«Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе», — всё точно по писанию.

— Что ты тут делаешь, Лотерейщик? — когда мысли немного собрались в кучку, поинтересовался я. — Только не говори, что не смог добраться до Белого Города! Ты должен давно отправиться на перерождение!

— Я выполняю последний приказ Критиков! — бросил Лотерейщик и раздражённо махнул рукой: — Точно! Это же один из подсознательных приказов, устанавливаемые при обучении и активирующиеся только при смерти… Когда Критик умирает, его задачей становится проникнуть в Хроники Акаши и найти данные о ближайших событиях, а затем передать эти данные тем из Критиков, кто открыл проход в Лимб. Не знаю, насколько ты прокачал удачу, но стоило мне только попасть в Хроники Акаши, как данные о тебе чуть ли не на голову свалились. В частности, о твоей идиотской попытке суициднуться!

— Но я же закрыт от предсказаний! — почти на автомате возмутился я.

— Да, поэтому мне попалась не твоя книга судеб, а Глагола! А из его поступков и обрывков фраз можно было понять, что происходит и с тобой, — припечатал сослуживец. — Не знаю, где все путешественники в Лимб! На задании? Заболели отравлением Веры? Или другие дела… Как бы то ни было, но ты мой шанс передать сообщение.

Теперь понятно, как Лотерейщик обо мне узнал и нашёл. Вот только момент, касающийся того, что даже после смерти придётся работать на Критиков — это немного перебор. Не говоря о том, что у меня в подсознание вшиты неизвестные мне программы!

— Поднимайся! Нечего разлёживаться! Если ты только сюда попал, то у меня срок посмертия подходит к концу, и пора вернутся в Белый Город! — Лотерейщик без особых церемоний вздёрнул меня за ворот хломиды и, подставив плечо, чуть ли не потащил на себе.

— Ты здесь почти три дня… — припомнил я. А на горизонте, как маяк, вырисовывался столб света, который как раз и излучал Белый Город.

Жизнь после смерти — дар. Вот только дар со сроком годности, завязанным на Веру. Каждая единичка Мимолётной Веры позволяла прожить в посмертии лишнюю секунду. Бытовая Вера была в сотню раз эффективнее и соответственно продлевала существование чуть меньше, чем на две минуты. Истинная Вера давала около трёх часов. И всё это время лишь для того, чтобы добраться до Белого Града, а после до Кузницы душ, дабы переродится снова в мире живых.

— Несуществующий, не отключайся! — Лотерейщик вновь врезал мне, и я дёрнулся, так что опять чуть не искупался в грязи. — Ты вообще меня слышишь? Тебе нельзя терять сознание! Ты в пограничном состоянии! Сейчас Нейтрон пытается не дать твоему телу умереть, отпаивая святым вином. Но ты мне нужен здесь, чтобы передать данные! Сосредоточься!

— Понял! Не воскресать ближайшие пять минут, потому что у тебя есть для меня пророчество! — молодцевато отчеканил я, но чуть тише добавил: — Ненавижу пророчества…

Значит, мой план действует: Хугин сумел обратить внимание напарников на смерть моего тела. Отсюда следует, что с Фениксом всё в порядке! К вопросу с предсказаниями: как бы я их ни презирал, но если до меня с ними даже на том свете доколебались, и это нужно по работе, ничего не остаётся, кроме как подчиняться. А Лотерейщик уже вещал:

— Если хочешь выжить в ближайшие часы, то передашь Артефактору: ядовитая Вера — хорошая основа для гранат. Если хочешь выжить в ближайшие недели и месяцы, то должен передать мисс Спектр: маяк в Чернобыле не для разведки, а одна из двадцати четырёх точек вторжения. Маяки и вирус Веры — первый этап Четвёртой Зеркальной Войны.

— А…

— Не морщи мозг, Несуществующий, мисс Спектр знает, что делать с этой информацией. И наконец, если хочешь пережить ближайший год, ты должен выслушать предсказание Маши!

— Нет! — успел я возмутится.

— Если не послушаешь, то погибнешь не ты, а твои близкие… потенциально все! По крайне мере сколько книг судеб я ни находил, всё завязано на твою незримую тень в событиях, — припечатал Лотерейщик.

Тут раздался клёкот, и облачный покров прорвал огненный шар, который нёсся прямо к нам. О таких опасностях Лимба я не знал, потому заметался, но Лотерейщик оставался спокоен, лишь немного раздражён. А десяток секунд спустя, и я перестал паниковать, наоборот обрадовался: Феникс нашёл меня! Как я и предполагал, пусть душа и расколота, но кусочки остаются связаны между собой, и эта связь позволила Фениксу прийти за мной даже в загробный мир!

— Быстро он… как и описывалось в книге. Ладно, тогда готовься уходить, Несуществующий. Только последняя просьба…

Феникс влетел в меня, чуть не сбив с ног, и тут же обнял крыльями, до конца, не затушив огненную ауру. Лотерейщик на это лишь усмехнулся краем губ, а я поднял на него взгляд, предлагая продолжить:

— Передай Нейтрон… бутылка, чтобы выпить за мой покой, спрятана за стенкой личного ящика. Бухло ей должно понравиться! — я чуть нервно кивнул на эту просьбу. А Лотерейщик вновь посерьёзнел: — А теперь сваливай отсюда. Если ты не оживёшь в ближайшую минуту, то будут необратимые повреждения мозга, а ты и так не самый башковитый Критик.

Вместо меня ответил Хугин: пронзительно каркнув, он увеличился в размерах и, ухватив меня за плечи лапами, взмахнул крыльями. Ещё и ещё один взмах, и вот мы уже парим над Лимбом. А потом рывок — и облачный покров остался внизу, открыв звёздный простор. А затем я запел, вкладывая Веру в слова песни великого певца Павла Пламенева, и сила песни вместе с Фениксом потянули меня домой.

Я шёл вперёд каждый миг. Мне казалось: не зря Я свой маршрут размечал чередою побед Но с каждым шагом всё дальше был сам от себя И вот, похоже, назад пути нет.

Что это, явь или сон? Всё не то и не так Во тьме бездонной мои изменились черты Но вдруг иначе нельзя? И я спустился во мрак Узнать себя здесь, на краю пустоты?

Я почувствовал, как меня продрало холодом, а сердце пропустило удар. Зрение смазалось. Цвета размылись. Весь спектр. А затем…

Шаг в темноту За горизонты бытия — путь во тьму Где плещет вечный океан. Я умру Для мира времени. Уйду В пустоту.

— Живи, кретин! — удар в грудь такой силы, будто меня хотят пробить насквозь.

— Гы… — выдал я высокоинтеллектуальное, вращая глазами и пытаясь вдохнуть.

В глазах склонившейся надо мной Нейтрон я на миг увидел радость, а затем прочувствовал силу её хука и матерный шепот, суть которого сводилась к тому, что такому придурку как я даже спать нельзя доверить — сдохнет. И если бы я не очнулся, то меня бы удавили повторно: чисто для профилактики.

А я лежал и улыбался… Хугина рядом не было — он уже оправился за помощью. Более того, нас обязательно вытащат, если мисс Спектр хочет услышать предсказания Лотерейщика. Для надёжности Феникс должен передать Артефактору его часть предсказания. А значит, мой план сработал!

— Не нуди, Нейтрон… — простонал я. — А то не скажу, где Лотерейщик заныкал выпивку. А я обещал.

— Тихо! — приказ Глагола обрушился, словно ушат воды. Он поманил нас к окну, шепнув: — Не привлекайте внимание.

Стоило выглянуть, как сразу стала очевидна причина беспокойства Глагола: меньше чем в километре от нашего убежища разгорался бой. На крыше одной из высоток группа Сетевых археологов оборонялась от волн Искажённых.

Группа оказалась, мягко говоря, колоритная. Чего только стоит мех: огромный, человекоподобный робот в пяток метров высотой, увешанный вооружением, словно новогодняя елка игрушками. Все стволы активно работали, отстреливая искажённую цифровую погань ливнем свинца и водопадом огня. Грохот выстрелов сливался в монотонный шум, а вспышки образовывали зарево.

На фоне бушевавшего меха почти терялся скрипач. Да, самый обыкновенный скрипач в военной форме и со скрипкой, которая больше походила на какое-то странное оружие. И судя по воплощениям, оно было смертоносным — музыка пробивалась сквозь какофонию битвы, незримой аурой поддерживая союзников и вполне зримо разрывая врагов, которые лезли по второй стене.