— Гунилла, что с тобой? Почему ты закричала? Нет, не убегай! Подожди!

Она со всех ног бежала в Бергквару. Она бежала прямо через лес, чтобы он не смог преследовать ее. Кровь стучала у нее в висках, она никак не могла освободиться от чудесного и в то же время омерзительного опьянения, которое почувствовала, глядя на него, — она куда хуже шлюхи, потому что смотрела на то самое его место, испытывая при этом телесное удовольствие — и именно в том самом месте своего тела, к которому не имела права прикасаться, а он говорил в это время о том, что они будут жить как муж и жена на его земельном участке.

Ей чуть не стало дурно, пришлось остановиться и несколько раз глубоко вздохнуть. Она стояла, глубоко дыша и чувствуя себя очень несчастной. Потом собралась с силами и пошла дальше. Прислушалась.

Вокруг было тихо. И она побежала прямо в имение Бергквару и тут же нашла Арва Грипа из рода Людей Льда.

Он радостно улыбнулся ей.

— Привет, Гунилла! Ты так запыхалась! Почему ты такая бледная? Ты видела привидение?

Отдышавшись, она поклонилась ему и прошептала:

— Инспектор Грип… Если ваше любезное предложение по-прежнему имеет силу… мне хотелось бы… мне очень хотелось бы стать вашей экономкой. И надолго.

Арв долго смотрел на нее. Он понимал, что что-то потрясло ее, но спрашивать об этом не стал.

Он спокойно взял ее за плечи, и от этого прикосновения у нее чуть не подкосились ноги.

— Прекрасно, Гунилла. Тогда я подготовлю все к твоему приходу. У тебя будет собственная комната с отдельным выходом, и ты можешь взять из дома дорогие тебе вещи.

— Спасибо, — прошептала она. — И мне не придется?..

— Ты будешь моей экономкой и ничем больше.

Возможно, когда-нибудь ты иначе станешь смотреть на все это, но сейчас мы не будем об этом говорить. Я не связываю тебя никакими условиями, ты можешь уйти, когда захочешь.

— Это так чудесно, так хорошо, — со слезами на глазах сказала она.

— Мы договоримся обо всем, вот увидишь, — с улыбкой произнес он.

В этой драме не хватало лишь одной персоны. И этот человек был уже близко!

Наконец-то Хейке Линд из рода Людей Льда прибыл на родину своих предков.

Много лет прошло с тех пор, как Сёльве покинул Швецию, чтобы никогда больше туда не возвращаться.

И вот теперь его сын Хейке, о существовании которого никто не знал, несчастный с самого рождения, приехал сюда, чтобы найти своих родственников из рода Людей Льда.

Он ничего не знал об их судьбах. У него было только три адреса: сестра его отца Ингела должна была жить в имении, которое называлось Скенас, расположенном в Вингокере, в шведской Седерманландии. У него был еще далекий родственник в Андраруме, в Сконе, сын Эрьяна, Арв Грип из рода Людей Льда. А в Норвегии находилось родовое имение Хейке, Гростенсхольм, где теперь вряд ли кто-нибудь жил. А его другие родственники из рода Паладинов — Элизабет Тарк с мужем Вемундом, родственники его отца, жили недалеко от Гростенсхольма, в Элистранде.

Вот и все, что он знал.

И поскольку Сконе находился ближе всего к Дании, Хейке начал именно с него. Ему необходимо было найти хоть кого-нибудь, кто мог бы принять и понять его — человека с такой странной, устрашающей внешностью. Во время своего долгого путешествия на Север он встречал лишь презрение и насмешки. Для такого доброго парня, как Хейке, было просто невыносимо видеть постоянное отчуждение людей, их низменные насмешки, страх и отвращение.

Положение ухудшилось еще и потому, что в немецком государстве имя Хейке было женским. Его отец Сёльве немного подкачал, назвав этим именем своего единственного сына. Сам же Хейке смеялся над этим, потому что для него, так же, как и для многих других, это имя было мужским.

Но эти маленькие недоразумения с именем прекратились, как только он ступил на территорию Дании, а затем Сконе.

Хейке был типичным «меченым» из рода Людей Льда. Его широкие, острые плечи делали всю фигуру более объемной, и казалось, что голова посажена ниже обычного: его острые плечи торчали как воротник китайского мандарина, доходя почти до самых ушей. Силуэт его напоминал монстра: чересчур широкая грудь и длинные, свисающие прядями волосы. В темноте же, на светлом фоне, желтым пламенем пылали его глаза — и католики начинали креститься, а протестанты — раскаиваться в своих грехах.

Лицо же его, которое он пытался отворачивать или скрывать каким-то другим способом, чтобы избежать бурной реакции людей, было почти треугольной формы — с необычайно широкими скулами и острым подбородком. Глаза напоминали косые желтые щелки, нос же был слишком широк, чтобы его можно было назвать красивым, а волчий рот дополнял картину демона из преисподней.

И только посмотрев ему в глаза, люди начинали понимать, что бояться его не следует. Глаза его излучали доброту, сдержанную грусть и понимание всего униженного и страдающего. Ни один «меченый» не нес в себе столько человеческой любви, как Хейке, даже Тенгель Добрый. Хейке обладал такой сговорчивостью и мягкостью, которую никто и не мечтал встретить у несчастного «меченого».

Может быть, с течением веков наследие Тенгеля Злого ослабело? Разве не пытался Тенгель Добрый разрушить злые чары, дать своим потомкам мужество, любовь и силу, достаточные для того, чтобы одолеть силы зла?

Возможно, да. А возможно, и нет. Судьба Сёльве свидетельствовала о другом. Его развитие шло в сторону зла. В конце концов в голове у него не осталось ни одной доброй мысли.

Хейке не был абсолютно добрым, напротив! Очень часто он ощущал в своей душе дикие силы, и ему приходилось напрягать всю волю, чтобы обуздать их. Временами он замечал в своем поведении глупость, злобу — и знал, что стал бы в сто крат сильнее, если бы дал этому волю. Он мог бы с легкостью расправиться с теми, кто досаждал ему, и однажды — ему не хотелось вспоминать об этом — зло в нем взяло верх. Какие-то подростки мучили лягушку. Лягушку он спас, но ему было грустно вспоминать о том, как он поступил с этими подростками. Впрочем, тогда он и не мог иначе поступить с ними. Его ужасающий гнев напугал его самого не меньше, чем мальчишек. Он заставил их пережить то же самое, что они проделывали с маленьким животным: он до крови колол их острыми щепками, связал им ноги и оставил лежать на солнцепеке. Так он и оставил их лежать, не обращая внимания на их мольбы к Богу и раскаяние по поводу содеянного.

Тогда Хейке возненавидел свой род и пообещал самому себе, что никогда больше не будет так поступать. Но он знал, что если случится нечто подобное, у него не хватит душевных сил, чтобы противодействовать наследию Тенгеля Злого.

Это была горькая истина.

Добрый конь, полученный им от Милана, верно служил ему. Чтобы не утомлять его, он ехал спокойно, часто останавливался. Ни за что в жизни он не согласился бы потерять его. Отчасти потому, что ему не на что было купить себе нового коня, но прежде всего потому, что конь был его другом, с которым он мог поговорить в минуты одиночества, когда тоска по людям становилась особенно сильной.

И еще у него была мандрагора-алруне . Он не сомневался в том, что она была его. Это она спасала его, когда люди по своей глупости и в силу страха хотели забросать его камнями, прогоняя его в ту преисподнюю, откуда, как они полагали, он и вышел. Тогда мандрагора согревала ему грудь, давая ему мужество выйти из затруднительного положения. Этот удивительный корень мог определенным образом «разговаривать» с ним. В критические моменты Хейке приходили в голову весьма чуждые ему мысли, но ему удавалось найти верное решение.

И он ухаживал за этим корнем цветка виселицы! Каждый вечер Хейке снимал с себя мандрагору, и каким бы жалким ни было его ложе, он всегда старался уложить этот напоминающий человечка корень на что-нибудь мягкое; он надевал на него крошечную сорочку, сшитую им из льна, и прислонялся к нему щекой. Кроме того, он брал крошку своей нехитрой еды и клал ее рядом с виселичным человечком. Хейке знал, что больше всего алруне нужна щепотка райской земли, но где ее взять, он не знал. Поэтому он надеялся, что мандрагора не отвергнет его скудные дары.