Всё же разруха от фугасов хуже, чем от бедноты.

— Вражеские голоса говорят, что где-то тут испытывали ядерный заряд для прокладки подземных проходов.

— Если и испытывали, то звучит глупо, — возразил кто-то сзади. — После взрыва остаётся шаровидная пещера с очень прочными стенками и высокой радиацией. Кто же туда погонит шахтёров?

Многие из состава «Песняров» имели непрофильное образование, в том числе техническое, и разбирались не только в музыке.

Впереди, затылком к Егору, сидел Волобуев. Наверно, именно его присутствие не позволило развивать тему, взятую из «голосов».

Ансамбль опять разделили, элита получила приличный отель, плебеев привезли к очень старому трёхэтажному зданию на улице Постышева.

Оно считалось гостиницей, но некоторые общаги, где приходилось ночевать во время гастролей, выглядели приличнее. На комфорт мало кто обращал внимание. Шахтёры имели неплохой по советским меркам заработок. Сами, как и их семьи, были не избалованы зрелищами, поэтому раскупили билеты на все четыре дня, на шестнадцать концертов, и приходилось пахать, а потом падать в постель, едва раздевшись.

На третий день марафона, между третьим и четвёртым выступлением, Егор подслушал разговор между ветераном «Песняров» и новым ударником Володей Беляевым, жаловавшимся на усталость и выгорание, не позволявшие работать с прежним драйвом. Новобранец услышал рассказ, что в прошлом году, когда совсем стало невмоготу, выручил Денис, раздав некоторым страждущим по щепотке белого порошка. За повторную дозу просил денег, а кто купил, заметил, что торкнуло слабо. Скорее всего, гад разбавил дурь сахарной пудрой.

Егор перебрался к гнездовью звукооператора.

— И всё-таки мне не даёт покоя смерть Сафронова. Забуду про неё, а люди по-прежнему её мусолят. Говорят, ты около четырёх видел Волобуева, выходящего из номера покойника.

— Видел, и что? Пацан, адчапися от Волобуева. Ты его хрен прищучишь, он тебя в порошок сотрёт. Ты же не бессмертный?

Егор закрыл глаза, отключившись от бурчания Андрея.

Собственно, вот и всё сделано, ради чего его внедряли к «Песнярам». Конечно, остаётся рутина, вынюхивание, подглядывание и подслушивание во время гастролей, особенно зарубежных. Латинская Америка с фигой в кармане в размере двух долларов суточных не привлекает ничуть. Правда, военные сборы в Слониме манили ещё меньше.

По большому счёту, его неофициальное дознание можно прекратить. Волобуев в качестве мебели съездит с «Песнярами» в Чернигов, вернётся в Минск, где его нужно будет сдать с потрохами. Гэбист допустил распространение у себя под носом наркотиков среди артистов главного вокально-инструментального коллектива республики, а затем ликвидировал наркодилера. Каким именно образом — пусть Образцов энд кампании разбираются сами.

Что будет на выходе?

Ничего.

Неискоренимая советская привычка чиновников тщательно прятать любые свои промахи, в том числе укрывая тяжкие преступления, абы не вызвать гнев вышестоящего начальства, запросто возьмёт верх. Максимум — Волобуева переведут на другой участок работы, пожурив, что слишком грубо решил проблему с распространителем наркоты. Или просто слегка пожурят, а недобитая гадина начнёт выяснять, кто его вложил.

Андрей уверяет: хрен прищучишь. Ну, как сказать. Можно дождаться Минска и достать «Макаров» из тайника на кладбище.

Или подбросить кокса из грузинского наследства в вещи Волобуева и представить дело так, будто он сам снабжал Сафронова, а потом мочканул из-за разногласий с подельником.

Все варианты так себе. В любом случае, предполагают возвращение на базу.

Что-то предпринять было возможно, только если представится случай.

Это произошло в последний день в Чернигове, когда на площади Ленина уже ждал автобус — везти «Песняров» от гостиницы «Украина» на вокзал. Вещи сложили в МАЗ, у Егора с собой оставалась неизменная сумка с надписью «Динамо», ещё та, с московской студенческой поездки. Карманы внутри куртки приятно давили на организм пачками десятирублёвок, двести семьдесят рублей, вложенных в пластинки, превратились в четыреста с лишним, да и полученные за концерты он не тратил, скромно уложившись в командировочные. Если гоняли за коньяком как молодого, то всегда аккуратно отдавали, без сдачи. Итого получилось больше тысячи навара!

В целом, всё прошло удачно. Солнце грело уже как в апреле, хоть было только тридцатое марта, пробегавшие мимо украинские девушки улыбались, птицы чирикали, и жизнь казалась вполне удавшейся.

— Слушай… О, чёрт! Сбегай в наш номер, будь добр, — попросил Медведко. — Чёрный холщовый пакет на окне, увидишь. Только ключ возьми, я уже сдал администратору.

Он не стал спорить и метнулся в гостиницу. Поднявшись на третий этаж и забрав пакет, заметил Волобуева, возившегося с замком своего номера.

Сейчас или никогда… Сейчас!

Егор сунул руку в дебри сумки. А потом спросил:

— Артур Иванович! До отправления автобуса ещё минут пятнадцать. Хотел кое-что спросить у вас наедине по поводу убийства распространителя наркотиков Сафронова в Горьком.

— Почему ты решил, что я буду отвечать на какие-то дурацкие вопросы? — он продолжал воевать с ключом, изображая полнейшее безразличие к сказанному.

— Потому что я получил доказательства, что в момент его смерти вы находились с ним в комнате наедине и почти сразу же после этого покинули общежитие, а вернулись только около восьми утра.

— Зайди.

Гэбист открыл дверь номера, пропуская Егора вперёд.

Тот зашёл, опустив сумку и пакет на кровать, сам присел на единственный стул. Волобуев остался у входа.

— Ну?

— Буду краток. В УВД Мингорисполкома создана группа, занимающаяся борьбой с незаконным оборотом наркотиков, в последние месяцы хлынувшими из Афганистана. Там проходит преддипломную практику мой хороший товарищ. Узнав, что я работаю с «Песнярами», рассказал о Денисе Сафронове, попавшем в их поле зрения. Но допросить его не удалось — погиб. Товарищ просил меня разузнать, что говорят в коллективе. Выяснились прелюбопытные вещи. Как мне рассказали, вы курируете «Песняров» от КГБ. С Сафроновым проживали вместе, что довольно странно: человек, продающий музыкантам кокаин, живёт вместе с сотрудником КГБ, и тот не пресекает преступную деятельность. Предполагали, что вы в доле, но прямых доказательств нет.

— И быть не может.

— Зато много других. Смерть Сафронова наступила с двух до трёх ночи, вы вышли из комнаты в четвёртом часу и вернулись около восьми утра. Остатки белого порошка обнаружены на вещах Сафронова, они изъяты и направлены на экспертизу, хотя мы оба с вами знаем, что это за порошок. Из этих обстоятельств вытекают два возможных вывода. Либо вы решили скрыть от прокурорских, производящих проверку по факту насильственной смерти, что находились вдвоём с Денисом, либо эта мысль пришла позже, и вы просто запаниковали, сбежав с места происшествия, а до восьми обдумывали действия. Не исключено, имели какие-то особые чекистские дела в Горьком, но туда я не лезу.

— Мне кажется, ты уже залез, куда тебя не просили.

— Артур Иванович, всё узнанное мной лежало на поверхности. Даже копать не пришлось. Поверьте, мне было неуютно узнать, что я зачислен на место убитого, а в коллективе распространяется наркота, причём — под неусыпным оком КГБ.

— Кому ты ещё разболтал эту чушь?

Волобуев чуть пригнулся, вся его поза излучала угрозу. Егор, наоборот, сидел развалившись.

— Не чушь, а только предположения. Пьющие крайне редко умирают, захлебнувшись от рвотных масс. Даже в самом пьяном угаре человек, если жидкость попадает в дыхательные пути, сохраняет способность прокашляться. Обычно пьянтосы крутятся, тело бьётся в спазмах. Небольшое количество желудочного сока или даже желчи только раздражает дыхательные пути, но не перекрывает их. Поэтому нужно удерживать голову пьяного строго ртом вверх, чтоб он с гарантией захлебнулся. Иначе говоря — убить его. Что вам и удалось. Поздравляю. Теперь отвечаю на второй вопрос, кому разболтал. А надо? Наркоман умер от несчастного случая, земля ему пухом. Я могу сообщить в УВД об обстоятельствах его гибели, могу и промолчать. Но недаром.