Подбородок у него раздваивался, и нижнюю губу он старательно выпячивал, будто хотел сделать челюсть ещё больше. Эдакий пеликан…
Единственное, что я понял из увиденной картины — это явно не база капитов, если только ради меня не разыграли спектакль. Я больше поверю в то, что мой мозг погиб вслед за сгоревшим имплантом, и это остаточные галлюцинации.
Скосившись набок, я увидел зеркало… и снова страх проник в каждую жилку. И не могу подавить уровень гормонов — слишком высок.
Из отражения на меня уставился такой же парень, как и эти, передо мной. Лет двадцати, не больше. Худой, остроносый, с неожиданно седыми волосами с густым серебром, с едва заметным шрамом на щеке.
Карие глаза в зеркале смотрели на меня со страхом…
Этот щуплый, высокий паренёк явно не знает, что такое тренировки. Руки тонковаты, ну хоть бы плечи подкачал.
Да почему я так боюсь-то? Аж зубы стучат…
До меня не сразу дошло, что это его страх, этого пацана в зеркале, седого уже в такие годы.
— Что, коленки трясутся, да, чушка сивая? — пеликан постукивал кулаком в ладонь.
Трое противников нарывались, но подходить не спешили, всё косились на лежащего парня.
— Василий, ублюдыш, лучше сам головой в толчок окунись, — проговорил тот каштановый, заворочавшись на полу.
Ага, всё-таки живой.
Я посмотрел вниз — колени действительно подрагивали. Больше всего бесило, что я не могу привычным усилием успокоить себя.
Да сколько можно? Успокойся уже!
Я покосился на зеркало, пытаясь состроить себе же недовольную рожу.
Так, стоп.
Это же учебная иллюзия! Наставник часто заставлял нас переживать разные ситуации, самые фантастические — машины-то способны любую галлюцинацию создать.
Едва я осознал это, как ощутил прилив уверенности.
— И какая точка выхода? — спросил я.
— Чего?
— В толчок тебе вход, ублюдыш, — каштан всё-таки поднялся, — Башкой войдёшь!
Я выдохнул. Так, не чувствую чакры, как будто отрубили. Ага, была у нас и такая ситуация.
Ладно, успокаиваемся по старинке. Вы-ы-ы-ы-до-ох. Задержим дыхание.
— Блин, он мне нос разбил, — пацан чуть не захныкал.
— Давай поломаем ублюдка, — поддакнул пеликан.
— Я его сейчас убью, а не поломаю, — задрав голову, прогундосил каштан.
Кровь из разбитого носа залила ему весь синий сюртук и рубашку под воротом.
Я наконец вытянул кусок кафеля, и это сопроводилось ужасным скрипом, раздавшимся во всём туалете.
Каштан сразу опустил голову и хрюкнул от удивления.
— Ты чего? — пеликан за его спиной странно посмотрел на меня, — Из дыры свалился?
Я перехватил кусок кафеля и даже улыбнулся, хотя прыгающими губами это было сделать трудно. Плитка откололась как по заказу — длинный треугольник. Если постараться, можно и воткнуть под рёбра.
Мои мысли вызвали удивление у тела, и я перехватил инициативу. Ещё чуть-чуть уверенности в кровь. Жжёный псарь, какой же повышенный гормональный фон, просто жуть.
— Ладно, для протокола, — громко проговорил я, хотя голос срывался, — Иллюзия «гусарский толчок», попытка номер один.
Я оттолкнулся от стены, принял боевую стойку. Самую обычную — руки по-боксёрски на уровне груди, ноги чуть расслаблены, согнуты в коленях. Стойка готовности, как называл её наставник.
Симуляция сегодня странная, конечно, но раз нужно для обучения… Этот, который хлюпает кровью, наверняка главарь. Иначе бы те трое и без него кинулись бы.
А раз так…
— Чего это он?
Парни стали переглядываться, когда я сделал шаг вперёд. А этот, который с носом, вдруг улыбнулся и встал в странную позу — ноги чуть расставлены, ладони раскрыты ко мне на уровне груди. Как будто монах из монастыря боевых искусств.
На его ладонях загорелся слабый свет…
Я замер, не дойдя пару шагов. Псионик!
— Эй, Николас, нас же мастер прибьёт, — вырвалось у пеликана, — Нельзя же…
Сияние разгоралось, и мне понадобилось усилие, чтобы не упустить моё новое тело из ежовых рукавиц — мой седой носитель снова начал дрожать от страха.
— Отец разберётся, — с усмешкой сказал каштановый Николас, не сводя с меня взгляда, — Я тебя научу лунных уваж…
Он не договорил, потому что я метнул плитку ему прямо в кадык! А, нет, чуть смазал, рука дрогнула…
Но Николас ойкнул, схватился за горло, и всё это сияющими руками.
Его ладони вдруг вспыхнули, и в туалете шарахнуло так, что меня аж оглушило. Каштан, выгнувшись назад, рухнул на пол, только в этот раз затылком.
Кафель треснул, будь здоров…
— На хрен!
— Да он же убился!
— Это он убил! — пеликан ткнул в меня пальцем, и остальные затрещали:
— Да, да!
И все трое сбежали из туалета, даже не побеспокоившись за своего друга. Я встал, закрыл глаза:
— Задача выполнена, готов к выходу, — с улыбкой сорвалось с моих губ.
И вообще… Драка в туалете, какая-то гимназия царских времён. Или это академия? Ну, жжёный псарь, это же не мой уровень — решается просто, как… как имплант спалить.
Правда, есть у меня вопросы к умникам. Вот зачем другое тело? Ведь вся суть виртотренинга — это улучшить владение своим же организмом в экстремальных ситуациях.
Я вспомнил, как мне запустили иллюзию на обрыве, где внизу бушующее море, в котором торчат скалы. А я без ноги, в крови токсин местной медузы, да ещё по квадрату рыщут капитские боевые дроиды. И в качестве оружия только нож.
Вот это было испытание!
Кап…
Что-то умники не спешат меня вытаскивать.
Кап…
Какой-то кран тут явно протекает.
— Хра-а…
Кажется, хрюкнул этот, на полу. Живучий кабанчик.
Пси-энергия во мне так и не проявилась. Странно, хоть крохи должен был уже набрать.
Так я стоял полминуты… Заснули они там, что ли? Чего не вытаскивают?
Я открыл глаза. Ладно, будем двигаться, псари пехоту не ждут.
Раненый на полу действительно подавал признаки жизни, пытался двигать руками, застывшими возле подбородка. Я бесцеремонно перешагнул через него, задев ему локоть ботинком. Или это был нос?
— Хра…
Я прошёл к раковине, вывинтил один кран, и сунул руки под воду.
— Твою псину! — вырвалось.
Пошёл просто кипяток, я чуть не обжёгся, и, чертыхаясь, быстро разбавил вторым вертушком.
Снял сюртук, оставшись в поношенной, когда-то белой рубашке. Блин, кровь на рукавах. Ох, не люблю я грязь.
Закатав рукава и отмыв руки, я удивлённо стал разглядывать крупные часы на запястье.
В основном обычные, со стрелками. Моё внимание привлёк старый, потёртый циферблат, разделённый на четыре части. В каждой вправлены мутные камни разных цветов: красный, белый, голубой… и пустое гнездо, откуда камень явно выпал.
Ну, судя по общей потёртости часов, это неудивительно. Даже кожаный ремешок побелел от потёртостей, хотя всё ещё надёжно держался.
Я стал отряхивать свой сюртук, подставляя руку под воду. Не люблю грязь…
Все эти обыденные движения, по моему мнению, должны были сбавить страх в крови. Потому что седого Василия, которого я так и продолжал видеть в зеркале вместо себя, опять начало потряхивать.
Кстати, сюртук у меня так себе. Потёртый, в заплатках, цвета былого синего величия. И рубашку уже белой не назовёшь.
В сравнении с этим мажорным каштаном на полу я выглядел не очень. У того тоже часы выглядывали из-под рукава, и там искрились разноцветные камешки гораздо прозрачнее, явно драгоценные.
Я закрыл кран, покрутился, оглядывая себя. Ну, вроде ничего… И не пахнет даже.
Вот даже неинтересно, в чём я измазался, пока валялся тут на полу, но в этой иллюзии умники с запахами перестарались.
А ведь один из верных способов отличить иллюзию от реальности — это запах. Нос всегда дышит, рецепторы в готовности, поэтому даже в наше время нашатырь остался надёжным средством.
— Ох, жжёный пёс! — выругался я, продолжая принюхиваться.
Я прекрасно чувствовал все запахи, присущие этому туалету: плохо смытые унитазы, горелые волосы этого хрюкающего, кровь на треснувшем кафеле.