Пока Фёдор сползал вниз, вихрь снова метнулся к нему. И в этот же момент крепыш, словно очнувшись, выкинул каменный апперкот прямо в центр смерча.

Неожиданно вихрь на миг распался, словно почувствовал удар, и переместился на другую сторону ямы.

А Громов снова опёрся на стенку, пытаясь удержать на ногах. На той руке, которую он всадил в вихрь, весь рукав был разорван в клочья.

Через несколько секунд он обессиленно сполз на задницу. Вихрь стал неторопливо перемещаться к нему, но Гром сорвал с руки часы, поморщился, а потом бросил в противника.

— Жри, выверт, — выругался он, — Вкусненько?

Снова смерч, как и с теми кольцами, рванулся следом за часами, и на миг в его центре вспыхнула звёздочка.

Не знаю, интуиция это, или Василий так подсказал, но я рванулся к Плетнёву и сорвал с его руки часы. А потом за мгновение пролетел по проходу…

Вихрь уже почти коснулся ног Громова, разгрызая ботинки, когда я подкинул в смертоносные потоки часы с камешками.

Словно дрессированный пёс, смерч на миг подался вперёд, пытаясь поймать. Засветились камни в падающих часах, сразу проявился блеск в центре вихря…

И я рубанул саблей, целя прямо в огонёк. Тут же раздался звон, и что-то стукнуло по земляной стенке окопа, отскочило на обломок доски.

Я на автомате закрылся клинком, ожидая атаки. Потом убрал руку… Потоки воздуха успокаивались, словно это обычный порыв ветра залетел в окоп, да взметнул немного пыли.

— Вот же на хрен, — вырвалось у меня, — Что это было?

Громов был без сознания. Я шагнул к нему, проверил пульс. Да, этого здоровяка вывертышем не свалишь. И всё же симпатизировал я крепышу — не побоялся он прийти на помощь.

Василий во мне кипел от нетерпения, мешая думать, и я чуть ли не бегом вернулся в передний окоп. Так же прижал палец к жилке на шее Плетнёва.

И этот урод живучий. Я едва справился с желанием тут же свернуть ему шею. Ладно, честь фамилии Плетнёвых явно не моя забота.

Я похлопал по его карманам. Сунул руку в один, вытащил какой-то брелок в виде золотого рожка. В мелких драгоценных камнях, наверняка дорогущий.

Но только личность Василия никак не реагировала на это.

Тогда я сунул руку в другой карман, и вытащил за шнурок крупную монету. Блёклую, из потемневшего серебра, с головой пса, изображённой на одной стороне, и витиеватой короной на другой.

А вот на эту вещицу всё моё нутро взорвалось эмоциями. Улыбаясь, я сжал монетку. Ну что ж, первый шаг сделан.

Потом я встал во весь рост, вылез на боковую ступень и замахал саблей.

В моём окопе сначала неуверенно отозвались, а затем солдаты всё-таки вылезли. Сивый и Хомяк сначала стояли, с недоверием всматриваясь в мою сторону, затем всё же двинулись, держа наготове оружие.

Над полем уже раздавались радостные крики из других окоповэ

Я быстро вернулся назад и сунул Плетнёву в карман его рожок — мне чужого не надо.

Потом прошёл через проход к Громову. Тот сидел с открытыми глазами, удивлённо глядя на меня.

— Прикольненько, — усмехнулся он, скривившись от боли, — Так ты живой, чушка?

Я присел перед ним:

— Ты какого хрена припёрся сюда, Гром?

Он промолчал, потом с усмешкой кивнул в сторону:

— Неплохо, да? Белый лунит выпал…

Я глянул туда, куда он смотрел. Там на земле валялись два осколка круглого белого камушка, почти молочного цвета. Так вот что выпало из вывертыша…

— Лунит? — переспросил я.

Гром округлил глаза:

— Ты чего, с дыры свалился?

Я поджал губы. Ну вот, очередной вопрос, который выдаёт во мне Иного.

А Гром всё качал головой:

— Да нет же, чушка… Не можешь ты быть Иным, не можешь…

Надо признать, на миг я почувствовал искушение. В руках сабля, и солдаты ещё не добежали до окопа. Можно ведь убрать свидетеля, навряд ли кто-то будет в этой мясорубке проводить расследование.

— Быстро… забери лунит… Василий, — неожиданно сказал Фёдор, когда двинулся и, зашипев, понял, что у него всё переломано.

Едва я сграбастал камни и сунул в карман, как сверху зашелестела трава. Послышались шаги.

— Да твою мать! — выругался Хомяк.

С ним были уже другие солдаты, они все осматривали побоище. К краю окопа подошёл Сивый, кивнул мне.

Я опустил глаза. Фёдор снова был без сознания.

Командование, которое подъехало после нападения, сразу забрало раненых и убитых.

Антон оставаться напрочь отказался, вызвавшись сопровождать Плетнёва, и отлично симулировал ранение, измазавшись в чьей-то крови и порезав руку. Ясно было, что пеликан просто струсил — когда он уезжал в кузове грузовика, его глаза были больше Жёлтой луны на небе.

Громов в сознание не пришёл, но, к счастью, маги-близняшки владели целительством на начальном уровне. И вроде должны были всю дорогу поддерживать жизнь раненых.

Вот и получилось, что с солдатами остались только я и оракул Елена. Последние грузовики, собиравшие тела убитых, уехали около часа назад, и настало время скучного ночного дежурства.

Оставшиеся отделения не должны были допустить охочих до эфируса собирателей из ближайших деревень. Потому что утром ценный ресурс будут собирать уже те, кому это разрешено.

А маги, то есть, мы, ночью нужны на случай непредвиденных обстоятельств. Как сказал комендант гарнизона: «Вертун — это вертун. Мало ли как вывернется.»

Правда, он был мрачным, как туча, когда узнал, что один из магов убит. И он ещё долго думал, оставлять нас с Еленой, или нет.

«Грёбаный вертун, луну твою налево», — пока грузовики не уехали, комендант ругался, не спуская глаз с расколотой бетонной полусферы.

Хомяк объяснил мне, что магистр академии магов Гранный — друг коменданта, и дал отряд студентов по личной просьбе. У коменданта гарнизона не было выбора: армейских магов забрали на юг, решив, что для охраны от Белого Карлика они не понадобятся.

Впрочем, Хомяк потом честно мне признался, что на его памяти с Карликами мало что происходило. Он помнил всего пару инцидентов, и сегодняшнее событие было как раз вторым.

— Вася, значит, — с удовольствием повторял Хомяк, — Василий.

Он полусидел у костра, опираясь на локоть, и смотрел на танцующее пламя. Сивый рядом в ним жевал травинку, потягивал какую-то пахучую травяную настойку, и наблюдал за тем, как трое солдат рядом с азартом играют в карты.

Чуть поодаль на свёрнутом импровизированном топчане из солдатских курток сидела Елена. Мужчины выделили девушке самое удобное вип-место.

Она так и держала в руках свою фигурку человечка, тоже наблюдая за игрой. Время от времени смотрела на звёздное небо, и что-то шептала под нос.

— А, ладно, рискну! — один солдат махнул, решившись на крупную ставку.

Другой сразу стал тасовать колоду. Карты замелькали, едва не переворачиваясь — азарт был уже на пределе.

Перед игроками лежала кучка мутно-прозрачных кристаллов, вроде тех двух обломков, что я припрятал в кармане. Только мой белый лунит был крупнее и густого молочного цвета, вроде дорогущего жемчуга. А те, что у солдат, выглядели намного дешевле, и назывались тем самым эфирусом.

Эти кристаллы солдаты успели собрать до приезда командования, и по иронии судьбы теперь занимались тем, что сторожили Белый Карлик от воришек.

Свой камень я рассмотреть не успел. Что-то мне подсказывало, что его не стоит показывать каждому встречному, и надеялся, что Громов всё потом объяснит. Может, я и преувеличиваю.

Я до сих пор не особо понимал местных обычаев, но в любом случае ночное дежурство с местными — это шанс узнать что-то о мире.

Недовольные крики игроков оторвали меня от размышлений:

— Э, чухла, так ты же два камня ставил.

— Один!

— Чего ты мне тут лечишь?

Двое солдат едва не сорвались в драку, один даже схватил другого за рукав, но Хомяк с лёгкой ленцой сказал: