— Но мои дорогие, — сказала она своим родственникам. — А где же вы будете сегодня ночевать? Винга ответила:

— Хейке собирается провести здесь всю ночь. А я могу переночевать у тебя?

Анна-Мария подумала о своей жалкой комнате, где была только одна кровать. Она обменялась взглядами с Кларой и сказала:

— Ты можешь спать на моей кровати сегодня ночью. Мне хотелось бы остаться здесь, если я смогу чем-то помочь.

Хейке только кивнул. Он попросил Хульду вскипятить большой котел воды.

— Вы не единственные в Иттерхедене, у кого чахотка, я понял это сегодня вечером, — сказал он. — И если Анна-Мария поможет мне приготовить отвар из трав для всех, кто болен еще не так сильно, сам я займусь этими четырьмя малышами.

Его слова внушали доверие. Многие предлагали свою помощь, но Хейке лишь сказал, что места слишком мало, и они ушли. Клара увела с собой Вингу. Коль и Лина пожелали всем спокойной ночи. Ему удалось лишь услышать приветливое: «Спасибо, что так помогли сегодня, Коль» от Анны-Марии, а потом времени у нее уже не осталось.

Как же много он хотел сказать ей! Объяснить и выговориться. Но он не был уверен, интересно ли ей это вообще.

Густав и двое старших детей уселись на скамейку, служившую также и кроватью. Хульда и Анна-Мария ждали, когда закипит вода. А пока все смотрели на Хейке.

Он сел на край кровати, держа на руках самого больного ребенка. Удивленные, они слушали, как он приглушенным голосом что-то напевает ребенку, поглаживая его тельце своими большими руками.

В комнате было слышно лишь тихое бормотание или пение Хейке. Густав вопросительно взглянул на Анну-Марию. Ему показалось, что в этом пении он услышал какие-то незнакомые заклинания.

Руки Хейке лежали на голой грудке ребенка, невероятно тощей, с проступающими косточками.

Густав и Хульда не знали, что и думать. Они считали, что и этот, и самый младший из детей, уже как бы стали добычей смерти, по правде говоря, они думали так о всех четырех младших. Они не надеялись, что им удастся сохранить и старших детей, или что они сами смогут выжить. Они просто думали, что сами не умрут так быстро, ведь они были больше и сильнее. Но они знали, насколько безжалостна чахотка. И уж если ты ею заболел…

Девчушка, которая играла в рождественском спектакле, спросила со слезами на глазах:

— Мы сейчас поправимся?

— Тихо, — прошептал Густав, бросая боязливый взгляд на Хейке.

Но тот прервал свои заклинания и сказал девочке:

— У вас неплохие шансы выкарабкаться. Если вы будете принимать лекарство, которое я пропишу. С четырьмя младшими братишками и сестренками дела обстоят не так хорошо, но я сделаю, что смогу. Я могу сказать, что этот малыш ни при каких обстоятельствах не прожил бы еще и месяца.

Хульда вытерла глаза.

Они провели в доме кузнеца всю ночь. Они помогали друг другу поддерживать огонь в печи и снова кипятить воду, снова смешивать отвары, вся семья кузнеца сидела над ароматной водяной баней, в них втирали эфирные масла, они слушали и слушали монотонный голос Хейке, который занимался четырьмя младшими. Один раз его ладонь случайно задела руку Хульды, и она рассказывала потом, что это было похоже на ожог, но одновременно она почувствовала, как в нее вливается огромная сила. Если именно это и происходит с ее младшенькими, тогда она спокойна. И она поверила окончательно.

Ночь подходила к концу, усталость ощущалась все сильнее. Большие дети заползли в свою кровать и заснули. Веки Густава стали тяжелыми, но он не захотел ничего пропустить.

Когда на улице забрезжил рассвет, Хейке устало встал и сказал, что на сегодня хватит. Теперь ему хотелось бы пару часов отдохнуть, чтобы продолжить позднее. Он попросил Хульду и Густава выскоблить весь дом, от пола до потолка, сжечь всю одежду и постельное белье. Когда они ошеломленно поинтересовались, в чем же им ходить, он вытащил кошелек и дал им немного денег. После некоторого сопротивления они их взяли. «Ради всего Иттерхедена», как он сказал. «И побольше щелока, когда будете мыть дом! — напомнил он. — Болезнь прячется повсюду».

— Как же нам расплатиться?.. — начал Густав.

— Вам вообще не придется ничего платить, — сказал Хейке и улыбнулся. — Мне понравились эти дети. Захотелось побороться за их жизни. Это большой риск — начать схватку со смертью.

— Так вы думаете?..

— Пока я ничего не думаю. Четверо малышей слишком сильно поражены чахоткой. За одну ночь борьбу не закончишь. Увидимся!

Было немного странно выйти на улицу в зимний холод после такой необычной бессонной ночи. Было чудесно видеть спящий поселок. Как тихо было кругом! Или же просто у Анны-Марии голова была, как ватная, и она ничего не слышала? Она не знала.

— Хейке, я правда, не знаю, где тебе спать, — призналась она. Здесь места нет. Разве что наверху, у Брандтов, но мне бы не хотелось.

— Кажется, тебе не больно нравятся эти люди, — улыбнулся он.

— Нет, не нравятся.

— Да и мне тоже, хотя я едва их видел. Я понял, что твои интересы где-то в другом направлении…

— Ой, но… А разве заметно?

— Еще как! И интерес был взаимный, это я тоже заметил. Ну что ж, он производит неплохое впечатление. Но вокруг него есть какая-то аура жестокости, Анна-Мария!

Она нетерпеливо вздохнула.

— Все говорят о его жестокости. Я думаю, он не такой.

— Да он и не обязательно жесток. Но в его прошлом есть какие-то жестокие события.

Онемев от изумления, она кивнула. Откуда Хейке может все это знать? Он и вправду колдун!

Он сказал:

— Я думаю, нам надо пойти к тебе домой. Винга уже явно выспалась, и я ее мигом выкурю из постели. Анна-Мария улыбнулась.

— Ладно, я пока еще не хочу спать. Так что ты первый.

Пока они шли к дому Клары — всего в нескольких шагах, Анна-Мария спросила:

— А о чем ты приехал сюда говорить со мной? Хейке так и подскочил.

— Ну конечно! Я явно переутомился. Хочу сначала побольше узнать о тебе. Но пока, по крайней мере, спрошу: с тобой ничего не происходило в последнее время?

— Много всего! Но я не понимаю…

Они пришли. Винга уже встала и оделась. Она как раз собиралась в дом кузнеца.

Клара принесла всем троим утренний кофе, и после того, как Хейке и Анна-Мария хорошенько вымылись, трое из рода Людей Льда уселись в комнате Анны-Марии.

Хейке, который невероятно вымотался — ведь ему пришлось так усиленно концентрироваться всю ночь, — разрешили прилечь на кровать. Винга устроилась у него в ногах, а Анна-Мария села на стул.

— А теперь, рассказывай все, Анна-Мария. Абсолютно все.

— Это не так просто. Я не знаю, что вас интересует.

Но она все равно стала рассказывать. О тягостных вечерах наверху, у Брандтов. Обо всех подарках (она вытащила их и показала). О том, как она не могла собраться с силами, чтобы четко сказать «нет». О попытках сватовства Адриана, и что никто из них наверху не понимает, что «нет» это «нет», и о противной Селестине, которую, возможно, надо было бы пожалеть, но которую Анна-Мария терпеть уже больше не могла.

О Лисен, которая возненавидела Анну-Марию из-за Коля, о Керстин, у которой были какие-то дела со сплетником Нильссоном. Об угрозе помолвки. О шахте, которая ничего не стоила, и о фанатизме Адриана по отношению к ней.

А потом она перешла к рассказу о нападении. Хейке захотел побольше узнать об том, но ее ответы прояснили немного.

— А почему вы спрашиваете обо всем этом? — поинтересовалась Анна-Мария.

Хейке долго смотрел на нее, как будто хотел узнать ход ее мыслей. Потом сказал:

— Тенгель Злой проявляет признаки жизни.

Анна-Мария почувствовала, как все ее тело охватывает страх. Именно этого боялись Люди Льда все годы — что Тенгель Злой проснется, прежде чем они смогут обезвредить его злую силу.

— Это невозможно, — прошептала она.

— И тем не менее. Что-то может его разбудить. Кто-то в Швеции здесь стоит за этим — либо сознательно, либо случайно, в результате несчастного случая. Мы думали, что это могла быть ты, поскольку ты вызвала меня.