— Всегда будет мало, — задумчиво шепнула я, глядя, как снег заметает Академию. Во дворе вьюга кружила у подножия огромной крылатой статуи. Черный мрамор, резкие линии. Пока ветер и морозная крупа полировали холодный камень, Арчи спал. Черные драконы безупречны и всесильны. Даже когда они спят, они превращаются в нерушимые изваяния, которые невозможно разбить или уничтожить. Этой зимой у нашей школы появилась новая деталь — мой дракон. Я увидела фигуру Актавиана, что бродил подле статуи и с интересом ее разглядывал. Главный эксперт по всем необычным существам, мой преподаватель радовался возможности изучить представителя этого вида драконов.
Я отвернулась от узкого окна и глянула на Шина. Голова тщательно выбрита, что позволяет оценить идеальную форму черепа, две морщинки между седыми бровями. Мне всегда казалось, что Избранный просто русоволосый, и только сейчас я заметила серебристый отлив ресниц и бровей. Он поседел в пятнадцать, где-то в подземельях императорского дворца. Он так и не сравнялся со мной по росту, но стал настолько шире в плечах и набрал массу, что казался больше меня, сильнее и даже выше. За несколько лет Шин стал мужчиной, воином и архимагом. И даже чем-то большим, чем простой человек. Смирившись с судьбой и приняв на себя звание Избранного, он превратился в воплощенную идею, в материализованную абстракцию, а не существо из плоти и крови.
— Всегда будет мало, — повторила я. — До самой смерти мы будем учиться чему-то новому. Всегда будет хитрый трюк, который нужен, но мы его еще не придумали и не узнали. Но узнаем, обязательно. Просто не останавливайся, продолжай идти вперед и однажды ты победишь.
— Или умру.
— Или умрешь. Все мы умрем. И я не думаю, что у Академии много выпускников, которые нашли свою смерть в глубокой старости от несварения желудка. Мы выбрали войну. Значит, погибнем в бою, как и положено. Главное, не останавливаться.
Шин медленно кивнул, и я увидела, как морщинка между бровями постепенно исчезает, а сам парень понемногу расслабляется. За окном каменная статуя Арчи громко чихнула, изрыгнув небольшие струи огня и заставив Актавиана подпрыгнуть от неожиданности и быстро отбежать под укрытие балкона. Я расхохоталась, Шин тоже улыбнулся.
— Драконы ведь не чихают? — полуутвердительно спросил он.
— Нет. Придуривается, мерзавец. Любит внимание.
Натаниэль сидел на постели, упершись спиной в покрытую гобеленом стену, и читал книгу. Я лежала рядом — удивительная поблажка в строгих стенах Академии! — и тоже заглядывала в раскрытый том. По тонкой бумаге, белой, словно снег, шла эльфийская вязь, ровная и аккуратная, без признаков характера писца, она казалась напечатанной, а не рукописной. Но я не верила, что эльфы пользуются книгопечатными машинами или клише. Осторожно и едва заметно я подползла ближе и положила голову на колени Натаниэля. Он немного приподнял книгу, чтобы было легче читать, но никак не прокомментировал мои перемещения. Я замерла и попыталась вглядеться в текст.
Мой амулет переводил почти все устные языки и множество письменных. Туда входили и несколько эльфийских диалектов. Но у Высших народов разновидностей языков оказалось не меньше, чем у кочевых племен. Подчас не совпадал даже алфавит.
— Знаешь, ходит одна легенда в очень многих мирах, — произнес Натаниэль, откладывая книгу в сторону. Боюсь, мое столь близкое присутствие не давало ему сосредоточиться на чтении. Я подняла глаза и перевернулась на спину, чтобы видеть его лицо. Он рассеянно улыбался и глядел куда-то перед собой, слегка щурясь, словно вглядываясь в невероятную даль.
— Я слышал историю, что когда-то очень давно, в таком далеком прошлом, что даже эльфы не помнят, вспыхнула великая война. Самая большая и страшная из всех, по сравнению с которой все нынешние сражения — лишь мелкие драки. Длилась эта война более ста лет, непрерывно и нещадно, она косила и людей, и эльфов, и даже демонов. Умирали все, включая тех, кто был бессмертен. И воевали тоже все. Дети, женщины, мужчины, старики.
Победа далась очень дорого. Целые города, миры сравнялись с землей и сгорели в этом пламени. Ничего не осталось. То, за что воевали и люди, и эльфы — их государства и дома, — оказались уничтожены. Возвращаться с битвы было просто некуда. Тогда победители, а точнее просто выжившие, отряхнули пепел со своих плащей, взошли на немногие оставшиеся корабли и ушли в море. Те, кто остался, больше никогда их не видел. В легенды вошло, что герои уходят в последнее странствие, в некие прекрасные и далекие миры, где их ждет вечное солнце, ласковое море и сотни ярких цветов. Своего рода уход из жизни без фактической смерти, мечта о загробном мире. Но я нашел интересные исследования и гипотезы одного философа.
По его теории, те самые корабли однажды добрались до суши. Все, кто выжил, сошли на берег и основали город-государство. Они больше не делились на расы, они создали свою единую народность. Странную смесь из эльфов, людей и демонов. Их не волновало старое наследие, предрассудки. Их больше ничего не страшило в этом мире. Единственное, чего они хотели — жить. Взахлеб, как пьют молодое вино. Любить и сгорать в этом пламени, сражаться, — но не ради смерти врага, а во имя любви к близким, не ведая сомнений, растить детей, вкладывая в них эту же страсть к жизни и огромную любовь к миру. Успеть повидать все на свете прежде, чем смерть заберет к себе. Никто больше так не умел. Разрушать старые традиции, если они превратились в ненужные условности, поддаваться страстям, не становясь их рабами, оставаться гордыми, величественными и мудрыми. Ходить по грязи, но не пачкать ног. Восставшие из пепла, они построили лучший из миров. Свой новый дом. И по сей день там найдет себе место и эльф, и человек, и демон.
— И вампир, и оборотень. И даже дракон, — закончила я. Перед глазами пронеслись шпили лидорианского замка и горные ущелья.
— Да, все верно. Это одна из легенд, теорий. Но чем больше смотрю на тебя и других сынов Леары, что учились в Академии, тем сильнее я верю в эту сказку, — Натаниэль опустил глаза и вгляделся в мое лицо. Затем нежно провел рукой по волосам.
— Знаешь, в твоем народе нет зла. Когда ты пропала, все не находили себе места. Адриан не спал ночами, его едва удавалось заставить поесть и хоть на миг прекратить поиски. Твоя семья ценит друг друга, верит в любовь и общность. Но они, как и ты сама, слишком эмоциональны и горды. Вы проявляете эти качества лишь перед лицом смерти или страшной опасности, а в быту предпочитаете ехидство и бурю эмоций, от страсти до ярости. Думаю, Адриан просто… разрывается. Вы всегда конфликтовали, но он никогда не желал тебе смерти или зла. И когда случилось несчастье, стал винить себя, корить за прошлое. Но вот ты нашлась. Теперь нужно либо обнять тебя, либо стукнуть. Гордость не дает признать, что он переживал за тебя, не позволяет подойти и спросить о самочувствии. И проще всего просто вернуться к старой манере поведения. Сдается мне, ты тоже не прошлась по своим родственникам с благодарностью за участие?
— Не успела, — ответила я. — С самого утра я получила вазой в голову от одной из сестер и тут же кучу гадостей от Адриана…
— Но ты ведь и не планировала, верно? Хотела сначала подождать их радостной реакции на твое появление. Не спорь, я знаю, что прав. Тебе ничего не мешало, получив в лоб вазой, (а это произошло случайно), просто выразить свое негодование и высказать все, что думаешь. И дать возможность перед тобой извиниться. Вернувшись домой, ты как в старую пижаму влезла в детскую, привычную схему поведения. И не сделала ни одного шага навстречу переменам. Так я прав?
Я разочарованно вздохнула и отползла от Натаниэля. Каждый раз, когда я приходила к нему за утешением, он никогда не отказывал мне в поддержке. Но и учить не переставал ни на миг. После поглаживаний по голове, утешительных объятий и ласковых слов, мне всегда выдавали полную оценку моих действий и неутешительные выводы. Наверное, он был прав. Более того, я отчетливо понимала, что никто, кроме него, не способен дать настолько полезные и дельные советы.
