— При такой недисциплинированности не доверю даже рогатку. Ступай!

До филармонии Егор отправился пешком. За полчаса можно дойти. Заодно кое-что додумать.

Сегодня последний шанс выгнать «Волгу» с двумя жмурами и откатить куда-нибудь. Да? Нет? Прикинув все «за» и «против», решил, что всё же нет. Не говоря о том, что сама поездка без водительских прав и ментовского удостоверения в кармане уже довольно рискованная. Привлечь кого-то невозможно, тот же Говорков погорел лишь из-за того, что был вынужден действовать не в одиночку, а с подельниками. Как ни парадоксально, самый доверенный человек сейчас — это Настя. И одновременно последний, кого бы он втянул в свои проблемы.

В воскресенье вечером позвонил в Гродно. Трубку сняла женщина, по голосу — старше Насти на поколение.

— Здравствуйте. Анастасию позовите, будьте любезны.

— А кто её спрашивает?

Пришлось включить интонацию «по какому вопросу плачешь, девочка».

— Егор Евстигнеев, комитет комсомола БГУ. Сверка учётных документов.

— Какая сверка?

— Простите, Анастасия дома?

— Нет её! — рявкнула собеседница.

— Спасибо. Запрошу в деканате.

То есть отлучки из дома в пятницу и субботу с возвращением после одиннадцати вечера не остались неотомщёнными. А понедельник, 1 февраля, начало занятий у четверокурсников. Приехала Настя или задержится, передав заявление о переводе на заочку, либо по блату ей сделают фиктивную медицинскую справку, чтоб продлить каникулы на неделю, он пока не знал.

В филармонии на втором этаже царила атмосфера «русская армия после Бородино». С Мулявиным Егор разминулся, тот заехал на час и покинул зал, не в состоянии репетировать. Дёмин сказал — вполне трезвый, но подавленный.

Мисевич, пытаясь руководить в отсутствие босса, предложил: готовим программу к гастролям в России. Вместо «Весёлых нищих», они под вопросом, нужно хотя бы три-четыре новых песни. Пара есть, нужно доделать «Русский лес» и My heart will go on, для обеих допилить текст, согласовать их включение в репертуар.

— Меня возьмёте в качестве гитариста? — ненавязчиво спросил Егор, тон удивил бы и Сазонова, и Демидовича, привыкших к его нагловатой манере поведения. — На вокал я не гожусь даже в бэк.

— А вакансия? Состав утверждён Министерством культуры, — расстроил его Мисевич.

— Так помощника звукача нет! — подсказал Дёмин. — Егор, тебе ж на первый раз не важно? Только жить будешь в двухместном номере, одноместные полагаются музыкантам. Мы — чёрная кость.

По хитрющему лицу администратора Егор понял, что «чёрному сословию» при «Песнярах» живётся вполне неплохо. Он попытался расспросить его — как именно.

— Ой вей! Поначалу ставка была 90 рублей в месяц для солистов, когда выступали, а в репетиционные недели, без концертов, из расчёта 45 руб. в месяц, — увидев, как вытянулось лицо у «композитора», хихикнул и добавил: — Не мельтеши. Всё будет пучком.

И хитро подмигнул.

Такая постановка вопроса не нравилась совершенно. Как «пучком» перевести в конкретную сумму? Но, похоже, требовалось решение самого Мулявина, включение в штат филармонии на должность помощника звукооператора и лишь потом…

В принципе, он волен уйти в любой момент, на представительские расходы во время гастролей сумеет что-то выдоить из Образцова. А в качестве источника дохода сам собой напрашивался «Верас».

Отыграв партии ритм-гитары, не особо сложные, и изображая бэк-вокал, но вдали от микрофонов, Егор тиснул руки музыкантам и отправился к троллейбусной остановке — единственный, потому что все новообретённые коллеги расселись по «Жигулям» да «Волгам» или заказали по телефону такси.

Около гастронома «Столичный» он бросил двушку в автомат и набрал рабочий номер Элеоноры. Больше всего бесило в дисках номеронабирателей уличных телефонов, что они были подёрнуты ржавчиной, а металл в дырках немилосердно шваркал по ногтям. Ему-то, мужику, всё равно, а каково девушкам? Правда, самые находчивые из них носили с собой карандаш и набирали абонента, вставляя этот карандаш в нужные отверстия.

— Привет! Пойдёшь работать заведующей комиссионным магазином?

Девушка, похоже, пила кофе или чай, потому что поперхнулась.

— Валентина Ивановна вообще меня уволить хотела.

— У тебя есть рыцарь, хоть он и не твой любовник, а лишь поклонник-воздыхатель, и этот рыцарь защитит. Если не сообразила сразу, то он — это я.

Судя по тихому голосу, Элеонора отвечала, прикрыв трубку ладошкой.

— Кобра в кабинете Бекетова. Может услышать. Наберёшь меня вечером?

— Не по телефону. Проставишь ужин за хорошие новости? К семи я у тебя.

Он немного опоздал. В полседьмого позвонила Настя.

— Егор! Наконец-то. В РОВД отвечают — тебя нет и сегодня не будет, дома тоже…

— Был у «Песняров». Вопрос о моём приёме подвис, но репетирую с ними. Ладно, это мелочи. Ты где?

— В Минске. В общежитии.

— Где пахнет братьями нашими из стран социализма. Приедешь?

— Только из-за запаха?

— А, прости. Ты девушка гордая, без приглашения не навязываешься.

— Встречу — покусаю.

— Для укуса всё же нужно встретиться. Так приедешь? Только я сейчас убегаю из дома где-то на час-полтора, тут одна дама согласилась со мной поужинать. Давай в восемь. Жду.

— Зачем я тебе? Если у тебя дама…

— За час-полтора успею только поужинать. Остальное люблю делать медленно и не торопясь, ты больше других в курсе. Упс, ещё прибраться…

— Убрать чужие волосы с подушки?

— Ах, да, ещё и волосы. Всё равно успею. В восемь!

— Ненавижу! Приеду. Но только чтобы покусать.

Он обвёл глазами квартиру. Не то чтобы за эти дни сильно её изгваздал. Но всё же… Прибрался с большего и пошёл к другой женщине.

Элеонора уже ждала и постаралась. В основном, как не сложно заметить, ужин был составлен из добытого в кулинарии «Вераса». Всё равно, её старания оценил и наградил диском «Песняров», какого у неё не было в мотеле, правда, только с автографом Кашепарова, без Мулявина, за что получил смачный поцелуй.

— Разбалуешь меня нежностями. Привыкну забегать по соседству.

— Кто же против?

Несмотря на грядущую встречу с Настей, сегодня он предпочёл бы видеть Элеонору в секси-стайл. И даже как раз именно потому, что проведёт ночь не один. Ровно так же женатые мужчины идут в стриптиз, чтоб воспалённое воображение помогло раздуть жар на семейном ложе. Но, видно, та решила, что Егор имеет свой резон сдерживаться, и ничуть не провоцировала, оставшись в застёгнутой до горла блузке и широких чёрных брюках.

Взявшись за салат, он первым делом спросил:

— Дорогая! Не мечтала ли ты в детстве стать тайным агентом госбезопасности?

— И сейчас не мечтаю.

— А придётся, — Егор кратко обрисовал расклад. — И Валентине Ивановне придётся. Потому что иначе «Верас» начнёт штормить, а вы далеко не все перенесёте морскую болезнь. С точки зрения буквы закона, ваша организация — настоящий вертеп. Уголовный кодекс нервно курит в сторонке, теряя листы как осенняя берёза, и плачет. Кабушкина только за время своего ИО наработала лет на двенадцать. У тебя усмотрят если не пособничество, то недонесение. А ведь не хочется не только в тюрьму садиться, но и вообще менять образ жизни. Согласна?

— Ты кушай, кушай отбивнушку.

— Надеюсь, после этих угроз ты не подсыпала в неё стрихнина. В общем, смотри сама. Кураторы из КГБ Валентине Ивановне не особо поверили. Слишком она хитросделанная. Предложение такое: становишься её заместительницей, возглавляешь комиссионку и контролируешь все финансовые потоки, что идут мимо официальной кассы. Кабушкину утверждают в должности. Ну а если Бекетов вдруг всплывёт, скажете: прости, место занято, но можешь купить джинсики со скидкой процентов так двадцать.

Представив, как она предлагает бывшему работодателю и бывшему фактическому хозяину «Вераса» отовариться джинсами, закупленными на его же бабки, Элеонора начала смеяться.

— Он меня убьёт.

— Не убьёт. И ты — не Инга. Если бы она не позволяла вытворять с собой всё, что угодно, осталась бы жива. Но, прошу тебя, давай наши отношения не будут омрачать тени прошлого: ни он, ни она.