчивые смешки), где задержал злодеев с применением табельного оружия, причём применение признано законным, что означает — применять его нужно, но только с соблюдением инструкции по применению, а не так как у нас применялось в прошлый раз…

— Если не уволят нафиг, попрошусь перевестись в охрану, — тихо пробормотал Лёха.

— Я бы лучше в ГАИ, — так же тихо ответил Вася-Трамвай. — Мне в кадрах рапорт показывали. «В связи с трудным материальным положением прошу перевести меня в ГАИ».

— В ГАИ оклады такие же.

— Оклады — да. А материальное положение лучше.

Пятиминутка уложилась в положенный час, закончившись обычной раздачей кнутов и пряников при явном дефиците вторых. Папаныч мотнул лысой головой — пошли, мол, выразительно глядя на группу оперов с напоминанием, что сейчас будет продолжение заседания. А к раздаче пряников добавится вишенка на тортике. Он же первым просеменил из ленкомнаты на лестницу, ведущую на второй этаж, уверенный, что паства непременно подтянется следом.