Что ещё? Война в Афганистане едва разгорается. Не помнил всех подробностей, знал точно одно — где-то через десять лет после «ввода ограниченного контингента» Горбачёв будет вынужден убрать оттуда армию, потерпев поражение. Потом точно также и не солоно хлебавши уведёт войска Байден. Предупредить? Но тогда светит не распределение в милицию, а распределение в тюрьму за распространение клеветы, порочащей социалистический строй и Советскую армию, свято исполняющую интернациональный долг.

Хотелось бы предотвратить взрыв на Чернобыльской АЭС. ОК, сообщит, но кому поверят принимающие решения в ядерной энергетике — учёным с мировым именем, тщательно спланировавшим эксперимент, или анонимному прогнозу от неизвестного «прорицателя»?

Хреново, что Егор помнил историю фрагментарно. Школьную забыл. Вузовскую — лишь по истории государства и права. Горбачёвскую антиалкогольную компанию знал по Постановлению об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, кажется, примерно так оно называлось. Но до полусухой эпохи ещё несколько лет!

Выручало в какой-то мере, что Егор прочитал, пусть — не слишком внимательно, несколько книжек по истории милиции. Хоть как-то ориентировался, где ему придётся служить.

Вот выпускники школ МВД подготовлены более конкретно. Они — стопроцентные менты уже на момент вступления в должность.

Он понадеялся, что на фоне других неучей из гражданских вузов не будет сильно выделяться.

Короче, никаких преимуществ у него нет. Одни минусы — меньшая приспособленность к этой среде. Неизбежные и труднообъяснимые «провалы в памяти», потому что совершенно не знал жизни предшественника в теле Егора Евстигнеева.

Всё. Отрезано.

Он сжал кулаки, пока ногти не впились в кожу. Сказал себе: отныне — в моём теле. А не какого-то предшественника. Егор 1960 года рождения из Речицы — это я. Иначе докачусь до раздвоения личности.

В реальности же он докатился до Белорусской и вернулся в зал ожидания, где на втором этаже обнаружил студенческую компанию в сборе. Мюллер обгавкала беглеца, ругая за отсутствие.

Он подошёл к ней вплотную и взял за руки.

— Мария Сергеевна! Спасибо вам. Вы очень внимательная и заботливая. Не только по работе в комсомоле. Вы по натуре такая — не можете относится к обязанности наплевательски. Чесслово, я ценю.

У неё челюсть отпала. Стал виден тонкий отпечаток красной помады на зубах.

— Егор? Ты подкалываешь?

— Зачем? Все вас уважают. И Мюллером пацаны дразнят вас по-свойски, с любовью. Была бы на вашем месте вредная грымза, обращались бы только по имени-отчеству и как можно реже. Я вам правду говорю, ребята чот стесняются. Вы же не в обиде, фройлян?

Она его обняла! Растрогалась. Доброе слово и комсомольскому работнику приятно.

— Какие вы все хорошие! А давайте по пивку? Не здесь, конечно. Когда сядем в вагон.

Никто не возражал.

Парни и Мюллер скинулись по 74 копейки, две бутылки каждому, Егор поддержал. Даже Саня, сначала попросивший в долг, вытащил мятый рубль и отсчитал себе мелочью из общей кучи сдачу 26 копеек. Варя и другие девушки заказали по одной.

— Роскошествуем! — проворчал кто-то. — Студентам полагается наливать пиво в трёхлитровую банку. А так с 37 копеек даже если бутылку сдать за 12, выходит 25 копеек за поллитра. В ларьке за двадцать набулькают.

— И нае…ут на отстое пены, — добродушным матом ответила Марьсергевна. — Плавали, знаем. Уймись, крохобор. У нас праздничное путешествие в Москву, дорога и завтраки оплачены комсомолом. Что ты ноешь?

Егор же прислушивался к цифрам. 25 копеек, 37 копеек, какая, казалось бы, разница? Привык, что всё меньшее ста рублей считается мелочью. Поездка в московском метро стоит 60 рублей, за отдельную поездку выходит меньше только при покупке единого. Здесь — 5 копеек. В 1200 раз дешевле. Нет, не дешевле, столько же, просто 5 копеек имеют ту же покупательную способность на транспорте, что и 60 рублей 2022 года. Студенческая стипендия начинается с 40 рублей, если правильно расслышал. Повышенная у Евстигнеева-отличника, но всё равно — гроши. И на них надо жить.

Поддерживают ли родители?

Отца-бизнесмена у речицкого парня быть не может. Бизнесмены в СССР есть только на Кавказе, и то их иногда сажают. Так что, в самом оптимистичном случае, они обычные рабочие или служащие, у которых не густо. Значит, придётся как-то дотянуть до зарплаты мента. Коль получит звёздочки, она должна капать чуть обильнее, чем ординарному штатскому.

Родители, правда, создадут новую проблему. Уж они-то точно учуют, что сына словно подменили.

— Егор! Ты последнее время какой-то задумчивый, — одёрнул его Саня. — Идём за пивом?

— Варя, проследи за мальчиками, — вставила Мюллер. — Чтоб не начали употреблять до поезда. Мне только с вокзальной милицией неприятностей не хватает.

Не понятно, отчего она волновалась. На скамейках зала ожидания самообразовался фудкорт, практически каждый второй что-то жевал. Дети и женщины запивали газировкой типа «Буратино», мужики без какого-либо смущения пивом, многие мешали пиво с водкой. Вокзальная милиция смотрела на происходящее сквозь пальцы. До горбачёвского полусухого закона и облав за распитие в скверике, да ещё километровых очередей за водкой — примерно четыре года…

Сейчас у Егора просто урчало в животе. Прежний владелец уступил ему свой организм некормленым.

— Сань! Жрать охота.

— А то. Как завтрак клюнули, ни крошки во рту.

— По пирожку? — предложила Варя, когда они спустились на первый этаж.

— Я — пас, — открестился экономный. — В вагон зайдём, поедим халявное. Зуб даю.

— Попрошайка! — фыркнула их спутница, Егор промолчал, не понимая, о чём речь.

Наконец, подали состав. Марьсергевна, женщина опытная в организации всякого движа, резервировала билеты грамотно. Студентов с ней — восемнадцать, они заняли собой три отсека, четыре койки по одну сторону от прохода и две боковушки напротив. Егору она благоволила, выделив нижнюю и не сбоку, главное — подальше от туалета. Тот взгромоздил две авоськи с «Жигулёвским» на стол, это такие сетчатые мешки для продуктов, запихнул сумку вниз (что, интересно, в ней находится?) и улёгся. Мюллер присела рядом, приятно прижавшись попой к его бедру.

Была она чуть полновата, хоть и приятна лицом. Когда сняла шапку, стало заметно, что собранные в хвост волосы немного жирные, хорошо бы их вымыть. Конечно, ей стоило бы пользоваться ещё чем-то из косметики кроме помады. Тёплая, но ни разу не женственная кофта грубой вязки и плотная длинная юбка завершили портрет. Или пейзаж, если смотреть с вагонной койки, так как собой женщина закрыла Егору весь горизонт.

Лишь только поезд тронулся, и проводница собрала билеты, сюда началось всеобщее студенческое паломничество, а Егор сделал ценное открытие: под столом предусмотрена специально обученная дырочка с выступом. О неё очень удобно открывать бутылку с пивом. Но и просто уперев в алюминиевый обод стола, а затем, ударив сверху ладонью, тоже нормально, алюминий нёс на себе зарубки от тысяч откупоренных бутылок.

Остро запахло кисловатым пивом. Оно норовило вылезти наружу пузырчатой пеной и сбежать вниз по бутылке, переползая через край горлышка. Торопливые студенческие губы не дали пропасть ни капле.

Егор тоже взял бутылку. Отхлебнул…

Бррррр… Какая гадость!

Конечно, он не наивный чукотский юноша и не ожидал обнаружить равное «Будвайзеру», «Пльзенскому» или хотя бы «Балтике». Но… бли-и-ин!

Светлое, мутное, нефильтрованное. Примитивный грубый вкус.

Поскольку со всех сторон доносилось счастливое бульканье, выделяться не стоило. Понимая, что смаковать эту дрянь не сумеет, Егор вылил в себя пивную бурду одним залпом.

— Ещё? — участливо спросила Мюллер.

— Пожрать бы, — повторил он мечту часовой давности, не утратившую актуальность. Скорее — наоборот.

— Сань! Ты обещал пройтись по вагону, — напомнила Варя. — Нарисуешь, и я тебе половинку своего пива оставлю.

Девочка тоже понимала, что «Жигулёвское» образца 1981 года находится далеко от предела мечтаний.