— Врёшь, — безапелляционно заявил Артефактор, закончив исследование и отставив пакет. Он уже распечатывал пачку эклеров: — Ты меня бесишь больше обычного, а значит, тебе что-то от меня нужно. Признавайся или выметайся. Наша рабочая встреча вместе с Глаголом только через полчаса. У меня личное время.

— Так же, как вчера во второй половине дня? — не сумел я сдержаться.

— Так ты из-за этого? Тебе не говорили, что лезть в чужие дела — дурной тон?

— Каюсь. Грешен. Но я ведь спрашиваю у тебя напрямую, а не лезу выяснять в обход! — даже и не подумал я смутиться. — Можешь, конечно, не говорить, но я как-то не видел у тебя в лаборатории толп друзей и знакомых, с кем можно поболтать.

— Это потому, что я здесь немного в тюрьме. Из-за тебя, — не скрывая яда, заметил Артефактор. А затем на его хмурой роже и во мрачном взгляде проступила светлая задумчивость: — Хотя… Хочешь выслужиться перед мисс Спектр, которая, наверняка, тебя сюда и подослала?

— Хех… так нагло меня о помощи ещё не просили, — оживился я. — Жги, я весь во внимании!

Светлая задумчивость переросла в уверенный взгляд, и речь стала чётче:

— На Критиков работает много достойных учёных. И один из них — мой бывший коллега по созданию наруча. Анатолий Павлов.

— Ты как-то упоминал, что твой знакомый из Критиков не дал тебе сгнить в тюрьме, а перетащил сюда. Это случайно был не он?

— Именно. Он мне очень помог, — Артефактор опалил меня взглядом. Он явно был не в восторге, что приходится раскрываться. Однако для него это было важно и, осторожно подбирая слова, он продолжил: — Но несколько дней назад он заболел. Сначала казалось, что ничего серьёзно — простуда. Вот только с каждым днём ему становится хуже… Вчера он впал в кому.

— И ты ходил проведать его?

— Лучшие врачи и лекари от Веры из Критиков пытались вылечить его и привести в чувство, — проигнорировал меня Артефактор. — Но всё безрезультатно. Тело и мозговая активность в норме. Однако он так и не приходит в себя.

— А я-то чем могу помочь? — Артефактор так увлёкся рассказом, что я сумел утащить один из эклеров и стаканчик газировки, так что теперь наслаждался сладостями. — Я же даже близко не медик.

— Ты дебил, — и не подумал сдерживать раздражение Артефактор. — Ты меня слышишь? Лекари лечили его с помощью Веры, но это не помогло. Наоборот, стало только хуже.

— Новая форма одержимости? — не совсем понял я. — Или какое-то проклятье? Другое воздействие?

— Не знаю… Чтобы понять это, мне и нужен ты. Я изучу данные, какие есть у Критиков. Ты же попытайся узнать что-нибудь у своих источников на свободе и в других мирах. Где ты сейчас там шаришься? Астрал? Зеркальный мир? Интернет? С моей стороны ты получишь любую поддержку. Обидно будет потерять одного из тех, с кем можно поговорить, не объясняя термины и тезисы через слово.

Я поёжился. Меня ещё после сегодняшней ночи в Астрале передёргивало, а душа, казалось, не встала на место. Но и отказывать я не хотел. Не после того, что произошло с Лотерейщиком буквально несколько часов назад.

От него не осталось даже тела: Лихо так сильно его сглазил, что одно из заклинаний сработало против него. Похороны закрытого гроба были назначены на завтра. Но вот сил пойти на них у меня нет. Я думал, что за время работы Редактором Веры научился терять коллег. Но к такому невозможно привыкнуть.

Я утешал себя тем, что, по сути, был почти не знаком с Лотерейщиком. Два дня тренировок. Пяток коротких разговоров. Одна общая операция. Всё… Однако на сердце было всё равно тяжело. Я ведь мог наблюдать за боем! Мог заметить опасность и предотвратить её. И даже если бы не предотвратил, то мог отмотать время и с помощью Феникса выправить ситуацию. Мог! Но не сделал…

Потому я дипломатично уточнил у Артефактора:

— Ты ведь понимаешь, что это довольно размытое направления поиска?

— Пробуй, — махнул рукой Артефактор. — В любом случае у тебя возможностей больше, чем у меня.

Дверь вновь открылась, и на пороге показался Глагол. Мой брутальный напарник, как всегда, статью изображал колоса, а мордой всемирное презрение к бытию. Зато Брауни в этот раз, устроившись на плечах хозяина, радостно и даже с удовольствием смотрела на нас, весело сверкая глазками и небрежно покачивая хвостом, отчего Глаголу то и дело прилетало по затылку.

— Тоже припёрся, — вновь включил режим брюзгливого старика Артефактор. — И чего вам не сидится спокойно, всё спешите…

— Судя по виду Брауни, ей сегодня новую порцию артефактов выдали? — уточнил я у напарника.

Глагол сухо кивнул, и направился к нам с Артефактором. Наш научный консультант, несмотря на бурчание, поднялся и с почтением поздоровался с моим компаньоном — вот его он уважал, даже слегка побаивался. А Брауни довольно зашипела, повернувшись ко мне, и, кажется, даже улыбнулась.

Питомица Глагола хоть и являлась техно-существом, состоящим из множества нанороботов, но была куда эмоциональнее и приветливее своего хозяина. За последний месяц эта металлическая змейка сумела стать всеобщей любимицей, а я особо гордился тем, что мне она порой позволяла себя гладить. Жаль только, что питаться Брауни могла либо чужими вымышленными мирами, либо очень мощными артефактами — что очень затратно. Но мисс Спектр даже это поставила на пользу Критикам — теперь Барауни раз в неделю утилизировала один или два опасных артефакта, которые затруднительно содержать.

— Что по работе? — хмуро уточнил Глагол, присаживаясь на уголок стола — единственное не захламлённое место.

— Мисс Спектр предупредила, что вы хотите разъяснений по вчерашней стычке в деревне… Но я не совсем понял: вам нужна лекция по «нижним уровням» или объяснение, откуда у той бабки такое заоблачное количество Мимолётной Веры?

— А ты что-то знаешь и по последнему пункту? — заинтересовался я. И, заметив лёгкий наклон головы Глагола, решил развить вопрос: — Можешь рассказать, откуда у старухи столько Веры?

— Могу рассказать, почему очень сложно получить столько Мимолётной Веры. Могу поделится предположениями, почему она не стала одержимой. А вот выяснить факты — ваша задача.

Я глубоко вздохнул. Уважаемый читатели, признаюсь, Артефактор порой меня дико бесил! А с учётом того, что впереди предстояла долгая лекция, в течение которой я не раз почувствую себя идиотом… вот совсем как-то грустно становится. Потому я лишь махнул рукой.

— Для начала, уясните: вы не понимаете суть Веры! — безапелляционно заявил Артефактор.

— Почему это? Понимаем! Это даже дети знают! — не сдержался я. На что Артефактор лишь усмехнулся, а я продолжил: — Вера — это… Энергия для изменения реальности. Бывает Мимолётная, Бытовая, Истинная… Чем больше, тем ты сильнее… Но если слишком много, то тут уже одержимость… Ещё бывает Вера в себя…

— А ещё бывает положительная и отрицательная… — парадируя меня, прогнусавил Артефактор, скорчив рожу. Вышло непохоже, но всё равно обидно.

Вспомнилось, как я сдавал экзамен на первом курсе университета по мат-анализу. Вот точно так же сидел перед преподом с умными глазами — всё выучил и даже большую часть понимал, но сформулировать от волнения ничего не мог.

— Вера — потенциал квантовой неопределённости, позволяющий менять мир на субатомном уровне вплоть до законов физики и воплощать изменения в макромире. Его получаешь в зависимости от того, сколько внимания на тебя обращено, — пришёл мне на помощь Глагол.

— Молодец. Учебник хорошо читал. А ты понимаешь, что стоит за этими «квантовыми неопределённостями» и «изменениями в макромире»? — Глагол так же уверенно, как перед этим чеканил объяснение, теперь отрицательно покачал головой. И Артефактор развёл руками. — Вот! Даже старшие из Критиков не в курсе! А должны знать даже дети!

— Объясни, — вновь коротко и ёмко не то попросил, не то приказал Глагол.

— Для начала вы должны понимать: термин «Вера» придуман религиозными фанатиками в Чёрный месяц, пытающимися хоть как-то объяснить происходящие. Но так как он не совсем ошибочен, термин прижился. Но на самом деле Вера — это многогранная структура эффектов… — Артефактор прервался, потер переносицу и, протяжно выдохнув, заговорил спокойно, всё больше напоминая преподавателя: — Нет. Грузить вас теорией я всё же не буду — оно вам не нужно. Вам достаточно усвоить простую парадигму: уровень генерируемой Веры напрямую зависит от количества информации известной об объекте, в который Верят. Для Мимолётной Веры нужны две вещи: иметь органы восприятия и краткосрочную память. Мы фиксируем какой-либо объект или человека в течение от полуминуты до нескольких часов и запоминаем его на краткий промежуток времени. Причём информацию мы можем получать визуально, из газет, телевидения… Информации у нас в этом случае немного, но этого уже достаточно чтобы сформировалась минимальная Вера.