Лив взяла его под руку:

— Теперь мы одиноки — ты и я, маленький братец мой.

Братец, который был на голову выше своей сестры, сказал:

— Да. Потому что мы из рода Людей Льда. Выносливы и сильны. У нас впереди еще многие годы одиночества.

— Отец этого не смог вынести, и выбрал он смерть после кончины своей Силье. Аре кивнул головой.

— Многих мы потеряли, ты и я, — печально заметила Лив. — Детей и внуков. И все это связано с жестоким проклятием. Знаешь, Аре, когда скончался Даг, у меня возникло такое страстное желание последовать за ним.

— Я понимаю. Я чувствовал то же самое, когда умерла Мета. Но мы нужны нашим детям и внукам. Мы их твердая опора.

— Я знаю. Тебе не кажется, что трагедии нашего рода уже достигли своего предела?

— Да. На время все это должно кончиться.

Лив задумалась.

— Ты знаешь, почему, Аре? Многие годы я беспокоилась о Даге. Я знала, что его время истекает. И я уверовала в то, что, когда он умрет, я не выдержу. Но сейчас я спокойнее. Скорбь грызет, а на душе спокойствие. Как ты думаешь, почему это?

— Это естественно.

Она помолчала мгновение, а потом продолжала:

— У нас ведь есть, чему порадоваться, не правда ли?

— Конечно.

Лив осторожно заметила:

— Насколько я поняла, Бранду и Матильде хорошо вместе?

— Все идет гораздо лучше, чем предполагали. Матильда — прекрасная жена. Да и у твоих детей хорошие семьи.

— Конечно! Я в отношении Ирьи всегда испытывала слабость, Александр же для меня был просто хорошим ребенком. Сесилия как-то, рассказывая о жизни, намекнула, что в начале у них были затруднения во взаимоотношениях. Я не поняла, а расспрашивать не хотела. Считаю, родители должны быть тактичными.

Они остановились у семейной гробницы Мейденов. Мысли их снова вернулись к Дагу.

— Давно чувствовала, не миновать этого, — сказала Лив. — Тебе хорошо знакомо такое чувство, Аре.

— Да. Я посмотрел на наши липы. Из восьми их всего осталось две. Стоят свежие и крепкие.

— Благодарю Бога, что мама остановила отца, не дала произнести заклятье над остальными деревьями аллеи.

Внезапно она рассмеялась.

— Удивительно! Я осталась единственной на земле, кто видел долину Людей Льда, когда там еще были дома и жили люди.

— Да. Как дела идут у Калеба?

— Он быстро научился читать, писать и считать. Так что основа уже есть. Даг за эти три года сумел дать ему многое.

— Он будет учиться дальше?

— В школе — нет. Даг уже устроил его на работу в Лагтинге[31]. Конечно, на маленькую должность, но Калеб хочет пробиться сам.

— Парень он хороший.

— Да. Маттиас и он очень дружны. То, что он живет здесь — замечательно для Маттиаса, иначе он чувствовал бы себя довольно одиноким. Иногда к ним из Липовой аллеи приходит Андреас и, можешь мне верить, этим трем мальчишкам хорошо вместе. Ведь Андреас одинок, не правда ли?

— Конечно. Иметь мало детей стало у нас обычаем. Не все поступают так, как Сесилия, родившая сразу двоих. Должен сказать, исключительно практичный способ!

Лив задумалась. Они подошли к могилам Людей Льда.

— Знаешь, я долго думала над…

— Да?

— Гростенсхольм такой большой. А я сейчас осталась одна в нашей с Дагом половине дома. Я решила предложить Калебу переехать со временем к нам — не сейчас, он еще слишком молод, — переехать и открыть приют и школу для детей, которые вынуждены работать.

Аре взглянул вверх. В воздухе уже носился запах осени.

— В Гростенсхольме? Это неожиданно, но… Поживем — увидим.

Они стояли и смотрели на большую надгробную каменную плиту могилы Тенгеля и Силье, на которой было высечено и имя Суль. Несколько в стороне лежал новый камень. Сначала на нем не было надписи, здесь предполагали написать имя Аре, но теперь на нем появилось имя Меты. Под ним — имя Тарье, а внизу — Тронда.

В часовне над склепом Мейденов было высечено и имя Колгрима, хотя ни он, ни Суль, ни Тронд не были похоронены на этом кладбище. Все они умерли злой неожиданной смертью далеко от дома. Все они были отмечены проклятием, отвергнуты обществом. Но их близкие хотели, чтобы их помнили как людей обычных и достойных. Поэтому их имена поместили здесь.

В 1660 году скончалась Юлиана. Ее муж Иохан Банер, женившийся после ее смерти, взял к себе Марку Кристину и маленького Микаеля. Однако, он страдал серьезной болезнью легких, полученной на войне, и жить ему оставалось не много. Своих детей от нового брака и ребятишек Юлианы он доверил шурину.

После смерти Банера Аре и Лив пытались найти маленького сына Тарье. Но они не знали имени шурина Банера, и сколько ни писали и ни запрашивали, им не удавалось отыскать ни шурина, ни вдовы Йохана Банера, имя которой им также было неизвестно. Некоторые отвечали им, что следует поискать в Эстонии, но как можно найти человека в огромной стране, не имея отправной точки?

Они сами допустили ошибку, посчитав, что шурин — это брат жены Банера, хотя это был муж сестры Йохана Банера. Но и знай они правду, это вряд ли помогло бы, поскольку родные Банера были разбросаны по нескольким странам, ведь все они были воинами.

Связь с маленьким Микаелом была утрачена.

Единственным утешением для них было то, что он носил фамилию Линд из рода Людей Льда. И они надеялись на то, что когда-нибудь отыщут мальчика.

А если нет..? Их пугала эта мысль. Ибо в генах его было злое наследство Людей Льда.

Габриэлла Паладин крутилась перед зеркалом.

— Мама, я такая плоская, — жаловалась она. — Посмотри! Нет никаких выпуклостей.

Сесилия оторвалась от рукоделия, взглянула на нее и улыбнулась, вспомнив о том, как она сама бывала недовольна собой в молодые годы.

— Все будет, — успокоила она. — Тебе ведь только семнадцать.

— Но фигуры других девушек совсем другие. А мой нос. Он же совсем не смотрится!

— Нос твой в порядке. Ты очаровательна, Габриэлла.

— Ты так говоришь потому, что ты — моя мать. А что скажет Симон?

— Симон с благодарностью воспринял соглашение между его родителями и нами, — сказала Сесилия. — Но вы должны подождать со свадьбой до нового года, когда ему присвоят звание капитана.

— Мне не нравятся такие соглашения, мама. Никогда не узнаешь, с желанием или без него вступает в брак другая сторона.

— Первыми предложение сделали его родители, — напомнила Сесилия. — Были предложения из других семей, которые тоже с удовольствием хотели бы видеть тебя своей невесткой.

— Да, но это еще не доказывает, что я нравлюсь Симону. Я не хочу всю жизнь чувствовать себя нежеланной.

— Чепуха, Габриэлла! Симон давал повод так думать?

— Нет, но как узнаешь?

Габриэлла снова принялась рассматривать свое отражение в зеркале. Она попыталась получше уложить свои блестящие черные волосы, но у нее ничего не получилось.

— Почему у меня волосы не вьются, как у многих в нашей семье? Взгляни на этот конский хвост! Симон изящен, — промолвила она. — Мама, ты уверена, что он любит меня?

— Абсолютно, — заверила Сесилия, решив не упоминать о дошедших до нее слухах о том, что Симон, выбранный ими для Габриэллы после долгих и тщательных поисков, вступил в связь с одной из менее знатных придворных дам. Молодой и довольно легкомысленной женщиной. Слухи глубоко взволновали ее и Александра. Целую ночь они не спали, и вчера Александр пригласил к себе молодого человека и потребовал объяснений.

Симон поклялся офицерской честью, что все это злые сплетни, и что он глубоко и искренне любит их дочь.

Породниться с родом Паладинов — большая честь. Сесилия, когда-то сделавшая рискованное брачное предложение Александру, просто не понимала тогда, сколь велика была такая честь. Знай она это, может, и не решилась бы на риск. От этой мысли ее прошиб холодный пот. Разве могла бы она жить без Александра?