— Мы постараемся изменить его внешность до неузнаваемости, думаю, это не так трудно. Вы поедете с нами, матушка?

Габриэлла вздохнула:

— Мне бы хотелось еще разок взглянуть на Габриэльсхюс! Но, боюсь, такое путешествие мне уже не по силам, особенно зимой. А вы поезжайте! Там он будет в безопасности.

— А Элиса? Йон? — спросил Доминик.

— Они останутся здесь. Малыша нельзя зимой везти на корабле!

— Элиса не выдержит разлуки.

— Ульвхедин вернется сюда, когда все уляжется. Или Элиса с Йоном поедет к нему. Весной.

— Скорее всего, им придется ехать к нему, — горько сказал Доминик. — Ульвхедину в Норвегии грозит смерть.

Наконец они добрались до Ульвхедина и рассказали ему, что случилось. Как и следовало ожидать, Элиса была против его отъезда, но Ульвхедин понял, что дело серьезно.

— Ты приедешь ко мне, Элиса. — Таким мягким голосом он говорил только с ней и с ребенком. — Вместе с Йоном. Вспомни, мы все время этого опасались. А теперь нам предлагают выход…

— Тебя поймают еще до того, как ты успеешь сесть на корабль. — Элиса заплакала.

— Нет, нет! — быстро сказала Виллему, она успела все обдумать, пока они проталкивались через зал. — Господи, как они громко поют, приходится кричать. Я уже придумала, как мы отвезем Ульвхедина в Кристианию. Положитесь на меня. Он ведь больше не хромает, а его внешность мы изменим.

Габриэлла не понимала, как можно сделать неузнаваемым человека, в котором больше семи футов росту, но она уже давно перестала удивляться выдумкам своей дочери. Тем более что терять было нечего.

— Ну что ж, придется нам поехать в Данию, раз наши датские родственники не смогли приехать сюда, — сказала Виллему. — Что там говорится про гору и Магомета?

— Будь осторожна в сравнениях, — трезво заметила Габриэлла.

Они быстро прошли через зал, в сенях их встретил зимний холод. Ульвхедин обернулся к остающимся.

— Позаботьтесь о них, фру Габриэлла, — попросил он.

— Не волнуйся, Ульвхедин.

— Спасибо! И ты, Элиса, заботься о фру Габриэлле. Помогай ей в Элистранде!

— Конечно. Мы будем ждать вестей от вас.

Ульвхедин обнял жену и прижал к себе, но так, чтобы не придавить ребенка. Минуту они постояли молча. Все были опечалены.

— Не повезло тебе с мужем, Элиса, — проговорил Ульвхедин.

— С недостатками мужа надо мириться, — всхлипнула Элиса. — Для меня ты самый лучший, Ульвхедин. Останься!

— Невозможно, — шепнул он ей.

— Я знаю, иначе тебя схватят.

— Береги себя, Элиса! Теперь ты отвечаешь за сына!

— Я знаю. — Элису душили слезы.

— Весной увидимся.

Ульвхедин поцеловал темную головку сына.

Виллему, Доминик и Ульвхедин быстро скрылись за дверью. В зале гремела песня, танцующие допевали последние слова:

Язычники были убиты.

Габриэлла вернулась в зал и обратилась к гостям:

— Сейчас сюда явится фогт, чтобы арестовать Ульвхедина, который только что бежал отсюда с теми, кто ему помогает. Если фогт спросит у вас о нем, скажите, что он уехал в Швецию с моей дочерью и ее мужем около четырех дней назад. Больше вы ничего не знаете. И ты тоже, Элиса! И помни, ты должна говорить о муже с горечью, ведь он бросил тебя! Сможешь?

— Я могу только плакать, — всхлипнула Элиса. — Мне так грустно. Но я скажу, что он уехал четыре дня назад.

— Прекрасно. А остальные?

Все ответили согласием. Ульвхедин не причинил зла ни одному человеку в округе, хотя многие и побаивались его. Может, кто-то из них и был бы не прочь получить вознаграждение за его поимку, но тогда бы пришлось распрощаться и с домом, и с землей в этих местах, и еще неизвестно, нашли бы они сносное пристанище в другом месте. К тому же никому не хотелось покрывать себя позором в глазах людей.

Габриэлла покинула праздник. Ей хотелось помолиться за своих детей. В ее сердце проснулась тревога за них. Все казалось так просто, когда об этом говорила Виллему, сомнения начали одолевать Габриэллу уже потом.

Она пошла пешком. В карете уехали Виллему, Доминик и Ульвхедин — они торопились скорее добраться до Элистранда. Но Габриэлла не собиралась идти домой. Она завернула на кладбище к могиле Калеба.

На могиле лежали увядшие цветы и листья. Было по-зимнему промозгло, сидеть на скамейке было холодно. Габриэлла остановилась возле могилы.

— Родной мой, — прошептала дна. Она не первый раз разговаривала так со своим покойным мужем.

— Любимый, нашим детям сейчас трудно. Их ждет долгий и опасный путь. Им предстоит переправить Ульвхедина в Данию. Помоги им, защити их! Я знаю, ты, как и я, обычный человек, но поговори с нашими покойными родичами, которые обладают способностью преодолевать границу между миром мертвых и живых. Я знаю, некоторым из них это дано. Виллему часто рассказывала о Тенгеле Добром, ты, конечно, помнишь об этом. И еще есть Суль.

Она помолчала и заговорила опять:

— Я простила Ульвхедину то, что он послужил причиной твоей смерти. Сейчас тебя все равно уже не было бы с нами. Только мы с тобой знали о твоей неизлечимой болезни… Помоги ему, Калеб, он один из нас, и ты это знаешь. Попроси наших предков защитить его! — Габриэлла горько улыбнулась. — Мы, потомки Людей Льда, служим разным богам, хотя это и не дозволено. Вот и я только что молилась нашим предкам так же, как они в свою очередь молились когда-то своим — в неизвестной ледяной пустыне на востоке. Это наша общая черта, она пошла от нашего прародителя и передается из поколения в поколение. Но теперь я пойду в церковь, и буду молить Сына Человеческого защитить наших детей. Мне, одной из немногих в нашей семье, дано молиться в церкви. Наша дочь Виллему лишена этой возможности. Она относится к желтоглазым. Я никогда не знала, радоваться мне этому или плакать.

Габриэлла наклонилась и погладила могильный холмик. Разговор с Калебом принес ей облегчение. По дороге в церковь она остановилась перед высоким камнем, на котором были высечены имена Тенгеля, Силье и Суль. Габриэлла низко поклонилась этому камню и прошептала:

— Прислушайтесь к молитве Калеба, Тенгель и Суль. Вы так часто помогали моей дочери… Поддержите ее еще раз!

Потом Габриэлла пошла в церковь молиться христианскому Богу. Ей хотелось призвать на помощь Виллему всех, кто только в силах был ей помочь…

Виллему знала, что делает. Через некоторое время четверо всадников уже ехали из Элистранда в Кристианию.

Доминик и Виллему были одеты как простые, но зажиточные бюргеры. С ними ехал слуга, державший на поводу лошадь, на которой ехал слепой. Благодаря этому, глаза Ульвхедина, которые могли выдать его, были скрыты повязкой, повязка к тому же закрывала и большую часть его лица. Одет он был просто и бедно, поверх одежды был, накинут коричневый плащ с капюшоном. Слуга должен был вернуться с лошадьми в Элистранд.

Андреас, мастер на все руки, уже давно сшил Ульвхедину сапоги, в которых место недостающей стопы, было туго набито опилками. Теперь никто бы не догадался, что у Ульвхедина не хватало одной стопы. Хромал он не сильно. А когда сидел в седле, никто не обращал внимания на его необычайно высокий рост.

Аура зла, которая раньше окружала его и пугала людей, теперь исчезла. Только Виллему знала, каких трудов стоило Ульвхедину победить в себе это роковое наследство. Ему, как в свое время и Тенгелю, приходилось все время бороться с собой. Если Ульвхедину перечили, в нем просыпался гнев, и тогда он напрягал все силы, чтобы не ударить или не убить обидчика.

Элиса даже не знала об этом. Ее Ульвхедин любил и никогда бы не мог причинить ей вред. Но Виллему, ставшая с годами мудрой и проницательной, понимала, что Ульвхедину необходимы те жаркие споры, которые они вели между собой, что эти споры давали выход его врожденной ярости, помогали освободиться от нее. Виллему спокойно выслушивала его презрительные слова и платила ему той же монетой. Обоими руководило одно и то же желание: уберечь Элису.