Они постучались и вошли.

— Т-ш-ш! — произнесла Карин, поднеся палец к губам. — Она заснула.

Посредине большой, роскошной постели лежала малышка, завернутая во всевозможные рюши и кружева. Элизабет их тотчас узнала — они служили покрывалом Карин. Сама огорошенная дама сидела на краю кровати, держа руки над головой ребенка, как бы оберегая его. Она завязала крошечный пучок волос, состоявший, быть может, из семи-восьми волосков, шелковым бантиком.

— Она думает, что это кукла, — удрученно проворчал Вемунд.

— Нет, — ответила Элизабет, лучше разбиравшаяся в женской психологии. — Нет, она так не думает!

Дама была в комнате не одна. Врач, доктор Хансен, тоже находился там. Он поднялся навстречу изумленным вошедшим.

— Я случайно повстречался с бегущей госпожой Карин и решил проводить ее домой, — подавленно произнес он. — Чтобы помочь ей справиться с ребенком.

— Спасибо, это было замечательно, — сказала сбитая с толку Элизабет. — Все в порядке?

— Да. Я могу найти кормилицу для ребенка. Я знаю одну, которая могла бы приходить и даже пожить здесь какое-то время, если вы не имеете ничего против.

— Но ребенок не может находиться здесь!— взорвался Вемунд.

Врач пристально посмотрел на него.

— Я бы поостерегся перевозить ребенка сейчас, — сказал он, делая ударение на каждом слоге.

— Но Элизабет ведь не сможет ухаживать за ними обеими, — прошептал Вемунд.

— Если мне поможет кормилица, тогда порядок, — быстро произнесла она. Она осознала, куда все это могло привести, если все будет хорошо. Вемунду представлялись только устрашающие перспективы.

Карин прошептала со своей постели:

— Доктор Хансен, Вы не встречались прежде с этими двумя? Мой друг и помощник господин Вемунд и ухаживающая за мной дама Элизабет.

Доктор кивнул головой.

— Неужели я опять стала дамой по уходу, — сухо сказала Элизабет. — А разве меня не понизили в должности до горничной?

— Горничной? — подняв от удивления брови, произнесла слишком громко Карин. И сказала опять тихо. — Ты же никогда не была моей горничной, что за вздор ты несешь?

«Она играет или действительно имеет это в виду?» — спрашивали друг друга взгляды Вемунд и Элизабет. Но негодование Карин казалось совершенно искренно.

«Боже мой, как легко она забывает, — озабоченно подумала Элизабет. — Или, может быть, она помнит только то, что ей приятно? Ее сознание решило забыть мою выволочку?»

По глазам Вемунда Элизабет поняла, что он читает ее мысли и что он думает точно так же.

Форма умопомешательства Карин была для них загадкой. Во всяком случае, для Элизабет. Вемунд знал, естественно, больше.

— Я просто пошутила, госпожа Карин, — проворчала она, и ее милостивая госпожа строго и как бы ставя ее на место кивнула головой и опять сконцентрировалась на ребенке.

— Я, пожалуй, поскорее пойду за кормилицей, — сказал врач. — Она достанет колыбель и одежку для новорожденной. Вы выглядите весьма усталой, госпожа Паладин из рода Людей Льда, и вам необходимо помыться.

Вемунд посмотрел на себя.

— Мне самому не помешало бы помыться, — горько усмехнулся он. — Боже праведный, Элизабет, посмотри, какие мы грязные!

— Мы красивы душой, вот что самое важное.

— О себе так говори, — пробормотал он.

Они с опаской посмотрели на Карин, думая о том, можно ли ее оставить одну с ребенком, но она была полностью поглощена девочкой. Нет, не стоило вмешиваться и забирать у нее малышку — это было очевидно.

Довольно нерешительно они спустились вниз по лестнице и оставили приоткрытой дверь, чтобы все слышать. Доктор Хансен отправился за кормилицей.

— Он прав, — сказал Вемунд. — Ты такое существо, которому поневоле приписывают вселенскую силу. Которое может со всем справиться. И забывается, что ты тоже можешь уставать. Иди ложись спать, уже поздно!

— Я думаю, что было бы неплохо сначала помыться. И могу ли я просто так все бросить?

— Я здесь побуду, пока не придут доктор и кормилица.

Элизабет задумчиво произнесла:

— Она была, должно быть, довольно избалованной?

— Карин? Я бы скорее назвал ее замкнутой. Ничего не знавшей об окружавшем мире. Ей казалось, что вокруг нее все должно вращаться. Бедная малышка! Действительность оказалась для нее слишком безжалостной.

Неожиданно Элизабет почувствовала смертельную усталость в теле и в душе.

— Я рада, что ты пришел, Вемунд, — вырвалось у нее.

— Да я… Ой! Да я же за этим и пришел: у меня было к тебе дело, но ни тебя, ни Карин не было дома. Потом я услышал вой сирены из района трущоб и…

— Что за дело?

— Лиллебрур поговорил с родителями. О женитьбе на тебе. Они просят тебя приехать завтра вечером к ним домой в Лекенес, чтобы обсудить этот вопрос.

Если раньше Элизабет была уставшей, то теперь она была четырежды уставшей. Мысль о том, чтобы предстать в Лекенесе свежевыглаженной и умной, казалась ей невыносимой. О Лиллебруре она просто-напросто забыла.

— Ага, — устало произнесла она. — Ладно. Я поставлю воду для мытья в деревянную лохань. Попроси кормилицу закрыть дверь за тобой и доктором, когда вы уйдете.

— Хорошо. Ты знаешь, а сейчас не так уж много осталось от сильной духом и отважной Элизабет Паладин из рода Людей Льда.

— Да. Она где-то в другом месте, — согласилась она. — Именно сейчас я ощущаю неподобающую потребность опереться на широкое плечо и найти утешение. Или просто на нем заснуть.

— Ну что же… — сказал Вемунд Тарк.

— Нет, спасибо, — быстро ответила она. — Если уж ты взял меня в невесты для своего брата, то нельзя допускать того, чтобы ты потом обвинил меня за использование плеча другого мужчины в качестве подушки!

При этом она закрыла за собой дверь на кухню.

Оставшись наедине с собой, она поднесла руки к пылающим щекам и почувствовала, что у нее немного тряслись колени. Оказывается, ее сильно потрясла работа у реки и в хижине и ответственность, которую она возложила на Карин.

Не говоря уже о пугающих перспективах мероприятия завтра вечером.

Лиллебрур Тарк… Кто же он был таков? Как он выглядел? Каково с ним разговаривать?

Она ничего не могла вспомнить.

Элизабет понадобилось немного времени, чтобы, проснувшись на следующее утро, вернуться к реальности. Просыпаясь, всегда ощущаешь чувство, определяемое предыдущим днем — приятное или неприятное. У Элизабет смешались оба. Она знала, что что-то по-прежнему давило, но одновременно что-то прекрасное и притягательное примешивалось к этому щемящему чувству.

Она открыла глаза. Откуда-то раздавались беспокойные звуки, к которым она была совершенно непривыкшей.

Плач грудного ребенка!

Она резко вскочила с кровати и быстро оделась. Потом побежала по лестнице, полная угрызений совести и с тревожно стучащим сердцем. Как она могла доверить Карин новорожденную бедняжку?

В двери она остановилась.

Незнакомая женщина лет тридцати пяти добрым голосом обучала Карин, как менять у девочки пеленки. Бог ты мой! Да, сейчас, разумеется, Элизабет все вспомнила и облегченно вздохнула.

Когда она вошла в комнату, они обе повернулись в ее сторону.

— Элизабет, подойди сюда и посмотри, — с энтузиазмом воскликнула Карин. — Я пеленаю маленькую Софию Магдалену. Она так хорошо спала всю ночь. Она немного раздражена, потому что хочет есть, но госпожа Воген сейчас все уладит. Ну разве она не прелестна?

— Да, она действительно очаровательный ребенок, — сказала Элизабет. Она заметила, что неуверенность в голосе Карин ослабла и появились твердые нотки.

— Вы думаете назвать ее Софией Магдаленой? Бесспорно, помпезное имя для ребенка из трущоб!

— В честь Ее Величества Королевы, — с достоинством произнесла Карин.

Королевы? Элизабет чуть не стало дурно. Дания и Норвегия к тому времени успели поменять по меньшей мере трех королев после Софии Магдалены!

Загадка Карин становилась все более сложной.