Наверху был настоящий хаос. Корни выворачивали из земли камни, стены рушились, деревья падали друг на друга, преграждая путь бегущим, которые отскакивали в сторону, уводя друг друга от смертельной опасности. Выбравшись на вершину холма, они вздохнули с облегчением.

Выскочив за ворота и не оглядываясь назад, они сломя голову бежали вниз, в долину. Петер прихрамывал, после того, как ушиб себе ногу, но ему в голову даже не приходила мысль о том, чтобы остановиться.

Вся долина была наполнена шумом и грохотом. Лошади на лугу метались от испуга, но Петеру все же удалось подманить их, и юноши поскакали верхом в Таргул Штрегешти, где толпа местных жителей, приветствовала их как героев.

Мира бросилась Петеру на шею, хотя он совершенно забыл о ее существовании.

— О, спасибо, Хейке, спасибо, — шептала она, плача на плече Петера, — спасибо, что ты вернулся вместе с ним!

— Мы немедленно трогаемся в путь, — торопливо произнес Хейке. — Ты собрала вещи, Мира?

Она кивнула, сразу настроившись на дорогу. Они попрощались с Жено и его супругой.

— Наконец-то мы обрели покой, — сказал трактирщик, пожимая Хейке руку. — Вы не представляете, как много это значит для нас!

— Я представляю, — сухо сказал Хейке.

Ведь теперь он знал, что произошло много лет назад — и лучше было бы ему вообще об этом не вспоминать.

И пока умирающий лес наполнял долину треском и хрустом, они выехали из деревни, помахав на прощание всем. Мира ехала на коне Хейке, а оба юноши скакали на одичавших французских лошадях. Когда они уже поднялись на холм и приблизились к умирающему лесу, Петера осенила одна мысль — и он сказал об этом вслух Хейке, который задумчиво кивнул.

Теперь оба они обнаружили, что понимали, о чем говорили прародители Хейке, хотя и на непонятном им обоим языке! К тому же Ансиола понимала, что говорила Суль, это было ясно, судя по той ярости, которую проявляла ведьма, лежа в своем гробу.

Стало быть, все трое передавали свои мысли, не произнося при этом слов.

Эта идея казалась юному Петеру просто ошеломляющей.

У леса Петер и Мира остановили коней. Хейке неохотно сделал то же самое. Это было то самое место, откуда они в первый раз увидели долину и деревню в день своего прибытия.

— Не оглядывайся назад! — торопливо произнес Хейке.

И, как это обычно бывает, они тут же оглянулись.

Мира вскрикнула.

— Но… — произнес Петер. — Там, внизу, только груды серых камней!

— Развалины домов, — сухо произнес Хейке. — Таргул Штрегешти давно необитаемая деревня. А теперь вперед, нам нужно как можно скорее выбраться из леса!

Сидя верхом на конях, они видели перед собой погибающий лес. Деревья падали друг на друга, издавая при этом жалобный, блеющий звук. Вся долина наполнилась предсмертными воплями. Но всадники не желали больше смотреть на долину — им нужно было уходить прочь!

Хаос вокруг них усиливался.

Скорее всего, был прав тот — может быть, это и был сам Хейке, он уже не помнил, — кто сказал: из леса пути нет, дорога ведет только в долину. На опушке леса тропа оборвалась и началась непроходимая чаща.

Но с властью ведьмы было покончено. Главное теперь для них было сохранять мужество.

И не скакать наобум.

Лошади были тоже неспокойны.

Они кружились и вставали на дыбы, пугаясь адского треска ломавшихся ветвей и жуткой мешанины звуков.

— Мира! — крикнул Хейке, стараясь перекричать шум леса. — У тебя нет никаких моих вещей?

— Лошадь? — спросила она.

— Ты же знаешь, что я имею в виду другое.

Она вздохнула.

— Ах, Хейке, я надеялась, что ты не спросишь меня об этом! Я не могу оставить это у себя?

— К сожалению, нет, Мира. Ты можешь попросить у меня все что угодно, но только не это! Мы с ним — единое целое, и наш род не может лишиться его. Мы с ним — как господин и слуга, и я точно не знаю, кто из нас кто. Мы просто неразлучники!

— Но я чувствовала себя в такой безопасности. Именно благодаря ему я осмелилась отправиться в этот лес. Смогла жить на постоялом дворе, которого не существует.

— Теперь он больше не понадобится тебе. Теперь он нужен мне.

Со скорбным вздохом она сняла с себя корень мандрагоры, подъехала к Хейке и отдала ему его.

— Спасибо за то, что ты одолжил мне его! Ты не знаешь, где можно достать такой корень?

— Спроси у торговцев хворостом, — вставил Петер. — Они наверняка знают. Но не все корни столь эффективны. Они должны иметь форму человечка и должны быть привязаны к хвосту черной собаки, висящей на виселице. Эта черная собака умирает от крика мандрагоры, когда корень подвешивается таким образом.

— Это в самом деле так? — недоверчиво спросила Мира у Хейке.

— Я не знаю, — ответил Хейке. — Знаю только, что корень очень старый. Ему по меньшей мере пятьсот лет, а то и больше.

— Но на вид он совсем не старый!

— Это верно.

«Потому что он живой», — подумал он, но вслух об этом не сказал.

Мандрагора, принадлежащая Людям Льда, имела одну необычную деталь. Надземная часть растения была обтрепана, так что остались лишь прожилки листьев. Эти тонкие прожилки напоминали что-то вроде «волос», ниспадающих на «лицо». Так что вид у корня был весьма своеобразный.

Хотя, возможно, «волосами» были как раз корни, Хейке точно не знал.

— Я полюбила этот корень, — сказала Мира, — тебе не следовало одалживать мне его.

— Я хотел спасти твою жизнь, — сказал Хейке.

— Я понимаю, — серьезно ответила она. — И этот корень спас мне жизнь.

Все трое переглянулись, Хейке с явным удовлетворением спрятал мандрагору под рубашку — и они начали углубляться в лес.

Солнце стояло в зените — если в этом лесу вообще можно было говорить о солнце. Но небо быстро затягивалось перистыми облаками. Погода становилась пасмурной.

Лошади упирались, не желая идти в чащу, и пришлось погонять их. Для верности всех трех лошадей связали вместе, чтобы ни одна из них не смогла удрать.

Петера ударила по голове упавшая ветка. Они огляделись по сторонам: вокруг них накренялись и падали деревья, в предсмертных судорогах извивались корневища, от заболоченной почвы поднимались тяжелые испарения, и повсюду слышался треск и хруст ломаемых веток.

Лес был в предсмертной агонии — и им ничего не оставалось делать, как скакать вперед, выбираться из этой жуткой долины.

Ведь теперь они знали, что там, внизу, нет ни одной живой души — ни людей, ни овец, ни постоялого двора, ни церкви, на протяжении уже нескольких столетий… Одни только кричащие вороны!

Там паслись две французские лошади, брошенные на произвол судьбы среди долины, из которой они не могли выбраться — пока не пришел Хейке со своими попутчиками.

Он вздрогнул, подумав об ужасающем безлюдье позади них.

Одно лишь кладбище осталось целым среди руин. И на этом кладбище в мире покоилась княгиня Феодора со своей маленькой дочерью, среди своей родни. Кучер со своей лошадью тоже обрели покой, где бы они сейчас ни находились. А злая Ансиола была насквозь проткнута стальным стержнем и больше не могла никому причинить зла.

Лес, это материальное воплощение ее жажды мести, олицетворение ее неутолимых эротических желаний, теперь испускал дух — и они с великим трудом продирались через непроходимую чащу. Скоро, совсем скоро, через год или два, на этом месте вырастет новый молодой, настоящий лес.

Долина была теперь очищена от проклятия.

Пробираясь среди падающих деревьев по заболоченной почве, Хейке негромко сказал Петеру:

— Как у тебя?.. У тебя по-прежнему проблемы с… — Чувство стыда не позволяло ему говорить напрямик.

— Нет, нет, — поспешно ответил Петер. — Теперь все в порядке. Это произошло сразу после того, как ты всадил в нее стальной стержень.

— Хорошо, — кивнул Хейке. — Теперь мы точно знаем, что она мертва. А то ведь есть такие существа, которым приходится отрезать голову, чтобы освободить их от проклятия.