Только в этих комичных доспехах космонавтов всё выглядело так, будто грёбанный безлунь уже начисто лишил лунной чести бедного Плетнёва. И дальше продолжал лишать… рывок… лишать… рывок…

В этот же момент я понял, что белобрысый оракул, в теле которого я оказался, уже сориентировался. И теперь пытается меня выбить наружу.

Твою псину, и у него это сейчас получится — почему-то я не могу задержаться в этом теле.

— Ах так, — я улыбнулся, а потом приложил ладонь к щеке.

И с силой саданул себя же головой о колонну. На тебе, толчковый пёс!

Твою псину, как больно-то… У меня аж звёзды перед глазами пошли.

Но мы же псионики! Боевые Псы Свободной Федерации! Что мы, голову себе разбить не можем, что ли?

На! Я саданул ещё…

Больно-то как, а-а-а, твою мать!

Оракул вскрикнул моими губами, кинулся на меня своей душевной мощью, обнажая все навыки, которыми мог владеть.

И моё сознание свернулось…

— Я выиграл, чушки вы сраные! — завопил Плетнёв.

Мои глаза распахнулись. Шлема нет, и я просто сижу на заднице. Вот только я на половине Плетнёва.

А тот сидит на моей половине. Шлем скинут, каштан потирает бок, под которым валяется чёрный шар. И тычет в мою сторону:

— Ты, жулик недолунный!

Я тряхнул головой, и сразу же попытался высмотреть через толпу белобрысого оракула. Тот должен стоять у колонны.

Отсюда плохо видно, но кажется, он действительно там. Сидит на корточках, держится за голову.

— Я выиграл… — чуть не всхлипнув, повторил Николай.

— Да, он же выиграл.

— Они одновременно упали.

— Да ничья это, точно говорю!

— А Ветрову рассекли грудь-то…

— Так это царапина! — я узнал голос Фёдора за своей спиной.

Я скосил глаза вниз. Ну да, у меня на груди была царапина.

— Так он же безлунный!

— В мензуре все равны!

— У Плетнёва тоже царапина!

Все сразу же уставились на Николая. И тот удивлённо скосил глаза.

Ну, это даже царапиной было сложно назвать. Я глянул на свой шлем и, кажется, понял, откуда такая лёгкая травма у Плетнёва — металлическая сетка на забрале в одном месте порвалась, отогнулась, и там застыла капелька крови.

Плетнёв всё-таки провёл приём, перекинул меня… ну, то есть, Василия. Но из-за моей подлянки из тела оракула он запутался в ногах, и сам шарахнулся.

Ох, Васёк, молодец! Я всей душой послал седому хозяину тела своё восхищение, но вдруг понял, что Ветров отключился. Кажется, этому задохлику сегодня хватило приключений — и тренировка с утра, и первый раз с женщиной, и тут же впервые надрал задницу своему главному врагу.

Ладно, Василий, можешь спокойно спать. Помечтай о Перовской, а я тут разберусь.

Надо мной навис Громов, взял под мышки, помогая встать. Я отмахнулся:

— Погоди ты, ноги не держат.

— Понятненько. Ты метку-то покажи…

Я сразу же поднял руку. Мне и самому было интересно.

Ох, луна моя псовая! Как же мне захотелось завыть от радости — жёлтый отпечаток исчез!

— Нет метки!!! Ветров выиграл, — закричал кто-то глазастый.

— Да ладно?!

— Сгинь моя луна!

— Святые Привратники!

— Твою Пробоину!

Такой каскад эмоций бил со всех сторон, что я понял — Плетнёв здесь был всегда за чемпиона.

Впрочем, бледный Николай сразу же скинул перчатку, уставился на свою руку… и завизжал:

— Нет метки! Не-е-ету-у-у!

— Да, и у него метки нету!

— Ничья, что ли?!

— Ну да…

— А-а-а…

Накал схлынул резко, едва народ сообразил, что никаких тут откровений не предвидится. Правы оба, никто никому ничего не должен.

— Ну что, расходимся?

— Ага.

— Да ещё так орали… Охрана не придёт?

Студенты засуетились, начали расходиться.

На меня напала лёгкая апатия. После драки, как после хорошего секса — пустота внутри, не знаешь, чего желать. Оно понятно, что желание очень скоро вернётся, но все инстинкты временно накормлены…

Я так и остался сидеть, понимая, что от тела Василия требовать невозможного не стоит. Такая борьба отнимает сил гораздо больше, чем обычные упражнения.

— Ну, и как тебе мензурка? — спросил присевший рядом на корточки Фёдор.

— Хреновастенько, — усмехнулся я.

— Хрен у Васеньки, ага, — улыбнулся Громов.

Он меня удобно прикрывал от Плетнёва и компашки, но я всё равно косился через его плечо.

Каштан до крайности воспалил мою паранойю, и поэтому от меня не ускользнуло, как Плетнёв огрызнулся на парня из своих шестёрок. Тот взял его саблю, но Николай вырвал её у него из рук.

Быстро провёл по лезвию белым платком, торопливо свернул его и затолкал в кармашек пиджака, который ему подтащила одна из поклонниц.

Не надо гадать, для чего это. Царапина на моей груди. Клинок. Платок…

Так, значит, ещё один претендент на мою кровь? Другого ответа, зачем ему этот платок, у меня не было.

Тогда кто стащил у Соболевой пробирку?!

А, жжёные вы псы, одни вопросы копятся… Вася, да чтоб тебя, не мог попроще жить?

Василий продолжал спать.

А мне не спалось.

Интуиция свернулась комком в горле и прямо говорила мне — Тим, у тебя серьёзные проблемы. У вас с Василием, раз уж такое дело.

Я лежал в своей каморке, анализируя сегодняшний вечер. Ведь при выходе из «зала испытаний» мне повезло поймать взгляд того белобрысого оракула, у которого голова была в крови. Взгляд странный, растерянный.

Если пацан не дурак, он что-нибудь поймёт.

А значит, времени у меня вообще нет. Интуиция мне кричала, что я даже в горах, возле того диверсанта великолунского, был в большей безопасности, чем здесь и сейчас.

Твою мать, нельзя вот так лежать, и ничего не делать.

С утра тренер по «бузе» обмолвился, что Стражи Душ как-то вычисляют Иных. Расчерчивают карты. А что они там расчерчивают? Как они узнают о всплесках?

Ведь вертуны вокруг города, они далеко. Может, эти «раки» чувствуют углы, под которым к вертуну прилетает воздействие?

Да хрень это собачья… Ага, геометры собрались там, градусы вычисляют.

Нет, я ещё представляю, как можно определить, откуда стрелял снайпер. Но для этого надо быть у тела жертвы, увидеть входное отверстие…

Стражи не могут успевать доехать до вертуна, чтобы вычислить, как подействовал Иной на него. Ведь после нападения на нас с Фёдором и Еленой оракулы сразу же погнались за теми магами.

Фёдор… Фёдор… Он говорил, что особенный Иной в его роду избегал встреч с магами мысли.

Может ли так быть, что Стражи Душ знают о таких, как я? Не об одержимых, которые, как озверевшие зомби, сразу набрасываются на всё живое вокруг и начинают изрыгать псионику изо всех чакр.

Там ведь много ума не надо, чтобы его найти.

Подумай, Тим. Могут ли оракулы знать о притихших, разумных Иных, которые пытаются разобраться в том, куда они попали?

Я резко сел на кровати, уставился в маленькое окошко. Там была только тьма.

Так, сегодня у меня второй перескок. А это значит, Стражи Душ его уже почуяли.

Твою псину!

Я встал, стал быстро одеваться. Интуиция ещё ни разу меня не подводила.

Что я там ощутил, из тела этого белобрысого? Шум, какой-то шум…

У оракулов магия мысли, она отличается. Нам на занятиях говорили только про четыре луны, про вертуны четырёх типов. И Фёдор то же самое говорил.

Оракулы всегда особняком, их магия отдельна.

В дверь постучали, и я вздрогнул. Взялся на всякий случай за спинку стула, чтобы отбиваться.

— Вася, — послышался голос Фёдора.

Я быстро подошёл.

— Ты один?

— Нет, — это голос Елены.

От Василия мне в голову прилетела ревность. Так, а чего это моя Перовская шастает посреди ночи с этим Громовым?

Усмехнувшись, я открыл. И сразу перестал улыбаться — лица обоих были очень встревожены.

Фёдор протягивал тряпочный свёрток, из которого торчала рукоять ножа:

— Хреновастенько всё, Василий.