— Они только болтают, — сказала Ирмелин.

Двое подростков весьма хулиганского вида преградили им дорогу. И, будучи старше всех четверых, они воспользовались этим.

— Сопляки! — сказала девчонка. — Вы что, отбились от своей мамаши? Как бы ей не пришлось по вас плакать!

Виллему, которая ничего не боялась, особенно, если рядом с ней были двое больших и сильных мальчиков, посмотрела девчонке прямо в лицо.

— Почему бы тебе не отправиться домой, в свой свинарник, где тебе самое место?

— Виллему, ты что? — испуганно произнес Доминик. — Ты не должна так разговаривать с этой девочкой! Она же не виновата в том, что бедная!

— А кто виноват в этом? — молниеносно отреагировала девчонка. — Вы же сами! Ваши чертовы засранцы из Гростенсхольма!

Мальчишка подошел к ним угрожающе близко.

— Среди вас затесался швед? Путаетесь, значит, с врагами? Я расскажу об этом отцу!

— Война уже закончена, — сухо заметил Никлас.

— Заткнись, желтоглазый черт! Все знают, что твоя мать путалась с дьяволом!

Ирмелин потихоньку подошла к мальчишке и, глядя на него своими мягкими глазами, грустно сказала:

— Тебе нравится ранить других?

Оба подростка растерянно уставились на нее. А Ирмелин продолжала:

— Почему бы вам не прийти к нам в Гростенсхольм и не поиграть с нами? Вас угостят сиропом и печеньем…

Мальчишка растерянно моргал, не зная, как ответить на это. Сестра же оказалась находчивее.

— Вы думаете, нам охота играть с сопляками? Пошли вы все к черту!

Схватив за руку брата, она перебежала с ним через дорогу.

— Подождите, — крикнула она через плечо, — подождите, отец знает, как с вами со всеми справиться!

— Уфф… — с дрожью произнес Доминик.

— Не обращай внимания, — успокоил его Никлас, — они только трепятся…

Виллему стояла и смотрела им вслед сверкающими глазами.

— Когда-нибудь, — произнесла она сквозь зубы, — когда-нибудь мы подрастем и повзрослеем, мы, трое желтоглазых. И тогда уж мы покажем вам, свартскугенцы! Мы вам покажем!

Давным-давно, много сотен лет тому назад Тенгель Злой отправился в безлюдные места, чтобы продать душу Сатане.

С него начался род Людей Льда.

Тенгелю было обещано, что ему будет сопутствовать удача, но за это один из его потомков в каждом поколении обязан служить дьяволу и творить зло. Признаком таких людей будут желтые кошачьи глаза. И все они будут иметь колдовскую силу.

И однажды родится тот, кто будет наделен сверхъестественной силой. Такой в мире никогда не было.

Проклятие будет висеть над родом до тех пор, пока не найдут места, где Тенгель Злой зарыл горшок, в котором варил колдовское зелье, вызвавшее Князя Тьмы.

Так говорит легенда.

Правда это или нет – никто не знает.

Но в 1500-х годах в роду Людей Льда родился человек, отмеченный проклятием, который пытался творить добро вместо зла, за что получил прозвище Тенгель Добрый.

В саге рассказывается о его семье, главным образом о женщинах его рода.

Виллему, единственный ребенок Габриэллы и Калеба, проснулась в предрассветные сумерки оттого, что кто-то бросил камень в окно.

Она вскочила с постели, но тут же пошатнулась и ударилась о край кровати. К этому она привыкла, сама была виновата в том голоде, который изнурял ее, отнимая силы.

В 1673 году после нескольких неурожайных лет страну охватил ужасный голод. Поместье Элистранд, где жила Виллему, находилось в лучшем положении по сравнению с большинством поместий уезда. Выручили старые запасы. Но Виллему была упрямой. Она делилась всем с другими пока была возможность и испытывала некую жестокую радость оттого, что подвергала себя такому аскетизму.

Все это начинало сказываться на ней. В свои семнадцать лет, обладая своеобразной очаровательной внешность, она начала худеть. Светлые с рыжеватым оттенком волосы поблекли, желто-зеленые глаза глубоко запали. Кожа стала почти прозрачной.

Но все ее существо светилось внутренним пламенем, которое было почти устрашающим. В нетерпеливых движениях, словно она таила в себе некую огромную силу, в резкой манере разговора, в ярких глазах – всюду была эта страшная сила. Это напоминало вулкан, наполненный не находящей выхода огненной лавой.

Она подошла к окну. На улице стояли Никлас и Ирмелин. Ее родственники из поместий Липовая Аллея и Гростенсхольм. Оба старше ее на один год.

Виллему жестом показала: сейчас выйду.

Быстро и небрежно накинула на себя платье, особой заботы о своей внешности она не проявляла. Она любила лишь опрятность. Габриэлла часто приходила в отчаяние, глядя на свою непокорную дочь.

Молодую девушку мучила неукротимая жажда жизни. В душе она страстно желала чего-то особенного – того, что, она это чувствовала, скрывалось в будущем, чего-то необычайного, которое ей так сильно хотелось испытать. Слушая чужие рассуждения о любви, она знала, что ее понятие любви было совершенно иным. Для нее любовь была чем-то бескомпромиссным, чувством, которому человек отдавал всего себя. Чем-то таким, что полностью возвышало человека, и он сам становился любовью. Этого она еще не переживала, но она ждала…

Она вышла во двор. Было холодно. Воздух дышал морозом. Неслышно подкрались первые осенние ночи с звенящим под ногами тонким льдом на озерках и хрустящими былинками травы.

– Привет, – сказала она и снова убедилась, что Никлас превратился в очень привлекательного молодого человека, возбуждающего интерес своими косящими глазами, отдающими желтизной.

– Что случилось? Почему вы оказались здесь так рано?

– В Гростенсхольме сегодня ночью побывали воры, – ответил он.

– Меня это не удивляет. Продукты?

– За ними приходили, – сказала Ирмелин, – но взять ничего не успели.

– Идиоты! – воскликнула Виллему. – Ведь знают, что твой отец справедливо распределяет все это между хуторами и мелкими хозяевами. И кто же это был?

– Говорят, что люди с хутора Свартскуген.

– Могу себе представить! Неужели у этих людей такое искаженное понятие гордости? Отказываются от нашей помощи. А воровать могут! А вы-то почему здесь?

– Отец уехал к больному, – пояснила Ирмелин. – А мама вчера долго не спала, и я не хотела беспокоить ее. Подумала, что мы сами можем что-либо предпринять.

– Что же?

– Понимаешь, наши люди стреляли по ворам и попали в них. Кровавые следы ведут в лес.

– Ой! Подождите, я захвачу кое-что. Ирмелин, ты взяла что-нибудь для перевязки ран?

– Да, из запасов отца. Думаю, что ранены оба вора. Поспеши!

Виллему возвратилась быстро с корзиной в руках. И они тут же побежали в сторону Гростенсхольма. Из всех троих Виллему была самой ослабевшей, но она, чтобы не отстать, бежала, сжав зубы. Ирмелин была мягкой хорошенькой девушкой с крепкой фигурой, как и ее бабушка Ирья, по характеру скромной и располагающей к себе. Подобно Никласу она была очень сильной.

Когда они несколько уменьшили скорость, из-за Виллему, она, задохнувшись, спросила:

– От Доминика что-нибудь слышно?

– Да, – ответил Никлас. – Он пишет, что этой осенью приедет.

– Хорошо. Приятно будет встретиться с ним. Последний раз он был здесь три года тому назад.

Но на самом деле она была не уверена в том, что эта встреча будет столь интересной. Доминик обладал каким-то непонятным свойством, вынуждавшим ее чувствовать себя с ним неловко и ощетиниваться.

Никлас продолжал:

– На этот раз он приедет один. Как тебе известно, на дядю Микаела и тетю Анетту тяжело подействовала смерть Марки Кристины в прошлом году. А Габриэла Оксенштерна сейчас дома тоже нет. Они очень удручены и ехать никуда не хотят.