Но Ларсен спал и ничего не слышал.

Снивель почувствовал в легких боль. Давление воздуха было столь сильным, что лицо его, как ему показалось, стало плоским, кровать все время тряслась, словно хотела разделаться с ним, но он судорожно держался за нее.

Наконец, спустя некоторое время, продолжительность которого он определить не мог, сила звука стала спадать, в такт с этим уменьшилась и вибрация. Комната прекратила вращение, и все медленно стало возвращаться в нормальное состояние.

Снивель сделал глубокий выдох. Потребовалось много времени, прежде чем он полностью пришел в себя. Сердце, легкие работали под высоким давлением, руки, оцепеневшие от крепкого держания за края кровати, тряслись.

Что же произошло на самом деле?

Сегодня он был осторожен с едой.

Но не с напитками! Сначала приличная стопка водки перед обедом, не считая того, что пил раньше еще днем. Потом вино, пунш, опять водка…

Да, но не больше же того, что может выдержать крепкий мужчина?

Может немного перебрал?

Если только не?.. Да!

В голове Снивеля зародилась мысль и получила быстрое развитие. Если только кто-то не отравил еду?

Ясно! Какой-нибудь дьявол в его доме связан с Элистрандом и сейчас пытается отравить его!

Но Снивель ведь не обыкновенный юрист. Он быстро обнаружит преступника. Заменить подозреваемого будет просто.

А потом через несколько дней можно пригласить и пастора. Это никогда не повредит.

В Элистранде во всю ягнились овцы. Винга и Хейке последние сутки непрерывно проводили в овчарне. Овцы были самой существенной частью хозяйства, в которую Винга вложила большие средства, когда начала восстанавливать Элистранд после довольно экстравагантного хозяйствования адвоката Сёренсена. Он в основном стремился к собственному удовольствию, был пресыщен и не думал о будущем. За какое-то мгновение, как говорится, «высосал» из поместья все, что мог. Не думая о будущем, вырубал леса, продавал урожай и скот, чтобы получить сиюминутный выигрыш. Это нанесло урон Винге, но Хейке и работники были хорошими советчиками. Сколько Хейке помогал ей материально, она никогда не узнает, но помочь он ей хотел. Конечно, его беспокоило то, что у него не будет таких больших возможностей, когда он вернет себе Гростенсхольм.

Если когда-нибудь вернет!

По правде говоря, им не нужно было проводить в овчарне дни и ночи, но они оба любили животных и им нравилось находиться там. Конечно, это было утомительно, требовало много сил, но в то же время чувствовали они себя превосходно. И как часто говорили работники, помощь от них была большая. Все шло прекрасно, никаких несчастных случаев, но все же они проявляли осторожность. Работать с животными — хорошо вместе. Это придает особую теплоту их отношениям. Кроме того, в этом было то преимущество, что, смертельно устав, они заваливались спать, каждый в свою постель, без нежелательных мыслей. Нежелательные — слово довольно глупое. Сейчас они думали прежде всего о детях жителей уезда. Свои же желания они знали слишком хорошо.

Хейке был в овчарне вместе с одним из работников, когда Винга вбежала туда с бумагой в руке.

— Письмо! — радостно воскликнула она. — Письмо от Арва Грипа.

Хейке выпрямился:

— Что же он пишет?

— Гунилла наконец вышла замуж за Эрланда из Бакка. К Рождеству они ждут появления ребенка. Разве это не радостная весть?

— Да, действительно хорошие новости! Значит, она покончила со своими трудностями. Эрланд хорошо поступил!

— Не она ли испытывала страх… — Винга бросила взгляд на работника и закончила тихо, — перед мужчинами?

— Да. Она прекрасная девушка. Желаю ей всего хорошего.

Как всегда, когда упоминалось имя Гуниллы, глаза Винги становились слегка зелеными. Хейке был неосторожен, рассказав ей о том, что он вынужден был прибегнуть к траве, заколдованной Суль, чтобы изгнать Гуниллу из своих мыслей.

Этого не следовало бы делать. Молчать о своей прежней влюбленности полностью не стоит, но о ней следует говорить легко. Словно она не имеет никакого значения. В противном случае своей искренностью можно навредить.

Хейке залился счастливым смехом.

— Значит Арв будет дедом! Можно представить себе, как он рад!

— Да, об этом он тоже пишет. Ах, Хейке, не удивительно ли, как вдохновляют такие новости? Появляется желание самой родить ребенка.

Работник прокудахтал что-то о том, что у Хейке появился шанс.

Но Хейке смотрел на Вингу и думал, что это невозможно. Она сейчас не может иметь ребенка, ибо сама еще дитя.

Потом, когда она и работник осматривали очередную овцу, ему пришло в голову, что многие ошеломляющие причуды Винги, даже опасная для ее жизни неуправляемость — вовсе не ребячество. Просто она такая! Она более зрелая, чем он мог себе представить, и на всю свою жизнь останется со своими причудами и сумасбродством; во всяком случае, с сумасбродством по житейским нормам.

Может быть, она не станет серьезной, ответственной матерью, но он верит, что ее ребенок станет очень хорошим!

Может, он судил о ней несколько неверно? Не отлично ли она справилась с хозяйством в Элистранде? Может быть, не всегда в согласии с принятыми нормами, но видя, как работники и слуги боготворят ее, чувствуешь, что она поступает правильно.

Нет, Винга не изменится. Его любимая Винга будет продолжать шокировать его и других. Жизнь в связи с этим преподнесет ей суровые уроки, и его задача смягчить удары судьбы.

Эта мысль наполнила его такой нежностью и теплом, что он вынужден был отвернуться, чтобы никто не увидел, как в его глазах заблестели слезы.

Он, который повел себя так осмотрительно, когда она предложила отправиться к пастору и попросить его огласить их желание вступить в брак! Ему показалось, что для нее это слишком рано. Следует дождаться ее восемнадцатилетия.

Она тогда обиженно и разочарованно фыркнула. Заявила, что он прицепился к этим восемнадцати годам, неужели он думает, что тогда свершится чудо? Что за одну ночь она станет взрослой и нудной женой в грязно-коричневом платье и с всклокоченными волосами?

И она убежала, прежде чем он успел сказать что-либо в свою защиту. А когда они встретились вновь, она была снова весела, переполнена радостью и занята другими делами, и ему вообще не удалось поговорить о свадьбе.

Он увидел, что им нужна помощь и присел на корточки возле овцы.

Винга наблюдала за руками Хейке в темной и теплой овчарне. Она видела нежное движение, когда он гладил нервное тело овцы. Овца была очень молода. Ее первый ягненок, и она наверняка боялась того неизвестного, что происходило с ней. Хейке, думала Винга, действительно чудесный пастух. Он обращался мягко и разговаривал утешительно не только с ягнятами, но и старые ужасные овцы получали удовольствие от его мягкого, нежного голоса, а эти руки, будучи на вид такими огромными и неуклюжими, на самом деле могли быть ловкими и нежными.

Я хочу, чтобы они ласкали меня, думала она. Ласкали по-настоящему, хочу, чтобы они были руками любовника. И я верю, что Хейке будет таким же нежным и заботливым по отношению к малышу, его собственному ребенку.

И моему.

Из мечты о будущем ее вывел голос работника. Он уже встал и смотрел в окно.

— Ого, — произнес он, — новые беглецы из Гростенсхольма.

Винга и Хейке подошли к нему. Мешая друг другу, они смотрели через маленькое оконце в стене.

— Да, действительно, — пробормотал Хейке. Он не знал, радоваться ему или нет, наблюдая за беглецами.

— Каждый день кто-нибудь уезжает, — сказал работник и вернулся к овце. — На днях один бежал со всех ног, как будто на пятки ему наступил сам Дьявол. А на следующий день уехала горничная Виола, утверждавшая, что ее окружили какие-то ужасные существа с рогами, как у зверей, с копытами на ногах, лошадиными хвостами, поднятыми почти столбом вверх. Видела она у них эти длиннющие штуки… Извини, фрекен, я не хотел…