— Зачем? Конечно — нет.

Егор молчал, Образцов кидал на него красноречивые взгляды: пипец тебе, пацан. Это было немного странно. Видимо, Аркадий чуть преувеличил расторопность парней из «пятки». Или они не знали, что жертву с миром отпустили на ночь домой, и не сделали соответствующих выводов.

— Егор Егорович! Вы настаиваете на своих показаниях, что являетесь агентом, майор Образцов был вашим куратором, внедрение в «Песняров» проведено по его заданию, а в здании КГБ Чернигова вы дали ему прослушать запись конфликта с Волобуевым?

— Так точно.

— Начнём с записи. Где оригинал кассеты?

— Отдал Образцову. Там же.

— Не неси чепуху, — процедил майор, инспектор знаком попросил его замолчать.

Егор обратил внимание, что не упоминается полковник Головачёв.

— Гражданин Евстигнеев, чем вы можете подтвердить факт записи последнего разговора с Волобуевым?

— Копией записи, — он пожал плечами и вытащил кассету из внутреннего кармана. — Только Образцову не давайте. Уничтожит как первую.

Тот изобразил возмущение оклеветанного, но промолчал.

Инспектор вытащил второй кассетник, все присутствующие услышали обвинительный монолог Егора и короткие эмоциональные реплики Волобуева.

— Фальшивка. Реплик второго собеседника мало, — прокомментировал Образцов.

Он по-прежнему излучал уверенность, но в глазах промелькнуло беспокойство. Заготовленный план дал первую трещину.

— Обратимся к экспертам. Образцы речи Волобуева есть. Насколько я могу судить, законченной фразы «через окно, с третьего этажа башкой вниз» более чем достаточно для идентификации. Перейдём к следующему пункту. В контрразведке обнаружено множество документов об активной работе с агентом «Вундеркинд». В спецвязи зафиксирован разговор с Черниговом по защищённой линии. Наш дежурный подтвердил украинским коллегам, что агент «Вундеркинд» стоит на связи с Николаем Николаевичем Образцовым до того, как вы использовали канал для разговора с агентом. Но личное дело Евстигнеева, хранившееся в отделе пятого управления, по месту первичной вербовки, бесследно исчезло. Товарищ майор, куда вы вынесли из здания КГБ папку с совершенно секретными документами о Евстигнееве, агенте «Вундеркинд»?

— Вас разве не предупреждали? — голос Образцова дрогнул.

— Предупреждали. И выдвинули требование разобраться во всём досконально. Повторяю вопрос: куда вы вынесли личное дело агента «Вундеркинд»?

— Мне нужно сообщить генералу… — он начал привставать со стула.

— Сидите, Образцов! — рявкнул Ростислав Львович, но тут поднялись остальные участники беседы, преграждая тому выход из кабинета.

— Хотите следственный эксперимент? — не удержался Егор. — Окно есть. Как раз третий этаж. Оформлю.

— Замолчи, Евстигнеев. Гражданин Образцов, приказываю вам сесть и не вставать без моего разрешения.

Продолжить им не дали. В кабинет без стука зашли двое в штатском, с очень начальственным выражением на лицах. По тому, как подскочили и вытянулись гэбешники, Егор понял: генеральские лампасы у обоих вот-вот проступят красными полосами через гражданские брюки.

— Сиди, Николай, — пророкотал один из вошедших. — Вскакивать в присутствии старших обязаны младшие офицеры КГБ. А ты, считай, уже не офицер.

По выразительному движению глаз Ростислава Львовича Егор догадался, что дальнейшее — не его собачье дело, неаттестованного агента. Пятясь, он обогнул гневную начальственную пару и просочился в коридор. Словно случайно там ошивался Аркадий.

— Образцов ещё жив?

— Не знаю. Зашли двое с генеральскими замашками. Не удивлюсь, если готовят его на шашлык. А потом начнут ломать голову, как преступную ненарезку шашлыка скрыть от прогрессивной общественности.

— Громогласного процесса с расстрелом на площади Ленина не будет, но и без последствий не останется. Это — председатель КГБ БССР и начальник нашего управления по Минску и Минской области. Пока принимают решение, идём к Сазонову. Поскучаешь.

Естественно, скуки не получилось. Тем более, прошли они не в прошлый кабинет Сазонова, а новый, отделённый от общего коридора кабинкой, населённой секретаршей неприступного вида. Вместилище было раза в три больше прежнего и вместило длинный стол для совещаний.

Аркадий испарился.

— Евстигнеев! Про «Верас» и наши рискованные… маневры… ты инспекторскому отделу не проболтался? — спросил Сазонов, не успев толком ответить на приветствие.

— Обижаете! Я — тот ещё отморозок. Но не во всём же.

— М-да… Второго виделись, когда ты сдал отчёт по «Верасу», и столько всего стряслось.

— Там, в инспекторском управлении, тряска продолжается. Два генерала трясут Образцова. Продолжение спектакля мне посмотреть не дали, выгнали. А жаль.

— Да присаживайся, не маячь.

— Боязно. Это же кабинет высокого начальства. А вы теперь…

— Начальник «двойки» в Минском управлении. Полковник. Не скажу, что повышение по службе и в звании обеспечено исключительно твоими стараниями, но раскрытие взрыва на Калиновского и разоблачение махинаций ГРУ в Сирии тоже легли в общую копилку.

— Поздравляю… и искренне рад за вас. Может быть, даже с большей искренностью, чем вы себе представляете.

— Поясни.

— После десятого ноября и «Лебединого озера» начнётся короткая эпоха всевластия КГБ. Вас с полковничьей должности могу сразу кинуть на генеральскую — в МВД, в армию, в партаппарат, министром чего-нибудь. Но людей не хватает, и на повышение либо на перевод пошли бы и уродцы типа Образцова с Волобуевым. Мне действительно радостно, что я помог в карьере вам и обломал её тем двоим.

— Всевластие… Твои сны?

— Не только. К несчастью для вас и всех нас, у Андропова не очень хорошее здоровье.

— Сколько же ему светит?

— Постараюсь посмотреть сон на эту тему. Но позвольте мне больше ничего не ванговать до десятого ноября. Убедитесь, тогда и поговорим предметно.

— Хорошо. Теперь к нашим делам. У тебя не отпало желание сотрудничать с КГБ?

— Но только не с «пятаком». Аркаша шепнул мне, что вы забираете «Песняров» и его самого натравите на них. Разрешите продолжить операцию в «Песнярах» в связке с Аркадием.

— Само собой. Только больше никаких выбросов в окно!

— Так это Аркадию решать — мне выбрасывать кого-то или ловить на лету. Исполню его приказ.

— Правильно. С вузом и сборами всё в порядке?

— Понадобится письмо в ректорат — для блага культуры нужен за рубежом, или от «Динамо», что защищаю честь Беларуси в спорте. Думаю, не проблема.

— Денег на гастролях поднакопил?

— За дом могу отдать прямо сейчас. Но Элеонора выбила мне машину ВАЗ-2105, это восемь тысяч. Позвольте рассчитываться по прежнему графику.

— Позволяю. Только не влезай ни в какие истории. Сидя в Американке, долги не погасишь.

Вскоре заявился Аркадий и принёс папку с личным делом «Вундеркинда».

— Егор! Ты обещал инспектору подписать всё, что необходимо, ради благополучного для тебя исхода дела?

— Конечно. Вот такой я оппортунист.

— Их условие: ты забываешь о роли Головачёва. Не было его в Чернигове.

— Конечно, не было. А кто это такой вообще?

— Боюсь, в гастролях по Грузии у меня будет соблазн спихнуть тебя в пропасть.

Горы шатались. Облака кружились. Каменная площадка, на которой стоял стол, уставленный яствами на две роты солдат, пыталась ускользнуть из-под ног.

Чудовищным усилием воли Егор остановил вращение Вселенной и даже взобрался на стул. Акустическая гитара, лёгкий, в общем-то, инструмент, норовила нарушить равновесие и опрокинуть. Возможно — прямо в поросёнка, жареного на вертеле. Или на ежа из торчащих вверх шампуров с кусками нежного бараньего мяса. Сколько шашлыка и вина вместилось в самого Егора, никто не знал. Наверно, больше объёма его тела, пусть оно сто раз противоречит законам физики и геометрии.

Это — Грузия, детка. Здесь плевать на законы. Хоть законы физики, хоть принятые Верховным Советом СССР.